Галина Седых
 |
 |
- Александр Ильич, должность замначальника ГУИНа вы занимаете уже второй год. Скажите, с какими основными проблемами сталкивается ваша система сегодня?
- Проблем, как и везде, много. Но главная, на мой взгляд, заключается в том, что с переходом уголовно-исполнительной системы год назад из МВД в Министерство юстиции возникла острая необходимость обновления всей правовой базы.
За это время нам надо было переработать свыше трехсот ведомственных нормативных актов, да еще создать правовую базу функционирования системы в целом. Поэтому мы разработали проект закона "О службе уголовно-исполнительной системы" и представили его в Госдуму, где он сейчас и находится на рассмотрении.
Далее, в связи с тем, что в августе прошлого года случился экономический коллапс, да еще нас передали из одного органа в другой, мы оказались в исключительно сложном положении: два с половиной месяца нашу систему вообще не финансировали из бюджета.
- Тогда каким образом вам все-таки удалось "выжить"?
- Всех, сидящих в колониях, тюрьмах, СИЗО, а их сейчас более миллиона человек, мы кормили за счет производств, которые есть при каждом нашем учреждении, из бюджета же могли выкроить только 65-67 копеек. Этот вопрос, как вы знаете, рассматривался и в Госдуме, и в Совете Федерации, и в правительстве. Только благодаря этому к концу года финансирование вошло в норму.
- Норма - это столько, сколько вам нужно?
- Да что вы! Если конкретно, то всего около 60 процентов от того, что нам просто необходимо. Но по крайней мере средства мы сейчас получаем ритмично и зарплату людям выдаем. Кормим заключенных уже на шесть-семь бюджетных рублей, а остальные десять-двенадцать опять добавляем за счет своего производства. Но суть-то даже не в этом. Докладывая на Совете Федерации о состоянии дел в уголовно-исполнительной системе (УИС), мы предложили изменить, а точнее, скорректировать карательную политику в стране. Идея была в том, чтобы меньшее количество людей находилось под арестом и отбывало наказание в виде лишения свободы.
- Как же это понимать, Александр Ильич?
- Поясняю. Сейчас в местах лишения свободы и СИЗО находится даже чуть больше людей, чем было во всем СССР в 1989 году. Получается, что мы в рамках одной только России превысили эту планку. Конечно, криминализация общества и так далее. Но дело не только в этом. Общее число преступлений имеет тенденцию к росту не только у нас, а и во всем мире. Число тяжких преступлений тоже растет, и, кстати, прогноз преступности неблагоприятный как на сегодня, так и на ближайшие два-три года. Отсюда-то и сильная головная боль: что нам делать с исправительной системой как таковой дальше?
Ведь всех людей, находящихся сегодня под стражей, реально мы содержать не можем. И это надо честно признать. В целом следственные изоляторы переполнены на сто тысяч человек! Спят там по очереди в две-три смены, потому что на одного человека приходится менее квадратного метра камеры. Плюс эпидемия туберкулеза (у нас таких больных 98 тысяч), плюс питание, плюс стресс... Поэтому совершенно справедливо инспектора Совета Европы приравнивают наши СИЗО к местам физических пыток над людьми. И нам, к сожалению, возразить нечего.
Представьте, человек заходит туда молодым и здоровым, а через пять-шесть месяцев выходит (если выходит) больным и негодным для общества.
- Простите, но ведь общеизвестно: вор должен сидеть в тюрьме...
- Вор вору рознь. Хотя должен признать, что данный постулат четко выражает наш российский менталитет, ибо мы за десятилетия сформировали у населения жесткое отношение к правонарушителям. Шел постоянный процесс наращивания кары, и нам, обществу в целом, казалось: чем жестче, тем лучше. Оно бы ничего, в конце концов это наше внутреннее дело, но сегодня мы столкнулись с громадной проблемой: либо нам надо расширять всю тюремную систему, либо надо менять карательную политику в стране. Третьего просто не дано.
Если расширять, то на это потребуется 12-15 лет, разумеется, при быстрых темпах строительства и, естественно, при хорошем финансировании из бюджета государства. Американцы, к слову, к концу 60-х годов эту проблему решали и решили, построив 600 тюрем и израсходовав 800 миллиардов долларов. А сейчас они снова столкнулись с этой же проблемой...
Мы сегодня оказались в тупике: у нас нет выбора. Судите сами: денег на новое строительство нет, а старые учреждения в основном пришли в негодность. Прирост же наших "клиентов" только за последние 10 месяцев составил 25 тысяч человек! К концу года ожидаем все 30 тысяч.
Колонии общего режима переполнены, строгого режима - под завязку, особого режима - тоже. Так что мало того, что строить нам не на что, но даже если бы были деньги - у нас нет времени, ибо процесс "посадки" идет угрожающе быстрыми темпами.
- Напрашивается банальный вопрос: что делать?
- Мы предложили: давайте все-таки скорректируем уголовную политику. Акцентируем кару на лицах, совершающих особо тяжкие и тяжкие преступления. А в отношении небольших и средней тяжести правонарушений будем проводить либеральную политику. Таких людей у нас сидит половина. Я говорю о тех, кто, допустим, украл поросенка, бидон молока, шнурки и крем для обуви, мешок картошки и прочее. Тем не менее по закону они получают до двух лет лишения свободы.
Мы предложили в качестве меры пресечения применять арест лишь в отношении тяжких и особо тяжких преступлений: насильник, разбойник-грабитель, убийца обязательно должны сидеть в тюрьме! А к лицам, совершившим незначительные правонарушения, применять другие меры наказания: залог, поручительство, домашний арест и т.д. Однако правоохранительные органы - Генпрокуратура, Верховный суд, МВД, ФСБ, Налоговая полиция - в один голос категорично заявили: этого делать нельзя, ибо будет ослаблена карательная политика! Так мы, простите, и ведем речь о том, что она неправильная! Ведь сейчас арест применяется за любое правонарушение, любое...
Далее. Последние три-четыре года мы ежегодно до суда и во время суда освобождаем из СИЗО 125-130 тысяч человек. Это те, в отношении которых или вообще прекращено уголовное дело, или изменена мера пресечения, или суд вынес оправдательный приговор.
- А зачем же их тогда надо было арестовывать?
- На всякий случай. К сожалению, наши следственные, да и оперативные органы не умеют работать иным образом, как только с арестованными. Приходится это признать. Поэтому мы сказали: давайте сократим сроки содержания под стражей во время предварительного расследования. Хотя бы до года. Раньше эти сроки были достаточно короткими: держать девять месяцев можно было только с санкции Президиума Верховного Совета СССР, шесть месяцев - с санкции Генпрокуратуры и так по убывающей. Сейчас сроки расследования в полтора года - норма...
Суд у нас в стране вообще не ограничен в сроках содержания человека под стражей. Он может рассматривать дело годами.
- А если человек невиновен?
- Ну и что?! С момента ареста и до момента вынесения приговора в ряде случаев может пройти три года, пять, а то и семь лет. И сейчас таких лиц, числящихся за судом и сидящих у нас за решеткой более трех лет - свыше тысячи. А в целом за судами с передержками всех сроков, когда уже и приговор вынесен, - 42 тысячи человек. Идет полное игнорирование права человека на правосудие, справедливость.
К слову, сейчас в результате этого мы в Международном европейском суде по правам человека имеем дело: некий гражданин Калашников против России. Он арестован в 95-м году и просит одного - наконец судить его, а как компенсацию - два миллиона долларов. Я уверен, что он отсудит это дело.
- А где он сейчас и за что арестован?
- Он сидит в Магадане за якобы махинации в финансовой пирамиде. Но, увы, органы доказать этого не могут, суд тянет, видя, что дело разваливается, время же идет... А наше предложение о сокращении срока судьи встретили в штыки, и как аргумент нам вменяют одно: вы вмешиваетесь в правосудие.
Да не вмешиваемся мы! Хоть десять лет рассматривайте, но год прошел - замените меру пресечения. Увы, суды не готовы к такому повороту дела, поэтому яростно сопротивляются.
- Александр Ильич, по вашим словам получается, что альтернативы наказанию, кроме взятия под стражу, нет и поэтому идет наращивание тюремного населения... Но что-то же надо делать, ведь ситуация-то критическая...
- Вы правильно поняли мою позицию. Мы и предлагали в качестве альтернативы, например, конфискацию имущества. Когда формировали Уголовный кодекс, большинство чиновников из команды президента категорически были против этого, мотивируя тем, что конфискация противоречит основной стратегической линии государства на формирование класса собственников. С боем кое-как пробили, но... как дополнительную меру. Она фактически не действует.
- Но позвольте, класс собственников есть и вся страна, от Москвы до самых до окраин знает своих жуликов почти поименно. Зачем их действительно сажать в тюрьму, кормить, поить, заботиться, когда можно все ими наворованное отобрать в казну государства?
- Увы, нельзя - это, оказывается, посягательство на право личности. Пусть он лучше отсидит пять-шесть лет, а когда выйдет, у него все будет в целости и сохранности. Такое говорилось на полном серьезе на экспертном совете при комитете законодательства Госдумы. В целом же эксперты убеждены, что карательная политика сегодня правильная, в условиях нарастания преступности она только такая жесткая и должна быть, а такие меры, как, к примеру, освобождение под залог, или конфискация имущества, или другие наши предложения, - это вообще неприемлемо.
И лишь только после того, как я вынужден был сказать, что обращусь в СМИ и расскажу об их позиции, они, хотя и возмутились моими "запрещенными" приемами, но тем не менее приняли положительное решение: подготовленный нами пакет документов разослать на рассмотрение в комитеты Госдумы для обсуждения. С чего я и начал наш с вами разговор.
- Александр Ильич, на ваш взгляд, сможете победить?
- Госдума-то рассматривает, но сейчас все делается для того, чтобы торпедировать наши предложения на уровне отзывов из думских комитетов. К тому же не надо сбрасывать со счетов мнение всех правоохранительных органов, а оно у них, как я говорил, резко отрицательное.
Только вот где мы и на что миллионную армию заключенных, которая, замечу, пополняется не по дням, а чуть ли не по часам, содержать будем?
