И танки наши быстры…

Хайнц Вильгельм Гудериан на Восточном фронте. Фото Федерального архива Германии

Победа под Москвой не слишком ослабила немецкие войска, окружений не было – отошли на подготовленные позиции, что и подтвердилось годичным стоянием под Ржевом. Однако Верховный вновь уверовал в свою гениальность и 5 января обязал командующих провести мощнейшие наступления от Ленинграда до Крыма и освободить территорию СССР от врага. Именно тогда лжеинформация стала закладываться в планирование операций РККА: все наступления (кроме Сталинградского) обернулись поражениями и год из «победного» стал «учебным» с таким же количеством пролитой крови, что и предыдущий. Отсюда и родилось не забытое и поныне клише: «Страна была на грани гибели, решалась судьба всего мира, вынужденная безжалостность к своим солдатам была оправданна и необходима». Возразить нечего: жертвовать своими проще, чем побеждать чужих.

Причины танкового погрома

Для Германии ошеломляющей неожиданностью оказалось, что их основная ударная сила средний танк Т-IV в прямом бою не может противостоять не то, что тяжелому КВ, но и среднему Т-34, командирские башенки при попадании снаряда просто отлетали в сторону – прочность крепления оказалась недостаточной. Командир Т-III вспоминал, что четыре раза выстрелил в Т-34 с 50 метров, но броню пробить не смог. Обычная противотанковая артиллерия немцев не пробивала лобовую броню советских машин, для этого использовались 88-мм зенитные орудия или наши трофейные 76-мм пушки. До начала войны в западные ВО поставили 636 «ворошиловых» и 1228 «тридцатьчетверок», а весь танковый парк составлял 25 784 единицы. Управлять и эффективно использовать такую махину было невозможно, что и выяснилось в первые дни войны и продолжалось до 1944 года, да и позже. Только новые КВ и Т-34 уже в 1941 году позволяли разбить фашистскую танковую армаду, большей частью состоящую из слабосильных Т-III и еще более старой техники ее союзников общим количеством 4400 единиц. Традиционное клише о вооруженном до зубов противнике выглядит сомнительно: все зависит от того, как и кто сравнивает.

В монографии Карла Рейнгарта «Поворот под Москвой» приведены данные о потерях танков в 1941 году: Красная армия – 20 500, вермахт – 2831. Несколько удивляет количество потерь противника, но не надо забывать, что вермахт наступал и его потери часто были возвратными, а наши только безвозвратными, более того, исправные Т-34 использовались фашистами и по прямому назначению, а все остальные направлялись в плавильные печи Круппа, поэтому сомневаться в точности подсчета не приходится.

В чем причины трагедии? Ведь они никуда не пропали и из 1941 года перекочевали под Прохоровку и дальше. Без анализа причин приведу фрагментарные сведения о состоянии танковых войск.

Командовать мехкорпусами предстояло не кадровым танкистам, а общевойсковым командирам, не только не имевшим специальной теоретической подготовки, но и не знавшим специфики танковых войск. Командные навыки, надлежащий опыт, профессионализм приходят только с многолетней практикой. Механик-водитель – ключевая фигура успешных действий боевой машины. В декабре 1940 года начальник ГАБТУ РККА генерал-лейтенант Федоров отмечал: «В танковых дивизиях и бригадах имеется около 24 национальностей, из них 15 по-русски не говорят, и поэтому их трудно научить овладеть танком». В 1941 году положение с призывом не изменилось, приоритет имел НКВД, отсюда и низкая выучка водителей – ведь они имели практику вождения в несколько часов, а их командиры не успевали освоить сложное искусство управления танковыми и моторизированными частями. Во время войны советский танк и экипаж успевал три раза пойти в атаку, а немецкий – одиннадцать. Новенькие КВ и Т-34 в 1941 году стояли на консервации: берегли их моторесурс и к началу войны обучили 200 экипажей, поэтому танки обычно и гибли от недоразумений – поломок, отсутствия горючего и запчастей, необученности экипажей, которые по незнанию просто ломали бронетехнику. Сохранились задокументированные причины разгрома 10-й танковой дивизии 15-го мехкорпуса Юго-Западного фронта за первые четыре дня войны:

Будущий главный маршал бронетанковых войск Ротмистров, не имея соответствующего образования и видевший танки на учениях, на волне репрессий в 1937 году, был назначен преподавателем тактики в Академию механизации и моторизации, а защитив кандидатскую диссертацию, обрел статус теоретика ведения танковых сражений, став затем «героем» Прохоровки.

Атака соединений 5-й Гвардейской танковой армии в районе Прохоровки. Фото © РИА Новости

Генерал вермахта Миллентин отмечал: «В 1941 и 1942 годах тактическое использование танков русскими не отличалось гибкостью, особенно слабое умение проявляли младшие и средние командиры. Операции танковых армий заканчивались полным провалом. Иногда противотанковое 88-мм орудие за один час выводило из строя свыше 30 танков».

За месяц войны Красная армия полностью потеряла танковое преимущество, а в воздухе хозяйничало люфтваффе. Враг рвался к Москве с запада и юга. Войска Западного фронта Конева осенью попали в окружение, открыв путь на Москву – ранняя зима и бездорожье противника задержали. С юга к столице рвались танки Гудериана, но не прорвались. Никому не известный полковник Катуков имеющимися у него тридцатьчетверками впервые в практике РККА применил практику засад – ведь его экипажи были такие же малообученные и танков осталось немного.

Устав требовал вести огонь исключительно с ходу, то есть бить противника «повсюду и везде», как в песне. Топливо и масло в вермахте было двух видов – натуральное и синтетическое, из угля. Оказалось, что при морозе ниже 10 градусов оно кристаллизуется, и танки не заводятся, а автоматическое оружие не действует. Об этом просто не знали, хотя позднее проблему решили. Очевидно, Гудериану его и поставляли, поэтому кольцо с запада вокруг Москвы полузамкнули, а с юга – нет. Два фактора стали дополнительными причинами разгрома фашистских войск под Москвой, позволив дождаться укомплектованных и обученных войск из Сибири.

Танковый потенциал летом 1943 года

14 ноября 1941 года фюрер провел совещание и распорядился оставить в производстве четыре вида танков: легких – разведывательных, модернизированных Т-III и Т-IV, созданных на его основе Т-V и тяжелых Т-VI. Модернизация предусматривалась и у Т-34 на Т-34М, а КВ-1 на КВ-3 со 122-мм пушкой, но рабочие и так трудились по 16–18 часов, выполняя растущие планы. Телеграммы от Сталина только подогревали мобилизацию коллективов: «Нельзя терпеть, чтобы наши войска страдали на фронте от недостатка танков, а вы в далеком тылу прохлаждались и бездельничали». Ротмистров в рапорте от 20 августа 1943 года приводит в пример летчиков-штурмовиков, массово погибавших летом 1941 года и вынудивших наркома Шахурина перейти на производство Ил-2 с двухместной кабиной, обеспечив место стрелку-радисту и заменить двигатель на М-82 с воздушным охлаждением, что резко повысило живучесть самолета. В танкостроении понадобилась трагедия Прохоровки, чтобы реально модернизироватьТ-34, а до этого даже с помощью американцев устраняли недостатки.

С осени 1941-го по март 1942-го изготовили более 6 тыс. танков Т-60, непригодных для открытого боя, – солдаты вермахта прозвали их «неистребимой саранчой». Такое количество машин войскам было не нужно – и их сняли с производства, но с явным опозданием. О многолетнем «беспорядке» высказался главный конструктор бронетехники Николай Астров: «Заводоуправление заставляют служить его величеству плану, такой порядок затягивается на годы и почти буквально кастрирует главного конструктора и возглавляемые им коллективы». Нарком среднего машиностроения Валентин Малышев вынужден был признать, выступая перед коллективом завода № 112 в Горьком: «Победа в Курской битве досталась нам дорогой ценой. Неприятельские танки вели огонь с 1500 м, а наши с 500–600 м», по сути, признав, что и военные, и конструкторы проспали создание Германией новых танков, о победе в танковом сражении он не говорил.

Первый серийный танк Т-V «Пантера» покинул завод 11 февраля 1943 года, имел толщину лобовой брони 85 мм, бортовой и кормовой по 40 мм, расположенной под углом, как и на тридцатьчетверке, оснащен 75-мм пушкой и двумя пулеметами, хотя технологически был не доработан. Тяжелый Т-VI, «Тигр», запущенный в серию в августе 1942 года, защищался лобовой броней в 100 мм и боковой в 80 мм, имел 88-мм пушку с дульным тормозом и с поражающей способностью в 1500–2000 м. Трансмиссию отличала высокая надежность и совершенство управления – кувалда механику-водителю, как в Т-34, не требовалась. Уже зимой 1941 года Германия осознала, что блицкриг провалился, и начала модернизацию танков Т-III и Т-IV, а это более 2,5 тыс. машин. Необходимых для изготовления легированных сталей присадок остро не хватало, поэтому Германия до конца войны выпустила 5976 «Пантер» и 1354 «Тигра», а СССР с 1943 года в месяц выпускал 1200 Т-34. Немцы также использовали «Голиафы» и «Битлы» – крошечные машины, внешне напоминавшие британские танки Первой мировой войны, которые управлялись на расстоянии по проводам или по радио. Они несли на себе взрывчатку, которую можно было сбрасывать, а машины возвращались к оператору, взрывное устройство приводилось в действие на расстоянии. Так можно было уничтожать танки противника или подрывать минные поля.

Супертанки изменили тактику ведения боя, используя систему построения, названную «Колокол». Первыми шли непробиваемые «Тигры», а затем легкие танки и бронетранспортеры, последними средние, замыкали бронемашины с наблюдателями, обеспечившие взаимодействие с авиацией, артиллерией, наземными частями. Под Прохоровкой до встречного боя дело не дошло, и «Колокол» не пригодился.

В феврале 1943 года после проведения на полигоне стрельб по трофейным «Тиграм» начальник артиллерии Воронов констатировал: «У нас нет пушек, способных бороться с этими танками». Еще в 1941 году на вооружении Красной армии находилось 370 57-мм пушек ЗИС-2, насквозь пробивавших с километровой дистанции башни танков, часто из-за этого не причинявших им вреда. За ненадобностью их отправили на склады и сняли с производства, которое восстановили только в октябре. Кумулятивные авиационные бомбы ПТАБ, способные прожигать сверху, появились в армии только в это же время. В прямом бою тридцатьчетверки горели как спички, а семидесятки (Т-70) с 45-мм пушками – как факелы, – они и составляли основу парка 5-й Гвардейской танковой армии. Экипажи танков, становившиеся в прямом бою камикадзе, даже без возможности нанести противнику хоть какой-то урон, стали до попадания снаряда покидать их под пулеметным огнем, хотя бы не погибая мучительной смертью в огне. С подобными «самострелами» было кому бороться. Эффективным средством борьбы с танками были самоходные установки СУ-76 и СУ-122, но к 1 июля 1943-го на всю Красную армию их насчитывалось 368 единиц.

Задел для борьбы со стальными хищниками имелся. Еще в середине 1930-х был разработан самоход СУ-14-2 со 152 мм пушкой Бр-2. В 1937 году запускалась в производство установочная партия, главного конструктора Сечинова наградили орденом Ленина, но он оказался «врагом народа», пришлось расстрелять, а о его разработке забыть: новой генерации военачальников самоходки не требовались. В этом же году «Даймлер-Бенц» изготовил опытный образец самоходки «Артштурм», ставшей самой массовой бронированной машиной вермахта, а в 1942-м, после оснастки ее длинноствольной 75-мм пушкой, – и основным противотанковым оружием. Их производство составило 10 500 единиц.

К лету 1943 года командование РККА осознало наше отставание в танкостроении и озаботилось производством подкалиберных снарядов, но не хватало вольфрама и молибдена, поэтому войска в них испытывали острый голод, а кумулятивные снаряды могли использовать только гаубицы. Разработка Т-34-85 с усиленной до 90 мм лобовой броней и 85-мм пушкой, самоходных установок СУ-100, ИСУ-122 и -152 осуществлялась, но массово осваиваться в производстве они стали после того, как сняли легкие танки, и оказать существенного значения в 1943 году не смогли.

Как оценивать Курское сражение

К весне 1943 года вермахт и его союзники были отброшены на 600 км, но после победы под многострадальным Харьковом готовились к генеральному сражению, обоснованно исходя из достигнутого преимущества в танкостроении, для ристалища выбрав Курский выступ. Плацдарм по территории составлял половину Англии с удобным для продвижения танков ландшафтом, проведения авиаразведки, координации действий войск и их маневрирования, ведь сила вермахта была не в количестве войск и техники, а в их эффективном использовании.

Для командования Красной армии запланированная операция «Цитадель» секретом не была. На совещании в Кремле 12 апреля командующие «с передовой», ссылаясь на победы под Москвой и Сталинградом, убедили Сталина изменить сложившуюся тактику вместо наступления на изматывающую противника оборону с последующим контрнаступлением. Изложил согласованную точку зрения Жуков: «Лучше будет, если мы измотаем противника, выбьем его танки, а затем, введя резервы, перейдем в общее наступление».

Всю весну и начало лета саперы сооружали пять заградительных линий минных полей, бункеров, окопов, невиданных в мировой истории, ведь все возводилось в чистом поле, закапывались танки, готовились ложные позиции и т.п. Стороны сосредоточили огромный военный потенциал: с советской стороны 3600 танков, 2400 самолетов, 20 000 пушек и минометов, 1,3 млн солдат и офицеров, против немецких 2700 танков, из них 200 «Тигров» и 280 «Пантер», 2000 самолетов, 10 000 стволов артиллерии и 900 000 гитлеровцев.

5 июля вермахт нанес два сходящихся удара на Курск с юга и севера. Уже в оценке силы ударов командование Воронежского и Центрального фронтов разошлось. На юге он оказался сильнее, чем предполагала Ставка, и армии Ватутина отступили на 25–30 км, а Рокоссовского – на 10–12 км. Командующий считал, что в этом заслуга Центрального фронта, так как войска были сосредоточены на возможных направлениях основных ударов, а на Воронежском фронте они были распределены равномерно.

Еще более спорным остается вопрос о целесообразности превентивного упреждающего артудара за два часа до выявленного разведкой начала наступления, на которое было потрачено от трети до половины боеприпасов, предназначенных для проведения операции. Теперь Ватутин и Рокоссовский единодушны в признании целесообразности и эффективности обстрела, ведь приказы отдавали они. Жуков в мемуарах дает другую оценку: «Нам пришлось вести огонь по площадям. Конечно, артиллерийская подготовка нанесла врагу большие потери и дезорганизовала управление наступающих войск, но мы все ждали от нее больших результатов. Опрашивая пленных, я пришел к выводу, что фронты начали его слишком рано». Георгий Константинович для обоснования своего мнения ссылается на информацию от пленных, а командующий артиллерией 6-й Гвардейской армии Турбин определил потери противника в 4000 человек даже не на глазок, а, очевидно, по траекториям снарядов. Возможно, историки знают, как отделить зерна от плевел, что сомнительно, тем более что на каждого пытающегося докопаться до истины, найдется десяток объясняющих давно сложившуюся правильную идеологическую картину. Одним из таких сражений является Прохоровское.

Что же происходило под Прохоровкой

«В сражении под Прохоровкой проявилось превосходство советской военной техники и искусства над военной техникой и искусством немецко-фашистской армии» – такова трактовка танковой битвы советской историографией, которую в меру возможностей стараются отстоять современные официальные идеологи и историки от власти.

Большую часть стратегических ошибок 1930-х и первых двух лет войны генерал-лейтенант Ротмистров 20 августа 1943 года изложил в рапорте маршалу Жукову. Если отбросить патетику и риторику получается следующее:

– в танковых боях с 12 июля по 20 августа КВ, Т-34, Т-70 противостояли тяжелые Т-VI («Тигр»), средние Т-V («Пантера»), модернизированные Т-IV и Т-III, бронезащитой превосходящие советскую, с более мощным вооружением, совершенной оптикой, поставив нашу бронетехнику в невыгодные условия. При переходе немцев к обороне (как под Прохоровкой) они лишают Т-34 маневренных преимуществ, оставаясь в полной недосягаемости нашего прицельного танкового огня, что ведет к огромным потерям;

– несовершенство трансмиссии, крайне медленный и неравномерный поворот башни, исключительно плохая видимость и теснота экипажа снижают боеспособность Т-34;

– кроме самоходных установок СУ-122 и СУ-152, наши войска не получили ничего нового;

– Т-34 и КВ потеряли первое место среди танков воюющих стран;

– абсолютное большинство подбитых танков становится безвозвратными потерями вследствие отсутствия механизма их эвакуации.

О результатах Прохоровского сражения Ротмистров не сообщает (Жуков и сам их прекрасно знал), не приводит и тактические просчеты ни свои, ни тем более командования фронта, поэтому вкратце о них.

Согласно плану операции «Цитадель», 2-й танковый корпус СС, состоявший из 500 танков, в том числе 50 «Тигров» и 300 модернизированных Т-IV под командованием группенфюрера СС Пауля Хауссера наступал на Курск в обход Обояни и за несколько дней вышел в район Прохоровки. Наступление немцев на юге развивалось успешнее, чем на севере, Ватутину с Центрального фронта передали 5-ю гвардейскую танковую армию Ротмистрова. Для этого она совершила трехдневный 350 км форсированный марш по степи от Остроженки до Прохоровки, что для немцев не могло быть секретом. Еще до занятия 18-м корпусом армии оборонительного рубежа его подвергли бомбежке. Задуманный Василевским и Ватутиным, одобренный Сталиным фронтовой контрудар должен был привести к расчленению, окружению и уничтожению вклинившейся группировки противника, а в случае успеха – перейти в общее контрнаступление. Знавшие Ватутина отмечали его особое штабное чутье на сюрпризы противника, несмотря на неудовлетворительную работу разведки. Ротмистров убеждал Ватутина, что немцы о переброске армии не догадываются, но вряд ли убедил. Тем временем Ставка требовала перехватить инициативу, а для этого было необходимо контрнаступление против дивизий Хауссера. Замедление продвижения 10–11 июля танкового корпуса убедило Василевского и Ватутина: немцы выдыхаются. Ватутин прекрасно понимал, чем может закончиться открытый танковый бой по закрепившемуся противнику, имеющему абсолютное преимущество в огневой мощи. Чувствуя подвох, в слабости противника Ватутин сомневался, как и в целесообразности танкового удара, хотел согласовать перенос времени наступления, посоветовался с Василевским, но тот справедливо убедил его в бесперспективности звонка Сталину. Ватутин попал в западню, расставленную Хауссером и Манштейном.

Биограф Василевского Николай Великанов, ссылаясь на Л. Лопуховского и В. Замулина, описал сражение следующим образом: «Немцы оказались подготовленными к отражению контрудара, и никакого встречного боя двух наступающих танковых лавин не было. Была лобовая атака советских частей на противника, закрепившегося на удобном рубеже. Наши бригады наступали на фронте не более пяти километров в узком коридоре между рекой Псёл и железной дорогой. 2-й танковый корпус СС навязал гвардейцам губительную дуэль, в которой они занимали крайне невыгодное положение. Немцы не подпустили советские танки на ближний бой. Расстреливали Т-34 и Т-70 на дальних дистанциях, находясь в стоячем положении. Тридцатьчетверки и семидесятки не могли конкурировать в огневом поединке с немецкими Т-IV, не говоря об орудиях тяжелых «Тигров». Под Прохоровкой танки 5-й армии, не маневрируя и заменяя тактическое мастерство героизмом и огромными потерями, двинулись на танковый корпус СС, превратив местность перед совхозом «Октябрьский» в кладбище танков, в котором немецкая бронетехника была малочисленными вкраплениями. После пятичасового наступления 5-й армии эсэсовцы отошли на юго-запад за противоположный ров. Атаки продолжила пехота, которую с безопасного расстояния рассеивали танки. Бои вокруг высоты 252,2 продолжались, пока войска не получили приказ окопаться продвинувшись на 1,2–2 км от рубежа, с которого утром начали наступление, – сражение закончилось, войдя в официальную историю в несколько другой интерпретации. Неудачи других Жуков мог оценивать и объективно: «5-я танковая армия имела дело уже с крайне ослабленной группировкой войск». Вместо наград на Воронежский фронт Сталин прислал комиссию под руководством Маленкова – отчет под замком в архивах, но оценка лихой атаки 5-й гвардейской армии имеется как «образец неудачно проведенной операции». 12 июля началось общее наступление Западного и Брянского фронтов, разворачивались войска Степного фронта, союзники высадились в Сицилии, и 13 июля на совещании в Ставке Гитлер заявил о прекращении операции «Цитадель». Роль Воронежского фронта свелась к «изматыванию сил противника», что тоже немаловажно, вопрос в цене «изматывания»

Потенциал Красной армии летом 1943 года был уже настолько высок, как и приобретенное мастерство командования, что даже из тяжелого поражения она сумела достойно выйти и перейти в наступление, которое, правда, закончилось без окружений и разгромов. Вермахт оставил территорию, как под Ржевом, и отступил на подготовленные позиции. Возможно, именно потеря танков Ротмистрова и не позволила решающую победу под Курском назвать блистательной.

Как пишет Великанов, Василевский, одобривший контрудар, позднее признавал его ошибочность. Ватутин до написания мемуаров не дожил. Ротмистров же в мемуарах «Стальная гвардия» танковое сражение описал как в бестселлере: Т-34 и даже Т-70 «успешно поражали в ближнем бою «Тигры» и «Пантеры». Ранее он опровергал это рапортом. Получается: того, что написано в мемуарах, быть не могло, потому что не было.

Заключение

После поражения немцев под Москвой стало очевидно, что блицкриг провалился, а вступление США в войну поставило крест на амбициях Третьего рейха на мировое господство. Победа в войне для СССР была уже вопросом времени и ее цены. Поражения 1942 года цену резко повысили, а время победы серьезно отодвинули. Так, Красная армия в войне потеряла 96 тыс. танков, а вермахт – 23 тыс. Более чем из 40 с лишним тысяч прошедших обучение на танкистов солдат и офицеров убыль составила 31 тыс., или 76%. Комментировать цифры бессмысленно. Огромные потери первых двух лет войны привели к замене абсолютных верных вождю конников на не столь верных генералов, способных учиться на своих ошибках. Для собственного возвеличивания вождь и придумал наступления 1944–1945 годов назвать 10 сталинскими ударами, принижая роль командующих. На банкете после Парада Победы Сталин поднял тост за русский народ, вынесший на своих плечах большую часть тягот войны. Скоро о победе забыли, генералы потеряли былую неприкосновенность, инвалидов с улиц городов свезли в монастыри, от остального мира отгородились железным занавесом.

Армада советских танков в 1941 году не спасла страну от многочисленных поражений и потерь огромных территорий с десятками миллионов жителей. Ветераны войны из ВПК в застойное время вновь пролоббировали производство ненужных тысяч танков, которыми в начале 1990-х заставили поля перед металлургическими предприятиями для утилизации. Сомнительно, чтобы металлолом хотя бы компенсировал стоимость транспортировки и разделки бронетехники.

Нынешний супертанк «Армата» один раз в год радует народ на параде, таща за собой шлейф из технических, финансовых и экспортных скандалов. Целесообразность его изготовления не столько в военной необходимости, сколько в загрузке мощностей «Уралвагонзавода». Заместитель министра обороны Алексей Криворучко сказал: «Машина будет жить».

В очередных списанных 20 млрд долл. африканским должникам (а за последние 20 лет аналогично списали более 100 млрд) основная часть приходится на вооружение, что, по сути, является безвозвратным кредитованием ВПК. К чему ведет бесконтрольность, понятно, как и цена второго места в мире по экспорту вооружений.