Две войны, которые стали народными

Александр Благословенный: «нечаянно пригретый славой» победитель Наполеона. Неизвестный художник. Портрет Александра I. 1820-е гг. Национальный музей. Варшава

Захватив континентальную Европу, Наполеон возомнил себя Александром Македонским. Он рвался в Индию, но на море хозяйничала непобедимая Англия, а на суше мешала огромная Россия. Завоевать ее Наполеон не мог, но решил добиться своего интригой. Пообещав русским крестьянам свободу от крепостничества, он надеялся обеспечить их лояльность. А там, глядишь, и Россия стала бы вассалом и союзницей Франции.

Взойдя на престол, Александр I восстановил дипломатические контакты с Англией, прерванные его отцом Павлом I, и заключил мирный договор с Францией. Но вскоре стало очевидно, что Наполеон не собирается договор выполнять, усиливая свое влияние в ущерб интересам России. В ответ Александр разорвал отношения с Францией, в союзе с австрийским императором Францем II начал готовиться к войне и отправил войска в Австрию и Германию. Узнав об этом, Наполеон отложил десант в Англию, стремительном марш-броском взял Вену и готовился в окрестностях городка Аустерлиц к генеральному сражению с русско-австрийской армией. Кутузов, зная качественное преимущество армии противника, предлагал отступать, изматывая Наполеона. Но юный император, получивший военный опыт на парадах, жаждал настоящей победы. Наполеон ему подыграл и запросил у Александра мира; правда, потом предложения российского императора отклонил.

В русском штабе царила эйфория, об отступлении не было и речи (примерно как 5 января 1942 года, после победы под Москвой, на совещании ставки и командования РККА в Кремле). 2 декабря 1805 года началось сражение, исход которого известен. Царь Александр, брошенный свитой, чудом избежал плена, получил тяжелейший нервный срыв (примерно как укрывшийся 22 июня на даче в Кунцеве Сталин): ведь русская армия более 100 лет после Нарвской битвы генеральных сражений не проигрывала. Оглушительный разгром стал для Александра наглядным уроком, определив тактику будущей войны с Наполеоном: уничтожение, а не разгром Великой армии.

Но, конечно, никакая аналогия не является полной. Царь Александр предвкушал и торопил победу – Сталин всячески старался оттянуть войну с Гитлером и не верил в ее скорое начало. После Аустерлица русско-австрийская коалиция распалась – а во время Второй мировой нападение Гитлера на СССР, напротив, способствовала коалиции Советского Союза с США и Великобританией.

Как бы то ни было, история полна аналогий. И зная правду, а не удобную власти героическую мифологию, можно было бы избежать многих трагедий. Это касается и разгрома Красной армии в 1941-м, предтечей которого была бездарная зимняя финская кампания. Огромные потери проанализированы не были, причины их не определены, а значит, и устранять было нечего.

Возможность хотя бы уменьшить потери была упущена в январе 1941-го. На штабных учениях реалии сражения на картах заменила идеология «победы малой кровью на чужой территории». Был отыгран победоносный сценарий. Между тем гитлеровский план «Барбаросса» после аналогичных учений претерпел серьезную корректировку.

На учениях командующий «красных» генерал армии Жуков разбил своего «синего» коллегу Павлова (через полгода расстрелянного) и освободил пролетариат Восточной Европы. Георгий Константинович, побивая «синих», в отличие от Михаила Илларионовича, не заморачивался вопросами качества войск, не говоря о технологиях. По сценарию учений войска были развернуты в короткие сроки, техника обеспечена всем необходимым , красноармейцы морально превосходили гитлеровцев.

В январе 1941-го еще имелась возможность вспомнить план Барклая: отвести войска, технику и арсеналы от границы на прежнюю обороны, создав из присоединенных перед войной территорий буферную зону. Но если подобная идея кому-то из генералов и пришла в голову, высказать ее он не решился. Под Аустерлицем было что-то похожее, но фельдмаршал Кутузов был дальновидней.

Наполеон мнил себя спасителем Европы от русского варварства, как Гитлер от большевизма. Но для жестоко угнетаемого властью российского населения их методы оказались одинаково неприемлемыми. Свободу из рук узурпатора, чья армия преследовала православную церковь и священников, насиловала женщин, грабила, крестьяне не приняли бы. Уже в октябре 1812 года Наполеону стало не до пути в Индию. Французский император не знал русской пословицы «не буди лихо, пока оно тихо». Хотя некоторые французские генералы читали книгу Вольтера о походе шведского короля Карла XII в Россию. А германские военачальники имели возможность сполна изучить опыт Наполеона. Но агрессоры упорно повторяли ошибки предшественников.

В XIX веке военная техника – это артиллерия. Генерал Алексей Аракчеев, будучи правой рукой Александра I, отвечал за многое и имел большие полномочия. К 1808 году он реформировал артиллерию, превратил ее в самостоятельный род войск, выделил маневренные дивизионы, ввел экзамены для офицеров, написал для них наставления. Французы осознали все это, только перейдя границу. Для них качество русской артиллерии оказалось сюрпризом.

А вот Николай I новшеств не одобрял, уверенный, что шагистики самой мощной армии мира для победы будет достаточно. В крымскую войну 1855 года нарезная артиллерия и штуцеры союзников безнаказанно выбивали русские расчеты, флот был затоплен, а война проиграна. Александр II ответил на это созданием Главного артиллерийского управления (ГАУ) и модернизацией техники. Русская, а позднее и советская артиллерия стали лучшими в мире, была создана великолепная школа. Противотанковая пушка ЗИС-2 опередила время, насквозь прошивая башни немецких танков. Однако новый начальник ГАУ маршал Кулик в 1939 году снял ЗИС-2 с производства, как и реактивные установки БМ-13, будущее маневренные «катюши». Он же сократил выпуск 45-мм противотанковых пушек и автоматического оружия. В 1941-м потери техники были столь велики, что в Москве вспомнили о законсервированных бесприцельных пушках времен русско-турецких войн, невостребованных даже в Гражданскую.

Из книг советских историков можно заключить, что победа в 1812 году была достигнута чуть ли не вопреки Александру I. Слова Пушкина «нечаянно пригретый славой» оставим на его совести. Сопоставлять роли Александра и Бонапарта некорректно. Первый унаследовал трон (правда, ценою убийства своего отца, но в ту пору дворцовые перевороты были делом обычным). Второй же сначала стал генералом-победителем, а затем узурпировал императорскую власть.

В 1812 году Александр едва не привел страну к поражению, как в 1805 году под Аустерлицем. Император одобрил план немца Пфуля и собирался в укрепленном лагере на реке Дриссе встретить армию Наполеона. Обход позиции с флангов привел бы к разгрому русских войск. Генералы помалкивали. Все решило письмо сестры императора Екатерины: «Ради Бога, не поддавайтесь желанию командовать самому... Надо назначить командующего, которому верило бы войско». Император оставил армию на Барклая-де-Толли.

У Сталина предусмотрительной сестры не было. И он ошибочно отменил приказ об отводе в сентябре 1941-го за Днепр пяти армий. Под Киевом в окружение попали 600 тыс. человек.

Стратегический план Наполеона мог быть и иным. Но Россия, подписав 5 апреля 1812 года со Швецией секретный договор, сделала успешный военно-политический ход. Стороны согласовали высадку в Померании совместного 45-тысячного десанта для действий против французов.

До дела не дошло, но Наполеон на Балтике на морскую баталию не отважился. А без этого поход на Петербург состояться не мог, хотя сухопутные силы для него в начале кампании у французов были. План военного министра Барклая-де-Толли эти изменения учел, поэтому столицу обороняли малочисленные войска, а армия собирала силы для защиты Москвы.

Влоть до Бородино действовал план Барклая, избегающего решительных сражений, изматывая противника, и соединившегося под Москвой со второй армией. Возглавивший затем армию Кутузов понимал, что без генерального сражения оставить Первопрестольную невозможно. Москве он отводил роль мышеловки для наполеоновской Великой армии. Войска он расположил так, чтобы после сражения армия могла отступить к Москве.

Ход событий показал: план Михаила Богдановича Барклая-де-Толли сработал блестяще. Но после Бородинского сражения он был уже планом Михаила Илларионовича Кутузова.

12 июня в Россию вторглось 610 тыс. французов и наемников, говоривших на «двунадесяти языках». А под Бородином сошлись лишь 150-тысячные армии, каждая примерно при 600 пушках. Оказалось, что помимо потерь и оставленных в захваченных городах гарнизонов до 200 тыс. захватчиков выкосили болезни. Вши и клопы разносили брюшной тиф, бороться с ним французские лекари не смогли. Грязь и антисанитария привели к повальной дизентерии. Вряд ли план военного министра Барклая предусматривал подобный результат, но дома и стены помогают.

Когда-то победу в войне определяло генеральное сражение, наполеоновские войны стали лебединой песней подобной практики. Растущая скорострельность и точность оружия вскоре привела к позиционной войне, к окопам и траншеям. Но своих побед Наполеон успел добиться. Офицеры Барклая изучили его опыт и разработали план для бескрайних российских территорий с суровым климатом и малочисленным населением. Повторить тактику сражений Наполеона и блицкрига вермахта обычная армия не могла, но чтобы им противостоять, их следовало досконально знать. Офицеры советского Генштаба после блицкрига Германии во Франции подготовили доклад. Новый начальник Генштаба Георгий Жуков, не читая, вернул его с резолюцией «Мне это не интересно». Уже в июле 1941-го Сталин понял, что Жуков занимает не свое место, и отправил его командовать Резервным фронтом.

В 1796 году Франция, начав войну с Италией, приступила к разрушению монархической Европы. Страны попадали в вассальную зависимость, возникали новые государства, их престолы занимали родственники и ставленники Наполеона. Поборы и контрибуции позволили создать мощную армию, названную Великой.

Победы Наполеон одерживал благодаря полководческий гениальности, совершенной стратегии и тактике, выучке войск. Его планы не отличались точностью – «надо ввязаться в драку, а там будет видно». Но благодаря живости ума Наполеон молниеносно определял направление ударов. Диспозиции он составлял понятно и просто, чтобы подчиненные видели и общую, и свою задачу. Временные части он превратил в постоянные, выделил гвардию. Войска легко перестраивались из каре в колонны, а затем линии. Взаимодействие между родами войск довел до совершенства. Призываемых резервистов дополняли наемники. Можно сказать, что праотцом блицкрига был Наполеон.

О Бородинском сражении писано-переписано, поэтому сразу проследуем в Фили. На совете в Филях Кутузов решил не оборонять Москву. Жители ее покинули, оставив 22 тыс. раненых на милость захватчиков (тогда это была обычная практика), но вывезя продовольствие. Винные склады, монетный двор, церковное убранство остались на разграбление. Ночью Первопрестольная запылала.

В Петербурге сдачу Москвы восприняли с ужасом. Мать и брат Константин умоляли императора Александра заключить мир, но тот остался непреклонен. Кутузов французского парламентария Лористона лишь напоил чаем, а прибыл тот с напутствием Наполеона: «Мне нужен мир, лишь бы честь была спасена». Царь Александр не допускал и мысли о мире.

В своих воспоминаниях главный советский диверсант Павел Судоплатов упоминает о встрече в июле 1941-го в Москве Сталина, Берии и Молотова с болгарским послом Иваном Стояновым. Болгарского посла просили о содействии в переговорах с Рейхом. Сталин надеялся на «второй Брестский мир». Но Гитлер помнил, что после поражения Германии в 1918-м Советская Россия моментально разорвала сепаратный мир. Хотя всей правды об этой истории мы знать не можем: многие документы до сих пор не рассекречены.

Погостив 34 дня в Москве, покорители Европы бесславно двинулись обратно. Исход отступления мог быть иным, но Кутузов позволил Бонапарту с гвардией, не участвовавшей в Бородинском сражении, переправиться через Березину.

Действовал Кутузов так, считая, что Бонапарту теперь путь в Россию заказан, а вот с англичанами ему еще придется повоевать, что России только на руку. В любом случае более 90% Великой армии полегло или осталось в плену в России.

Вчерашние завоеватели женских в платках и шалях, перепоясанные чем придется, вызвали сострадание пополам с брезгливостью. Оловянные пуговицы и крючки мундиров на морозе рассыпались от «оловянной лихорадки», держать ружье и спадающие брюки было сложно.

Нечто подобное в 1941-м под Москвой произошло и с германской армией. Синтетическое горючее и масло, получаемые из угля, на морозе кристаллизовались. Танки не заводились, самолеты не взлетали, автоматы не стреляли. Ранее воевать в столь суровых условиях немцам не приходилось. Проблему постепенно решили, но поражение под Москвой уже состоялось.

Стране требовались герои. Редактор журнала «Сын отечества» Николай Греч из мифической крестьянки Василисы создал старостиху, возглавившую партизанский отряд, и дал ей фамилию Кожиной.

Недавно историю мифической партизанки Кожиной экранизировали, изготовив еще один патриотический лубок: о любви гусара и крестьянки, владеющей по случайности французским языком.

Ученик и последователь Греча, корреспондент «Красной звезды» Александр Кривицкий создал образ политрука Клочкова, вложив в его уста вещую фразу: «Велика Россия, а отступать некуда, позади Москва», сказанную им 27 истребителям танков. Фраза удалась, фейк обернулся мифом. Жаль, что в тени этого мифа осталась действительно насмерть стоявшая под Москвой 316-я стрелковая дивизия генерала Панфилова.

В 1815 году царя, вернувшегося с Венского конгресса, отстоявшего в Европе феодальные порядки, просили принять титул «Благословенный». И разрешить воздвигнуть ему прижизненный памятник. Но Александр отказался.