Третий «главный испытатель»

Николай Каманин, Сергей Королев и Евгений Шабаров. Байконур. Начало 1960-х. Фото из архива автора

Шабаров – из однолюбов. Одна семья, двое сыновей, одна работа, один коллектив. Более полувека проработал в одном-единственном КБ. Но каком! Головном по первым спутникам и космическим аппаратам на Луну, Марс, Венеру, по пилотируемым кораблям и станциям.

По его биографии, даже краткой, можно проследить историю триумфа и кризисов нашей космонавтики в ХХ веке. Сельский паренек, окончил Ивановский электротехнический институт. По зрению в армию, на фронт не взяли. Зато в будущую космическую верфь был принят уже в сентябре 1946 года.

Восхождение (не взлет) по трудовым ступеням было заслуженным: инженер, старший инженер, начальник – группы, сектора, замначотдела, помощник главного конструктора ОКБ-1. Награды: орден Трудового Красного Знамени (1956 – за «ядерную» Р-5М), орден Ленина (1957 – первый спутник), Герой Социалистического Труда (полет Гагарина), Ленинская премия (1966 – но представление подписал Королев).

Рядом с Королевым

В годы десятилетий на предприятии (а больше – на полигонах) он превращался в опытного проверяющего, в дотошного контролера-испытателя. Рядом были учителя и коллеги: Воскресенский, Трегуб, Осташев, Дорофеев. Направлял, присматривал, если надо – обрушивал критику сам главный конструктор.

Он-то и назначил молодого специалиста на высшую «проверку»: ответственным за наземные испытания ракеты Р-5М с ядерной боеголовкой. Почему? В силу его скрупулезности, педантичности, пунктуального отношения к делу. К тому же именно Шабаров, допущенный в цех, где колдовали над ГЧ, рассказал Королеву о «жестокой» методике работы атомщиков: тройном контроле за любой операцией. И Сергей Павлович согласился с внедрением такого алгоритма в ракетную область.

Когда на импровизированном митинге Королев поблагодарил всех за успех первого спутника и грянуло «Ура!», то, по словам Ярослава Голованова, все были возбуждены необычностью совершенной работы и радостной перспективой вернуться наконец домой.

«Возбуждение усилилось, когда зам Королева Е.В. Шабаров дал команду... выдать победителям спирт. Чтобы не ходили по несколько раз, определил норму: чайник на человека... Может быть, именно щедрость начальника, сознание, что чайник выпить трудно, привели к тому, что сильно пьяных не было».

Но, как поведал автору космонавт Алексей Елисеев, мог Шабаров и урезать «наградные». «Когда бригада посылала очередного ходока с просьбой выделить, например, восемь литров «для протирки оптических приборов», Евгений Васильевич строго спрашивал: «А сколько вас?» Выяснив, что шестеро, определял – три литра. Апеллировать было бесполезно».

Шабаров в ту пору был помощником руководителя уже самостоятельного ОКБ-1. Но ведал, по сути, важнейшим участком: испытаниями, надежностью.

Весной 1962 года Королев назначил его руководить летными испытаниями первой твердотопливной ракеты. Трехступенчатая машина со стартовой массой более 35 т была рассчитана на дальность 2500 км. Первые аварийные пуски с Капустина Яра вызвали сомнения в Минобороны: нужна ли еще одна ракета средней дальности, если готовыми стоят Р-12 и Р-14?

Королев предвидел такой поворот и перенацелил проект на гораздо большую дальность при возрастании стартовой массы. Теперь машина могла пролететь 10 500 км; так появилась РТ-2. Не без вклада помощника, ставшего заместителем главного конструктора.

В Капустином Яре, а в 1960-е годы и на Байконуре он был очень видной фигурой. По словам космонавта Владимира Аксенова, на рабочем месте Шабаров более половины жизни провел – а местом этим были полигоны. Дело свое знал до тонкостей.

Как подчеркивает конструктор Юрий Григорьев, действовал Евгений Васильевич весьма рационально. Его слова немало значили в среде военных и гражданских специалистов космодрома. Не случайно его считали «оком государевым», полномочным лицом главного конструктора.

Другой королевец Михаил Турчин также считает: «Это был в высшей степени талантливый конструктор; все разработки носят отпечаток работ им подобранного коллектива. Очень быстро схватывал суть трудностей и пути преодоления таковых».

Как признался старший сын Александр, отец всегда приглашал домой вернувшихся из полета космонавтов. Первый тост – «за мягкую посадку». А затем традиционная просьба: «Ну, как проходил полет – это я в отчете прочту. А что было на самом деле?» И начиналось неформальное обсуждение важных деталей.

После Королева

Настали иные времена. Жесткость управления порой подменялась окриком, госпартверхи подгоняли отрасль к запуску новинок к очередным съездам и юбилеям. Василий Мишин, не имевший такого, как Королев, политического веса в Кремле и такого авторитета у академиков в Совете главных конструкторов, был вынужден лавировать. Тем ценнее слова его заместителя Шабарова: «Если на одну чашу весов положить знания и интуицию Мишина, а на другую – эти же качества всех замов сразу, то и тогда чаша Василия Павловича перевесит».

…Если и были какие-то надежды на облет Луны до конца 1967 года, то уже к середине июля большинству членов госкомиссии стало ясно, что инженеры просто не смогут выдержать срок. Первый полностью укомплектованный 7К-Л1 под номером 4 после четырех долгих месяцев только закончил экспериментальную отработку.

Евгений Шабаров, руководивший подготовкой корабля, провел немало дней и ночей на заводе, устраняя множество проблем. Однако предполетные испытания, обычно занимавшие несколько недель, даже не начинались.

Вдобавок пришлось испытателю стать проектантом – главным конструктором корабля 7К-С, чьи предшественники страдали массой недостатков и даже приводили к авариям и гибели людей. Шабаров начал согласование технического задания с заказчиком (то есть с военпредом на предприятии).

Ставилась задача, по словам конструктора Владимира Бранца, создать трехместный корабль с более высокой энергетикой, маневренностью и возможностью размещения на нем большего количества аппаратуры для проведения военных исследований. Планировалось увеличить длительность полета.

Помимо предложений по кораблю предстояло определить технические параметры всех бортовых систем. Нужна была бортовая ЭВМ. Все это – в условиях еще недостаточной наземной отработки.

Тем не менее в производственной характеристике отмечено: «Под его руководством и с личным участием выполнен ряд крупных теоретических и практических работ». А он в биографии писал об отсутствии научных трудов, с 1959 года оставался кандидатом наук.

Коллективная характеристика

Несколько производственных и личностных оценок. Как и положено, с разными знаками. Ветеран РКК «Энергия» Мансур Меди: «Мы далеки были по характеру работ, да и по рангу: я занимался телеметрией, послеполетной диагностикой. Но он ко мне, простому инженеру, уважительно относился – и это взаимно».

А вот Борис Чернятьев рассказал о неверно записанной программе управления полетом ракеты, суть чего якобы Шабаров довел до своих сотрудников-испытателей, а вот елисеевцам в ЦУП не передал – и в ответ на «разоблачение» заявил: «Ты меня лучше не трогай!»

По мнению Владимира Бугрова, главный по испытаниям о своем «кусте» очень заботился, будучи погружен в текучку процессов на Байконуре, пахал по-черному. Но Бугров согласился, что мог Шабаров собственный промах прикрыть сомнением в чьем-то приборе.

Из мемуаров патриарха и летописца нашей космонавтики академика Бориса Чертока: «Шабаров коротко и ясно доложил о проделанной работе по подготовке к пуску первой орбитальной станции и первого транспортного корабля». Далее следует характерное примечание, показывающее почти отеческую заботу руководителя и нежелание добавлять критичные мазки в картину: «Он не вдавался в технические детали, а подчеркнул самоотверженную работу людей».

Борис Филин характеризует испытателя как жесткого в работе, требовательного. Но вне работы – нормальный, компанейский мужик, без чванства.

Один из руководителей «Энергии» Николай Зеленщиков: «Заводным был, весельчаком. Не знал, что подарить на день рождения – так шкаф до двери дотащил». С годами, правда, «забронзовел»: «Машину ему, видите ли, не ту подали, что обычно».

Но когда надо… «Как-то бак окислителя потек на стартовой позиции, угроза крупной аварии. В первой группе Шабаров и капитан из стартовой команды полезли на ферму обслуживания. Да, в защитных костюмах – но зрелище все равно не для слабонервных. А там контакты разбиты… В итоге подрезали мастера энергетику, починили. Шеф-испытатель достойно оценил риски и ущерб от возможного снятия ракеты со стола, перемонтажа в МИКе: по 500 руб. премиальных каждому – и ящик коньяка!»

И вот случился абсолютный аврал первой половины 1970-х: подготовка первой в мире международной экспедиции со стыковкой – да еще с американцами. Проверяли сразу несколько «Союзов» и носителей, шли летно-конструкторские испытания.

На любое, даже малейшее изменение (технология, усовершенствование, детали, прибора, агрегата) требовалось выпустить «извещение». Рассказывает старший сын: «И под таковым стояли подписи сразу нескольких ответственных лиц. Каждый отвечал лично… А перед Королевым (потом – Мишиным и Глушко) отвечал зам по испытаниям, то есть отец».

И сын добавляет: «Главные черты его характера: бескомпромиссность, принципиальность. Если считал что-то несправедливым, то без стеснения высказывался напрямую. Не юлил, не лебезил. Не прогибался под чью-то позицию. Причем как в технике, организации дел, так и по личностям. Был порядочным, других не подставлял, за спиной других ничего не делал».

Младший сын Андрей: «Он всегда был спокоен. Никуда не спешил, все рассчитано. И еще: патриот настоящий. Заявлял, что Россия – лучшая страна».

Женский взгляд – невестки Елены: «Очень порядочный. Человек слова: обещал – сделает обязательно. Суров бывал, но справедлив. Если и упрекал, то за дело».

Последнее испытание

В конце 1970-х Валентин Глушко опять затеял перестановки, перестройку в НПО. Шабарова то освобождали от должности зама главного конструктора, то вновь назначали. Вручали ему руководство комплексом из сотен сотрудников, затем должность зама генерального директора, отзывая из отпуска.

Однажды Вахтанг Вачнадзе просил министра утвердить своего зама Евгения Шабарова замести генерального конструктора по подготовке испытаний. Шла работа по системе «Энергия–Буран», опыт ветерана был очень нужен.

Наконец, в 1992 году глава корпорации Юрий Семенов подписывает приказ: Е.В. Шабаров – научный консультант отдела 24. Спустя шесть лет – отставка.

Скорый инфаркт, больница. Весной 2003 года Евгений Шабаров умер. Оставив четкий след: проверенные системы, многолетние инструкции и методики наземных и летных испытаний. И память о себе.

И что любопытно: Шабаров – единственный из замов Королева (конечно, за исключением Чертока), кто оставил изрядное литературное наследие. В нескольких сборниках опубликованы статьи Шабарова о разных годах и событиях в мире ракетостроения и космонавтики. Более того, имеется рукопись, которую можно подготовить к изданию.

Это тоже память. О времени, делах, личностях.