Как Россия разгромила «Великую армию»

Поэтапный (корпус за корпусом) отход французских войск из Москвы превратился в паническое отступление. Адольф Нортен. Отступление Наполеона из Москвы. 1851. Частная коллекция

Нашествию «двунадесяти языков» на нашу Отчизну в 1812 году ныне исполняется 210 лет. Но та война, как ее раньше называли – Вторая Отечественная (первой считалась война с польскими захватчиками в начале XVII века), продолжает волновать умы, причем не только специалистов-историков. Порассуждаем о ней и мы.

ПОДОПЛЕКА КОНФЛИКТА

Существует мнение, что эта война была плодом неудачного, невыгодного для Российской империи внешнеполитического курса, который проводили Александр I и его окружение, «попавшее в ловушку» хитросплетений Лондона.

Так, выдающийся военный ученый Антон Керсновский подчеркивал, что впервые годы царствования Александра внешней национальной политики государства не было в принципе. Можно говорить лишь о «русской политике» иностранных кабинетов, использовавших для своих целей Россию. Официальный же Санкт-Петербург под воздействием различных обстоятельств, а большей частью под влиянием приближенных к царю группировок («лоббистов») шарахался из стороны в сторону, забывая об интересах государства. Причем за стремлением императора влезать в любые необязательные для России европейские дрязги неизменно маячила тень пресловутых англосаксов – коварного Альбиона.

В первые годы своего правления, в самом начале XIX века молодой государь, увлеченный идеями либерализма и восторженно относившийся к Лондону, своей внешней политикой фактически обеспечивал защиту британских гегемонистских интересов на континенте от посягательств на них со стороны не менее амбициозного французского правителя – 43-летнего Наполеона Бонапарта. Это не могло не вовлечь и в итоге вовлекло Россию и ее армию (при финансовой поддержке британцев) в жесточайшее противоборство с французами и их европейскими вассалами.

По словам Антона Керсновского, британской крови при этом было пролито мало, зато русская лилась рекой: при Аустерлице и Пултуске, при Эйлау и Фридланде. В результате Россия оказалась в тяжелейшем положении. Французские войска вышли к ее границам.

А что же британцы? Как подчеркивает исследователь той эпохи генерал Павел Жилин, мало того, что британцы не оказали никакой действенной помощи России, они вообще вогнали свою союзницу в изоляцию.

НЕУДАЧНЫЙ АЛЬЯНС

Осознав бесплодность союза с Лондоном, российская дипломатия делает резкий кульбит. Символом его стал Тильзитский мирный договор, подписанный в июле 1807 года российским и французским императорами. Александр I согласился участвовать в любой акции, направленной против Великобритании. То есть безоглядно присоединился к наполеновской «континентальной системе» блокады, не обдумав всех последствий. Фактически Россия признала все завоевания Наполеона в Европе, прекращала военные действия с Турцией, обязалась вывести войска из Молдавии и Валахии и согласилась на создание вассального Наполеону Варшавского герцогства. Все это небезосновательно признавалось специалистами крупнейшей ошибкой русской дипломатии.

Но прозрение наступило быстро. Уже в следующем 1808 году при очередной встрече двух императоров в Эрфурте российский самодержец был не столь уступчив в отношении просьб своего французского визави. И непрочность сформировавшегося было союза стала для всех очевидной.

Но и в данном случае твердость Александра I объяснялась не его поворотом к интересам российским, а резко усилившимся в окружении императора прусским влиянием, склонявшим самодержца к мысли о содействии в освобождении немецких земель от ига Наполеона – опять же путем пролития русской крови. Все это осуществлялось не без подстрекательства британской дипломатии.

С 1809 года напряженность между Францией и Россией непрерывно нарастала. Отказ выдать замуж за Наполеона великую княгиню Анну в Париже был воспринят как публичное оскорбление. Да и Наполеон проявил открытое неуважение к Александру I, включив в свою систему владения герцога Ольденбургского – зятя русского императора.

Более того, французы обвинили российское руководство в нарушении условий Тильзитского мира, выражавшееся в продолжении морской торговли с Британией. Что соответствовало реальности, поскольку без нее российской экономике в условиях бесконечных военных кампаний был бы нанесен непоправимый ущерб.

Например, затянувшаяся на долгие шесть лет (1806–1812) русско-турецкая война, отражение британско-французского противоборства, максимально напрягла экономику не только южных, но и центральных губерний России. И тогда же (1808–1809) император Александр, подыгрывая своему французскому «брату», косвенно попытался нанести удар по Британии, разгромив войска ее союзницы Швеции и присоединив ряд шведских территорий (Финляндию и Аландские острова). Это потребовало известного напряжения уже в северных и северо-западных губерниях России.

Но победа России над Швецией уже не могла смягчить отношений Петербурга и Парижа. С осени 1811 года Франция открыто начала готовиться к войне с Россией, рассматривая ее в качестве ненадежного игрока на арене борьбы с главным противником – ненавистной Британией.

При этом французский император, зная об усилившейся «прогерманской фракции» в окружении Александра, также обратился к «немецкому фактору». Он принудил своего тестя – австрийского императора и своего вассала – прусского короля предоставить в свое распоряжение их вооруженные силы. Пруссии была отведена жалкая, унизительная роль. Как пишет Керсновский, возлагая все свои упования на Россию (где работали ее агенты), она вынуждена была в то же время из-под палки служить своему «хозяину», то есть Наполеону.

БАЛАНС СИЛ

Великая армия, как ее называл сам французский император, была доведена, по разным данным, до 606–650 тыс. человек при приблизительно 1700 орудиях. Из этой огромной по тем временам массы военнослужащих непосредственно для агрессии против России предназначались более чем 400 тыс.

Великая армия включала в себя собственно французскую армию и иностранный контингент. Само собой, ядром были французские корпуса и дивизии. Элитной же частью наполеоновской армии являлась его легендарная гвардия, насчитывавшая 72 тыс. чел. Французские гвардейцы заслужили эту честь доблестью в войнах революционной Франции, а затем в завоевательных походах империи.

Пожалуй, до тех пор европейская история не знала такого обилия иностранцев в ядре вооруженных сил: поляков, германцев, испанцев, итальянцев, португальцев, швейцарцев, голландцев, хорватов, египетских мамелюков и др. Словом, «двунадесять языков»! Среди этой массы, естественно, не могло быть «братства по оружию». Французы, «баловни военного счастья», пишет военный историк Алексей Шишов, относились презрительно к своим союзникам и во всем требовали первенства.

Примечательны своего рода квоты иностранного контингента. Например, на Прусское королевство было наложено обязательство выделить для похода на Восток 20-тысячный вспомогательный корпус. В действительности в Русском походе пруссаков участвовало больше. Австрийская империя выделила 30-тысячный корпус.

Мобилизацию своих небольших армий провели германские государства, зависимые от Наполеона. Определенную надежду французский император возлагал на поляков, обещав им независимость в границах 1772 года. Поляки же наивно полагали, что Франция подняла на войну с Россией всю Европу за их польский суверенитет. Подобных иллюзий они держатся и по сей день.

Но Наполеон руководствовался только собственными планами и амбициями. Всего в свою коалицию он вовлек около 20 больших и малых государств Европы. Исключением стали недавно разгромленные Россией шведы, а также испанцы, занятые борьбой с тем же Наполеоном. В целом же войска союзников, которые к моменту вторжения достигали половины Великой армии, имели, как правило, достаточно низкий уровень подготовки при отсутствии серьезной мотивации (может быть, за исключением поляков).

Вооруженные силы России составляли 480 тыс. человек, но далеко не все они могли быть употреблены в дело. Война с Турцией, едва законченная и грозившая возобновиться, проблемы с Персией и Швеции занимали примерно третью часть всех сил на Дунае, на Черноморском побережье, на Кавказе и в Финляндии. Для отражения ставшего неизбежным наполеоновского нашествия оставалось немногим более 200 тыс. человек.

Силы эти, с 1811 года стягивавшиеся на западную границу, к весне 1812-го составляли три армии. Первая – Барклая-де-Толли, вторая – Багратиона и третья – Тормасова. Их автономное расположение, чисто приграничное, подставляло наши армии порознь под удар превосходящих масс противника.

На День Бородина добровольцы облачаются в мундиры и берут в руки оружие времен армии Кутузова.  Фото агентства «Москва»

К тому же накануне нашествия в русской армии так и не был назначен главнокомандующий. Барклай-де-Толли, формально являясь военным министром, мог отдавать приказания только от имени императора. А император Александр, будучи формально выученным военному делу человеком, всецело полагался на мнение своих прусских советников, планы которых уже через несколько дней после вторжения показали полную несостоятельность.

Стратегический план Наполеона состоял в том, чтобы в короткие сроки одержать победу над русскими войсками, разгромив их в одном-двух генеральных сражениях, овладеть Москвой и принудить Россию к капитуляции. План был хорош, но сбыться ему было не суждено. Великая армия 1812 года уже не была армией Аустерлица. «Разношерстные, разноязычные, с бору да с сосенки собранные массы, – пишет Керсновский, – являлись тяжеловесным инструментом».

Наполеону пришлось почувствовать отрицательные свойства собранного «полчища», и в первую очередь – неповоротливость и тихоходность. Да и сам Наполеон, как указывают британские историки Джон Киган и Эндрю Уиткрофт, «явно утратил вкус к непосредственному управлению войсками», перекладывая этот труд на плечи подчиненных. К тому же зачастую нефранцузов, таких как поляк Юзеф Понятовский или австриец Карл Шварценберг.

НАШЕСТВИЕ

Ожидаемое всеми вторжение без формального объявления войны, как водится у агрессоров, произошло 12 (24) июня 1812 года путем форсирования реки Неман в районе Ковно. Александр I предпринял попытку урегулировать конфликт мирным путем, но тщетно.

Наполеоновский план почти сразу начал трещать по швам. Хотя под давлением численно превосходящих сил противника русские армии вынуждены были отходить вглубь страны, главного, чего добивался Наполеон, – возможности сразу нанести по русским войскам сокрушительный удар – не случилось. Пришлось даже отстранить от должности одного из французских командующих.

Тогда Наполеон вознамерился воспрепятствовать отступающим русским армиям соединиться. Но и это ему не удалось. В результате упорных арьергардных боев две русские армии 22 июля (3 августа) встретились под Смоленском, сохранив боеспособными свои основные силы. Третья же армия, прикрывавшая южное направление, сдерживала противника на реке Стырь в районе Луцка.

К этому моменту поход длился всего месяц, а наполеоновская армия уже потеряла свыше трети своего состава. Белоруссия и Литва кишели толпами отставших и дезертирами, занятыми мародерством. Заболеваемость была высока, а дисциплина заметно ослабла. Но, как ни парадоксально, уменьшаясь количественно, Великая армия выигрывала в качестве.

Соединенные под Смоленском русские армии численно все же уступали французам: 140 тыс. человек против 180 тыс. у Наполеона. В этих условиях Барклай-де-Толли предложил, не ввязываясь в крупное сражение, продолжить отход, попутно нанося противнику удары и изматывая его. Однако эту идею не хотели понять ни воспитанная Суворовым армия, ни общество, ни Александр I, требовавшие немедленной битвы. И без того непопулярный в стране «немец» Барклай был обвинен в нерешительности и даже в государственной измене.

И сражение было дано. Три дня – с 4 по 6 (с 16 по 18) августа – под Смоленском шел жестокий и неравный бой. Это сражение окончились отступлением русских – хотя и организованным, но повергшим в уныние всю российскую общественность.

КУТУЗОВ

Уступая голосу армии и страны, но вопреки мнению двора Александр был вынужден назначить главнокомандующим 68-летнего Михаила Кутузова. Император и его окружение никак не могли простить ему поражение при Аустерлице, в котором Михаил Илларионович менее всего был повинен.

Несмотря на то что новый главком всецело разделял стратегию Барклая, войскам отступать с Кутузовым, казалось, было легче. В близости генерального сражения никто не сомневался. Хотя менее всех его желал сам Кутузов. У него оставалось 113 тыс., а у Наполеона – 145 тыс. бойцов. Но избежать сражения уже было невозможно.

И день 26 августа (7 сентября) стал днем Бородина. События на поле боя достаточно подробно описаны, останавливаться на них не будем. По определению того же Керсновского, малоискусный со стороны Наполеона Бородинский бой – это шестичасовая лобовая атака французскими массами русского центра. В конце концов Наполеон сбил русских со всех пунктов и готовился нанести резервами решительный удар. Но внезапный рейд конницы Уварова навел невообразимую панику на тылы французской армии, а сам Наполеон едва не попал в плен.

Вечером французы очистили поле сражения. Итог: русские потеряли 58 тыс., французы – 45 тыс. военнослужащих. В пылу сражения пленных почти не брали. В этих условиях продолжать бой на следующий день не решилась ни одна из противоборствующих сторон.

Достаточно хорошо известно наполеоновское изречение насчет Бородина: «Французы показали себя достойными одержать победу, а русские – называться непобедимыми». Но, несмотря на эту оценку, до сих пор историки спорят: кто же тогда победил. Хотя, по-видимому, следует согласиться с Наполеоном: ничья!

Через несколько дней на совете в Филях, где обсуждался план дальнейших действий, Кутузов решил оставить Наполеону Москву и тем самым спас страну и армию. Фельдмаршал при этом заключил: «Будут они у меня жрать конину как турки!»

Тут и проявился талант Кутузова как выдающегося стратега, который поначалу был явно недооценен ни зарубежными специалистами, ни большинством соотечественников. Примечательно, что Кутузов, дав распоряжение оставить Москву, не сказал, куда должна отступать армия, и держал это в строгой тайне.

Но это решение фельдмаршала вызвало показное возмущение у псевдопатриотов из окружения императора, да и, признаемся, в войсках и народе тоже. Ведь каждый русский почитал Первопрестольную символом страны. Позитивный исход войны пока не просматривался, и народ требовал немедленного отмщения любой ценой.

В Петербурге же опасались, что Наполеон, вдохновленный взятием Москвы, бросит все силы на покорение Северной столицы. Но страх и беспокойство оказались напрасными. Для Наполеона, как замечает Павел Жилин, только Москва была заветной целью. Именно здесь он мечтал заставить русских подписать мир.

Оставленная армией и большинством жителей, Москва встретила захватчиков пожарами. Правда, Кутузов обвинил в этом французов. Но факты насилия над гражданскими лицами, мародерства и грабежей, последовавших сразу после вступления захватчиков в Первопрестольную, не отрицались даже Наполеоном.

А между тем русские войска, совершив блестящий фланговый марш-маневр, неожиданно были повернуты Кутузовым с юга на запад. Затем, совершив еще несколько переходов по Калужской дороге, они обосновались у ныне всемирно известного населенного пункта Тарутино.

ПЕРЕЛОМ

Этот беспримерный в истории военного искусства поход русских войск коренным образом изменил всю стратегическую обстановку. Менялся и характер боевых действий: вместо оборонительных для нашей армии они становились наступательными.

Первоначально Наполеон даже запаниковал: две недели он ничего не знал о местонахождении основной массы русских войск, не говоря уже об их намерениях. В этой нервозной обстановке, испытав все тяготы руководства разболтавшимися формированиями грабителей в военной форме и не видя никаких позитивных перспектив, французский император запросил мира. Но отправленный в ставку Кутузова с мирными предложениями генерал Лористон в ответ услышал: «Никакого перемирия, война только начинается!»

Параллельно с подготовкой русских войск к наступательным действиям в стране постепенно стало развертываться партизанское движение, чего особенно боялся Наполеон, уже столкнувшийся с подобной «народной войной» в Испании. Этому способствовал начавшийся в октябре поэтапный (корпус за корпусом) отход французских войск из Москвы, создавший благоприятные условия для нападений на них «народных мстителей».

Включение в борьбу с оккупантами народных масс дало основание историкам сделать вывод о том, что именно в октябре завершилась «кампания 1812 года» и началась поистине Отечественная война. Ровно через два столетия после Минина и Пожарского Россия повторила народный подвиг.

В день начала отхода французов из Москвы Кутузов спланировал первый удар по ним своей армией. Правда, первый блин вышел комковатым: несмотря на победу над авангардом Мюрата, плохо спланированный маневр наших войск не позволил обеспечить полный разгром. Повинный в этом генерал Беннингсен, получив суровый нагоняй от Кутузова, был вынужден уехать из армии.

Надо признать, что у народного любимца Кутузова, помимо двора, хватало недоброжелателей и в армии: одни становились ими от обиды, как Барклай, другие из зависти, как Беннингсен. Как позднее оказалось, за интригами в ставке Кутузова стоял британец – официальный представитель Альбиона генерал Уилсон, презиравший русских солдат и офицеров.

А в это время французские войска двинулись на Калугу и далее на юг, чтобы обеспечить себе отступление через еще не разоренные российские губернии. Вопросы обеспечения в армии «гениального полководца» вообще требуют отдельного разговора. Так называемая французская система питания войск за счет местных ресурсов (как ее назвал британский военный историк Лиддел-Гарт) основывалась на циничном постулате, что армии не следует обременять вопросами обеспечения – это, мол, проблема покоренных народов. Решение этой проблемы в ходе походов Наполеона лишь подогревало ненависть населения к агрессору.

Чтобы преградить путь наполеоновским войскам на юг, Кутузов бросил наперерез им свои лучшие силы, включая корпус Дохтурова. Противники 12 (24) октября встретились под Малоярославцем, где в ходе 18-часового боя обе стороны потеряли по 5,5 тыс. ( по другим источникам – в полтора раза больше) человек.

Постепенно к городу подтянулись главные силы обеих армий, но генерального сражения не произошло, поскольку его не желали ни Наполеон, ни Кутузов. Первый – по причине осознания бесперспективности и в связи с решением покинуть Россию. Второй – понимая, что и без генерального сражения враг обречен.

И все же сражение под Малоярославцем – кульминационный пункт борьбы, после которого самым дальновидным военачальникам французов стало ясно: война проиграна. Поскольку дорога на юг была закрыта, Наполеон, вопреки предложениям своих маршалов, выбрал самый короткий, но наименее удобный путь отступления: разоренный Смоленский тракт.

БЕГСТВО ПОД УДАРАМИ

Позднее перед Кутузовым не раз маячил соблазн дать генеральное сражение французам с заранее известным исходом. Но фельдмаршал, надо отдать ему должное, не желал бессмысленного пролития русской крови. И он не ошибся.

В ходе почти беспрерывных ударов русской армии, шедшей параллельно с отступающими французами, и чувствительных рейдов партизан враг нес существенные потери. Так было под Вязьмой, Красным, Смоленском и во многих других пунктах. Более того, Наполеон, лично решивший отбить охоту у русских изматывать его войска и взявший управление боями в свои руки, терпел одно поражение за другим.

Наполеона уже ничто не могло спасти. Даже призванный из Польши свежий резервный корпус Виктора лишь на короткое время облегчил участь французов. И лишь плохо согласованные действия подошедших с юга войск адмирала Чичагова и с севера – войск генерала Витгенштейна избавили французов от позорной катастрофы на Березине и в последующие ноябрьские дни 1812 года.

Неудача в реализации плана по окончательному разгрому французов и пленению Наполеона, разработанного при участии императора Александра, позволила спастись 20 тыс. лучших кадров Великой армии. Так было сохранено ядро для формирования новой наполеоновской армии, которая еще долго доставляла неприятности очередной антинаполеоновской коалиции. Но уже за пределами России.

23 ноября (5 декабря) 1812 года Наполеон бросил свои войска, представлявшие собой толпы голодных и больных оборванцев, сдав руководство над ними Мюрату. А к середине декабря российская земля была полностью очищена от захватчиков.

До тех пор история не знала более жестокого поражения агрессора. Но и Россия хлебнула горя. Не говоря уже о колоссальном экономическом ущербе – в ходе боев 1812 года и последующего похода в Европу наша страна потеряла более 600 тыс. жизней.

До сих пор на Западе, причем не только во Франции, не могут успокоиться и признать факты героизма солдат, офицеров и генералов русской армии, крестьян и городских обывателей, сплотившихся для отражения агрессии. Не могут обойтись и без ссылок на климат, хотя морозы, несравнимые с европейскими (до –17оС), наступили в тот год в декабре, когда все уже было кончено. По этому поводу остроумно высказался британский историк Дэвид Чэндлер: «Фактически армия Наполеона понесла такой же ущерб от знойного русского лета, как и от зимних морозов».

Безусловно, при столь грандиозной эпопее, как Вторая Отечественная война, не могло не быть ошибок и у победоносной русской армии. Особенно это проявилось при планировании и осуществлении взаимодействия между войсками. Главное, что ошибки были учтены в последующем походе русских войск в Европу, что признавал и непосредственный участник тех событий Карл фон Клаузевиц.