Андраник Мигранян ПОСЛЕДНИЕ несколько недель мы стали свидетелями целого ряда внешнеполитических акций российского руководства и российского МИДа (кризис в Югославии, поездка Путина в Индию, новый виток противостояния на Ближнем Востоке, создание Евразийского экономического сообщества в Астане и решение о силах быстрого реагирования стран - участниц Договора о коллективной безопасности в Бишкеке, встреча Путина с Кучмой и Лукашенко в Сочи и т.д.), которые позволяют делать далеко идущие выводы о том, в каком направлении и как развивается российская внешняя политика, и даже рискнуть отметить, что, возможно, мы становимся свидетелями смены парадигмы и обретения нового качества российской внешней политики, нового представления о месте России и ее роли в мировом сообществе.
* * *
Начнем с анализа российской политики по отношению к кризису в Югославии, разразившемуся там после президентских выборов. Подавляющее большинство наших и мировых СМИ критиковали Россию за "невнятную позицию", занятую после первого тура выборов, когда началось публичное противостояние между Милошевичем и оппозицией. Отечественные либералы и Запад были недовольны, что Кремль не признал победу Коштуницы, а левые и патриоты требовали от российских властей дать отпор бесцеремонному и грубому вмешательству в дела суверенной Югославии стран Запада, которые до объявления официальных итогов выборов признали лидера оппозиции президентом.
Я же, будучи лет двенадцать одним из самых жестких критиков советской, а потом и российской внешней политики, с удовольствием хочу отметить, что российский МИД и российское руководство впервые за все эти годы заняли адекватную своим возможностям позицию в этом очень сложном для России регионе, где она, увы, в течение последнего десятилетия то и дело попадала в идиотское положение. Это происходило из-за того, что Москва регулярно занимала довольно жесткую позицию по отношению к Западу, но всякий раз сдавала первоначальные позиции, часто без всяких компенсаций, выставляя себя и свою внешнюю политику посмешищем перед международным сообществом. Сначала присоединилась при голосовании в СБ ООН к санкциям против Югославии, тем самым ослабив ее и не оставив возможности ей действенно поддержать сербов в Боснии. Затем проголосовала за предоставление возможности самолетам НАТО патрулировать воздушное пространство над Югославией, тем самым дав зеленый свет для расширения зоны ответственности альянса. Затем проголосовала за размещение сил быстрого развертывания. Как следствие - возможность развернуть НАТО свои вооруженные силы и военные структуры в Южной Европе. Ничего, кроме иронии, не может вызвать ситуация, когда Россия, объявившая главной целью своей внешней политики недопущение расширения НАТО на восток, де-факто открыла путь альянсу на юг, на Балканы и на юго-восток.
После начала бомбардировок Югославии авиацией НАТО российские официальные лица требовали привлечь к суду генерального секретаря альянса Солану и лидеров западных стран - членов НАТО, которые без санкций СБ ООН начали агрессию против суверенного государства. Грубое попрание международного права, игнорирование не только позиции России, но и мирового сообщества в лице СБ ООН означали похороны всей ялтинской системы. Казалось, от российского руководства на этот раз требовались не столько эффектные жесты типа разворота самолета Примакова над Атлантикой, сколько твердое и последовательное противостояние стремлению НАТО заменить собой СБ ООН и тем самым утвердить торжество однополярного мира. Увы, очень скоро шум российского руководства по поводу агрессии НАТО обернулся очередным пшиком. Представитель президента Ельцина по косовскому кризису Черномырдин сделал все, чтобы российская позиция эволюционировала от защиты Югославии до беспристрастного посредничества между альянсом и Белградом и завершилась превращением Москвы в порученца НАТО и Вашингтона в конфликте.
Надо сказать, что нашим лидерам вообще не везет с партнерами в США. Партнеры Горбачева и Шеварднадзе уже давно признались в мемуарах и интервью, что советские руководители бездарно и без компенсации сдавали позиции СССР повсюду в мире. А недавно Гор с гордостью рассказал о том, как уговорил Черномырдина убедить Милошевича сдаться. Это означает, что вместо того, чтобы вести собственную политику (как было заявлено и Примаковым, когда он развернул самолет над Атлантикой, и закреплено в нескольких решениях Госдумы, и проговорено в экстравагантных заявлениях Ельцина о чуть ли не угрозе применения ядерного оружия), Россия практически отказалась от всех первоначально заявленных позиций и на деле, особенно благодаря усилиям Черномырдина, превратилась в порученца США, проводника его политики и стала посмешищем в глазах международного сообщества.
И только во время последнего кризиса в Югославии российское руководство впервые, на мой взгляд, заняло очень тонкую, взвешенную, реалистичную и абсолютно безупречную позицию.
Во-первых, это первый кризис, при котором Россия не пошла на конфронтацию с Западом, хотя тот дал все поводы. Наша коммунистическая и патриотическая печать довольно справедливо и с возмущением отметила - то, что делали лидеры США, Англии, Франции и других западных стран, противоречило любым нормам международного права, до подведения итогов они уже объявили о победе кандидата от оппозиции - Коштуницы. И в иной ситуации официальные власти, возможно, сделали бы целый ряд заявлений о том, что подобное грубое вмешательство во внутренние дела суверенной страны недопустимо.
Во-вторых, не признав победу Коштуницы, Россия не поддержала и Милошевича, а заявила о том, что готова выступить в роли посредника. Тем самым было дано понять, что действительно могли быть нарушения в ходе первого тура голосования. Такой шаг оставил России определенное поле для собственного маневра.
Вот почему было смешно слушать заявления наших либералов о том, что следовало немедленно признать Коштуницу, присоединившись к западным странам, поддержать демократическую оппозицию и т.д. Возможно, для некоторых политиков, придерживающихся определенных партийных и идеологических позиций, это выглядело очевидным, но для ответственных государственных деятелей партийное предпочтение - последнее, чем можно руководствоваться в сложившейся ситуации. Люди, которые призывали к таким, на их взгляд, простым и очевидным действиям, не понимали или не хотели понять всю сложность и многогранность положения. К сожалению, на периферии нашего информационного поля оказались сообщения о том, что если даже Милошевич проиграл выборы президента, то его сторонники и левые победили в парламенте. Что одновременно левые с националистами контролировали сербский парламент и сербское правительство. Что возникла проблема между Сербией и Черногорией и уже было очевидно - даже после ухода Милошевича черногорские лидеры будут продолжать линию на отделение. Что в принципе санкции могут быть частично отменены, но новые югославские власти будут зависимы в своих действиях от позиции западных стран и условием полной отмены санкций станет полное подчинение новых властей требованиям лидеров США и Евросоюза, а это может оказаться неприемлемым для нового президента, который сам считается умеренным националистом и не собирается плясать под дудку Запада. Поэтому-то российская политика впервые оказалась достаточно ответственной и тонкой - позволила сохранить себя в качестве посредника, не боясь при этом быть неправильно понятой и Западом, и Коштуницей, и Милошевичем. Так вышло, потому что впервые России было абсолютно все равно, что может подумать Милошевич и что может подумать Коштуница. Россия уже много paз "кидала" Милошевича, и у того по отношению к России не было иллюзий. Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что и Милошевич много раз "кидал" как боснийских и хорватских сербов, так и российских посредников. Но у Милошевича не было выбора. Он был вынужден принять любую позицию России. Запад давно объявил его преступником. Если бы Милошевич даже и одолел Коштуницу во втором туре, то вряд ли смог бы пойти на существенные изменения внешней политики страны, учитывая позицию Запада по отношению лично к нему. То же относится и к Коштунице, выйди он победителем из противостояния с Милошевичем. Было очень странно слышать из уст многих политиков, комментаторов и журналистов, что из-за нашей позиции мы можем потерять Югославию в случае победы Коштуницы. Мы при всем желании не можем ни доминировать в Югославии, ни потерять ее. Коштуница сам заявил, что Югославии не нужны ни Вашингтон, ни Москва. Однако очевидно, что у Коштуницы столько проблем, что он волей-неволей вынужден будет обращаться к Москве. Но так как Россия сегодня не имеет необходимого ресурса, чтобы экономически и военно-политически серьезно присутствовать в Югославии, может быть, очень хорошо, что после ухода Милошевича Москва способна вести более вменяемую и адекватную своим возможностям политику по отношению к этой стране. С одной стороны, Югославия не может жить без наших газа и нефти, а мы можем продавать газ и нефть везде; возможно, Югославия захочет покупать оружие, но для этого надо отменить эмбарго на поставку оружия в эту страну. С другой стороны, у нас нет избыточных экономических средств для инвестиций в этот регион, а что касается политического влияния России, то Коштуница понимает - без российского политического влияния, хотя оно и не определяющее, ему не решить ни вопроса сохранения целостности Югославии в связи с Черногорией, ни вопроса возвращения Косово в состав Югославии, ни вопроса предотвращения дальнейшего распада Сербии в связи с Воеводиной, ни целого ряда других чувствительных для Югославии проблем.
Так что в сложившейся ситуации впервые российская политика оказалась абсолютно адекватной. И не случайно именно Иванову пришлось выступить в роли посредника между Коштуницей и Милошевичем - ни один другой политик не мог бы выступить в этой роли. Именно благодаря линии России Милошевич решил признать победу лидера оппозиции на президентских выборах, что придало легитимность победе Коштуницы, учитывая, что фактически "улица" усадила его в кресло президента Югославии.
олжен сказать, что в этом кризисе проявилось одно чрезвычайно важное обстоятельство. Оказалось, что информационное пространство, в котором разворачивалась как бы виртуальная борьба за интерпретацию российской политики, начисто было проиграно как российским МИДом, так и президентскими структурами. Поведя впервые за последние пятнадцать лет правильную внешнюю политику, тонко лавируя в сложившейся ситуации, с учетом своих возможностей, между Западом и противостоящими силами в Югославии, как МИДу, так и президентским структурам не удалось обеспечить эту политику экспертно-аналитически. В результате российская политика по отношению к последнему югославскому кризису была оценена в российских и мировых СМИ как невнятная, непоследовательная, неадекватная и т.д.
Это, конечно, колоссальное упущение властей. Создается впечатление, что, уже начиная с трагедии "Курска", поездки в Индию, а теперь добавились и события в Югославии и на Ближнем Востоке, президент и министр иностранных дел выступают как в качестве действующих политиков и дипломатов, так и в качестве собственных пресс-секретарей и экспертов-аналитиков, которые пытаются объяснить и обосновать собственную политику. Очевидно, что для выступления в трех качествах Путину и Иванову не хватает ни времени, ни специальной подготовки, да и не всегда они открыто могут заявить об истинных мотивах своих действий, а, кроме того непонятно, чем занимаются те, кто по служебным обязанностям должен организовывать адекватное информационное и аналитическое обеспечение действий властей. После Ястржембского и Карасина МИД фактически перестал вразумительно объяснять что бы то ни было. Экспертное сообщество, особенно по вопросам внешней политики, по сути, находится на периферии и во время кризисов почти не присутствует на основных каналах телевидения и в центральных газетах. С уходом Ястржембского из пресс-секретарей Кремль замолчал. Огромное количество скандалов, в которые Кремль оказался вовлеченным за последнее время в публичном и информационном пространстве, свидетельствует о полном провале экспертно-аналитической составляющей российской власти и вследствие этого об отсутствии адекватных действий по информационно-аналитическому и экспертному обеспечению инициатив президента и правительства и адекватной реакции властей в кризисных ситуациях. Этот провал проявился в информационном пространстве в случае противостояния с холдингом "Медиа-MОСТ", в случае с трагедией "Курска", с новой силой этот провал проявил себя в последние недели, насыщенные внешнеполитической активностью российского руководства в разных частях ближнего и дальнего зарубежья.
Не могу не высказать еще одно соображение, которое мне кажется чрезвычайно важным в связи с освещением событий в Югославии в российских СМИ. Увы, наши СМИ во время подобного рода кризисных ситуаций за последние годы привыкли к тому, что необходимо привлекать для анализа и оценки ситуаций не экспертов, как это делают Си-эн-эн, Би-би-си и другие мировые лидеры информационного пространства, а политиков, которые, исходя из собственных предпочтений, симпатий и антипатий, дают примитивные, пристрастные, ангажированные оценки как внешнеполитическим действиям собственного государства в случае того или иного кризиса, так и действиям вовлеченных в кризис сторон. Но совершенно очевидно, что мнения людей, которые наиболее регулярно предлагались обществу через российские СМИ (а это были мнения Немцова, Явлинского, Зюганова, Жириновского), были выражением позиции их партий, что к реальному экспертному анализу и оценке не имеет никакого отношения.
Мне уже приходилось с сожалением отмечать на страницах "НГ", что у нас независимого экспертного сообщества вообще нет, а благодаря политике наших СМИ остатки уцелевших независимых экспертов в разоренных институтах международного профиля РАН остаются за бортом российского экспертно-информационного пространства. Поэтому наше общество остается без квалифицированного анализа кризисных ситуаций, затрагивающих отечественные интересы, и без понимания этих самых интересов.
Думаю, что аналогичная ситуация, связанная с невнятным экспертно-аналитическим обеспечением, сложилась и во время визита Путина в Индию. Этот визит по своему духу и результатам стал продолжением нового этапа российской внешней политики, начатого в период последнего югославского кризиса. Визит в Индию проявил качества российской дипломатии, не демонстрировавшиеся последние пятнадцать лет: рационализм, реализм, учет собственных возможностей, отсутствие любых попыток выступить в роли Советского Союза или старшего брата, реальный учет потенциала и возможностей индийской экономики. Именно поэтому у российской стороны превалировало убеждение, что с Индией должны быть установлены прагматичные, равноправные отношения, основанные на обоюдном интересе. Это был первый случай, когда в наших отношениях полностью отсутствовали идеологические соображения, не выдвигались экстравагантные идеи о создании осей, треугольников, союзов и т.д., российское руководство пыталось продемонстрировать, что оно, устанавливая новые отношения с Индией, не думает о том, как бы насолить кому-то в Азии или Америке. Как в случае с Югославией, так и во время визита в Индию мы наблюдаем болезненный процесс, в ходе которого российская дипломатия пытается нащупать контуры пророссийской (а не прозападной или провосточной) внешней политики.
этом контексте привлекают внимание недавние внешнеполитические акции России в Астане и Бишкеке. Создание Евразийского экономического сообщества, которым завершилась встреча в Астане пяти государств, также вписывается в контекст новой российской внешней политики, когда отбрасываются амбициозные задачи по сохранению СНГ, по проведению многоуровневых, разноскоростных движений в процессе интеграции на постсоветском пространстве. Подобное могло бы иметь какой-то смысл и значение после распада Советского Союза и в первые годы становления новых независимых государств, когда были очень сильны центростремительные тенденции и когда еще недостаточно ясно было, что такое СНГ: бракоразводный процесс, движение от СССР к самостоятельным независимым государствам (линия, которой придерживалась Украина) или путь к созданию нового сообщества свободных государств, интегрированных на пространстве бывшего Советского Союза с целью создания нового единства, на новых демократических и рыночных основах. За последние годы стало совершенно очевидным, что все попытки интеграции постсоветского пространства окончились ничем. СНГ оказалось малодееспособной структурой. Отсутствие консолидированности власти, субъектности России как государства не позволило ей сделаться ядром, вокруг которого это пространство могло бы организоваться, да к тому же Запад старался реализовывать собственную концепцию создания геополитического плюрализма на постсоветском пространстве. В силу всего этого необходим был более трезвый и реальный взгляд на вещи, которые в последнее время проявились. Как в случае с заявлением России о выходе из безвизового режима и о переносе центра тяжести в отношениях с бывшими союзными республиками на двусторонние отношения, так и в нынешних договоренностях в Бишкеке, когда Россия никому ничего не навязывает, а фактически идет навстречу пожеланиям других государств, с которыми у нее совпадают позиции по экономическому и военно-политическому взаимодействию.
Те государства, которые собрались в Астане, действительно хотят сохранения общеэкономического пространства. Хотя есть много проблем, которые еще предстоит решить, но в принципе они достаточно близки по своему экономическому развитию, культуре, может быть, за исключением Таджикистана. Таджикистан находится в очень сложном положении, на стыке российского мира (к этому миру можно отнести Белоруссию, с некоторыми оговорками Казахстан и Киргизию) и мусульманского мира. Здесь на дальних подступах есть потребность остановить воинственный исламский фундаментализм и исламских радикалов, которые пытаются распространить его на территорию Средней Азии и России. Осознание общих экономических и военно-политических интересов этими государствами позволяет надеяться, что, в отличие от СНГ, соглашения, достигнутые в Астане и Бишкеке, окажутся более действенными, так как перед этими странами есть конкретные экономические и военно-политические вызовы, на которые они могут ответить только совместно. Понятно, что создание сил быстрого реагирования (о чем было принято решение на встрече в Бишкеке) не предполагает, к примеру, чтобы белорусские солдаты воевали в Таджикистане с талибами. Но военно-политическое взаимодействие в каждом конкретном случае между этими государствами показывает, что у них есть точки соприкосновений, требующие координации. И в этом присутствует очень серьезный элемент рационализма, трезвости и учета реальных возможностей. Сегодня не до жиру. Сегодня в повестке дня не проблема доминирования России на постсоветском пространстве, а проблема совместного выживания, и это прекрасно понимают государства, которые пошли в Астане и в Бишкеке на создание Евразийского экономического сообщества и, в рамках договора коллективной безопасности, на углубление военно-политического взаимодействия по поддержке друг друга перед надвигающимися внешними вызовами, затрагивающими практически всех.
а этом фоне нельзя не остановиться еще на одной очень важной проблеме, требующей нового осмысления (особенно сейчас, когда мы наблюдаем поворот от политических иллюзий и внешнеполитического романтизма и авантюризма к реализму и учету собственных сил и возможностей). Тем более что речь идет о регионе, где сегодня бушуют политические страсти и углубляется конфликт сторон и где российская дипломатия также оказалась в эпицентре событий. Речь идет о Ближнем Востоке. Это важно и потому, что многие отечественные и западные СМИ подвергли резкой критике российскую политику во время последнего кризиса в арабо-израильских отношениях и поспешили назвать провалом российской дипломатии ее неспособность обеспечить участие президента Путина на встрече в Шарм-эш-Шейхе. Дело в том, что по традиции Россия за последние почти десять лет формально числится в роли коспонсора ближневосточного урегулирования. Но перестав быть глобальной сверхдержавой, не обладая экономическим и военно-политическим потенциалом Советского Союза, она давным-давно потеряла возможность быть реальным игроком и равным партнером для США в урегулировании этих процессов. И не случайно последние годы США фактически в одиночку решали все проблемы, сажали за один стол Арафата и разных лидеров Израиля, пытаясь найти схему урегулирования. Россия практически из этого региона была давно вытолкнута. Но время от времени то Козырев, то Примаков, то Иванов ездили в этот регион - как бы показывали флаг России, пытались продемонстрировать некую символическую роль, но вряд ли кто-либо серьезно в регионе воспринимал это присутствие, хотя арабы говорили, что Россия должна активизировать свое присутствие, чтобы они не остались один на один с США и Израилем. Но на самом деле российское участие вряд ли имело серьезное значение, так как это участие не могло быть подкреплено ни экономическими, ни военно-политическими действиями.
Последний кризис еще раз показал, что поставлен ребром вопрос о роли России в регионе. Не пришло ли время реально оценить свои возможности и не брать на себя тяжесть, которую не по силам нести? В любом случае неадекватные действия и неадекватное присутствие в регионе грозит России превращением ( в очередной раз!) в посмешище. Сегодня есть настоятельная необходимость заново определиться, чего мы хотим в этом регионе, кто наши друзья, на какой основе мы будем участвовать в процессе, с кем мы будем сотрудничать и какие цели мы преследуем для себя. Совершенно очевидно, что США, в отличие от нас, всегда подчеркивают, кто является их главными врагами и кто друзьями. В этом регионе для них главным другом является Израиль, и они хотят, чтобы Израиль не ссорился с соседями. Но именно в роли покровителя и союзника Израиля они пытаются добиться урегулирования, приемлемого для сторон конфликта, при этом используя свои экономические возможности и военно-политическое присутствие. Когда-то Советский Союз так же ясно высказывал, что в этом регионе его друзья - арабы и что в урегулировании конфликта он будет поддерживать арабов. В итоге противостояние арабов и Израиля являлось противостоянием ресурсов и возможностей США и Советского Союза. На данном этапе Россия, не обладая необходимыми ресурсами ни в военной, ни в экономической, ни в политической областях, не может занять такую позицию. Мы сегодня говорим, что Россия друг и арабов, и Израиля. Но при очень глубоком конфликте интересов сторон, не обладая никакими серьезными ресурсами, Россия не может стать эффективным фактором ни посредничества, ни существенного влияния на этот процесс. Поэтому не случайно, что США, поддерживая Израиль и не желая столкнуться с арабским миром в условиях, когда цены на нефть растут и есть угроза нефтяного эмбарго и нового энергетического кризиса, пытается использовать Россию в качестве младшего партнера и порученца, чтобы та, посредничая, проталкивала определенные американские интересы в регионе и стала фактором снижения напряжения. Но возникает вопрос, а нужна ли России такая политика и что она получит, играя именно такую роль? Я не исключаю, что, может быть, как и в случае с косовским кризисом и недавними событиями в Югославии, американцы хотят использовать Россию в качестве проводника своей политики в регионе. Но в таком случае российская дипломатия должна иметь ясный ответ на вопрос: нужна ли ей в данном регионе такая роль, и если да, то чем это все может быть компенсировано США на других направлениях, где у России есть конкретные интересы? Ведь когда мы хотели снять санкции с наших должников, имея в виду получение долгов за поставки оружия, к примеру, от Ирака, или наше предложение снять эмбарго на поставки энергоносителей и оружия в Югославию, мы не получали должного отклика со стороны Вашингтона. Я не говорю о других вопросах... Уж если мы позволяем себя использовать в качестве порученца, то необходимо понять, зачем мы это делаем и какие выгоды в каких конкретных направлениях мы можем извлечь. В данном случае, к примеру, можно было бы решить вопрос о снятии санкций по отношению к фирмам и компаниям России, которые сотрудничают со странами, состоящими в "черных списках" госдепартамента США, или же не допустить принятия дискриминационных по отношению к России решений со стороны конгресса. Список вопросов, затрагивающих российские интересы, которые нельзя решить без помощи США, довольно большой, и нашей дипломатии, прежде чем выступить в роли порученца или, вернее, партнера госдепартамента, необходимо представить его американской стороне для "предоплаты".
свЯзи с этим хотелось бы остановиться еще на одном обстоятельстве. Во время нынешнего ближневосточного кризиса частым гостем на всех каналах российского телевидения был лидер "русской партии" Щаранский, который обвинял Россию в том, что она занимает нейтральную или даже сочувственную позицию по отношению к арабам, в то время как Израиль с пониманием относился к российским действиям против исламских террористов и экстремистов в Чечне. Самое интересное, что политика телекомпании НТВ, которая весьма сочувственно относится к Израилю и борьбе израильских властей против мусульманского экстремизма или терроризма, находится в явном противоречии с освещением и анализом этой же проблемы в Чечне.
При освещении действий российских властей в Чечне НТВ считает, что это неадекватные силовые действия по отношению к мирному населению, а в случае с Израилем подчеркивает, что государство и общество стали жертвами террористов.
Совершенно очевидно наличие двойных стандартов как внутри страны со стороны отдельных газет, каналов телевидения и профессиональных правозащитников, так и со стороны международного сообщества.
Если уж российская сторона вовлекается в подобного рода конфликты в качестве порученца или эмиссара США, то она по крайней мере должна получить поддержку в тех вопросах, на решение которых сама не имеет влияния. Речь идет о поддержке США и Израилем России в ее отношениях с западными СМИ, которые в последнее время сознательно создают негативный образ России как коррумпированного государства, а русских - как варваров, которые у себя в стране учиняют чуть ли не геноцид целого народа.
В заключение хочу еще раз подчеркнуть, что если бы не события на Ближнем Востоке (там наша дипломатия не нашла адекватных ответов на вопросы, чего хочет Россия в регионе, и поэтому предприняла не вполне просчитанные шаги, после которых отстутствие российских представителей в Шарм-эш-Шейхе назвали провалом нашей дипломатии), то можно было бы сказать, что российский МИД и российское руководство пытаются нащупать новые контуры российской внешней политики, основанной на реализме и трезвой оценке собственных ограниченных возможностей, и построить гибкую адекватную внешнюю политику, чтобы не быть посмешищем в глазах международного сообщества и добиваться не риторических, а реальных результатов при продвижении собственных интересов. Может быть, именно тот факт, что на данном этапе разразился очередной глубокий и серьезный кризис на Ближнем Востоке, даст возможность российской дипломатии и в этом регионе внимательно проанализировать и оценить собственные возможности и в соответствии с этим построить не политику ad hoc, или по инерции, а политику, действительно опирающуюся на трезвый учет реальных интересов и возможностей.
И последнее. Хочется надеяться, что многочисленные реальные эксперты по международным отношениям, которых было так много в Москве во все времена, никуда не исчезли из российского экспертного пространства, что они могут быть востребованы для того, чтобы объяснять, анализировать, оценивать и давать рекомендации при формировании политической линии, при объяснении обществу, что на самом деле происходит в мире и где наше место в этих событиях. Иначе все информационно-политическое пространство будет захвачено ангажированными политиками, не имеющими никакого представления о том, что происходит в мире, и в угоду собственным партийным или узко эгоистическим интересам трактующими события и вводящими в заблуждение как российские власти, так и наше вконец дезориентированное общество.
P.S. Весьма примечательно, что встреча в Шарм-эш-Шейхе, где Клинтон при символическом участии представителей Евросоюза, ООН и арабских стран заставлял премьера Израиля Барака и лидера палестинцев Арафата прекратить насилие и создать условия для продвижения мирного переговорного процесса, по времени совпала со встречами президента Путина в Сочи с президентами Украины и Белоруссии Кучмой и Лукашенко. Этo глубоко символическое совпадение по времени совершенно разных по целям и характеру встреч говорит о том, о чем многие знали, еще большее число людей догадывались, но о чем открыто, на уровне реальной политики, не принято было говорить. Теперь уже для всех стал очевидным факт - российские лидеры отдают себе отчет в том, что Россия сегодня ни в каком смысле слова не является глобальной мировой державой и что встречи по урегулированию российско-украинских и российско-белорусских проблем для нее гораздо важнее, чем чисто символическое, декоративное присутствие российских представителей в Шарм-эш-Шейхе. Не важно, по какой причине президент Путин не оказался в Шарм-эш-Шейхе, но то, что он в это время в Сочи встречался с Кучмой и Лукашенко, ясно указывает как на место России в современной системе международных отношений, так и на ее приоритеты.
