Александр Спиридонов ВСЕ ИДЕТ к тому, что референдума, спровоцированного майским указом президента об упразднении Госкомэкологии и Рослесхоза с передачей их функций Министерству природных ресурсов, избежать не удастся. Сомнений мало и в исходе народного голосования. Но что уж совершенно ясно, так это то, что президент при любом результате оказывается в политическом проигрыше, поскольку вольно или невольно способствует расколу в обществе и несомненно теряет доверие части своих сторонников.
А все-таки - вольно или невольно? Вот в чем вопрос. И пусть этот вопрос для Путина пока вроде бы и далек от гамлетовского звучания, тем не менее есть веские основания над ним серьезно задуматься. Злополучный указ не только являет меру осмысленности решений нашего государственного топ-менеджмента, за ним вырисовывается и выбор вполне определенной - и по меньше мере спорной - стратегии развития страны.
Вспомним, как поначалу отнеслись к указу даже очень опытные люди: нонсенс, досадная ошибка, допущенная в очередной спешной перестройке кабинета министров, пусть даже кем-то и пролоббированная, но которая вот-вот будет без лишнего шума исправлена. Ослепляла вопиющая противоестественность решения. Передавать функции по охране и контролю окружающей среды Министерству природных ресурсов - это все равно что в прямом соответствии с известной русской поговоркой "пускать козла в огород". Причем ответственность за "козла" в данном случае целиком лежит на президенте. Само уважаемое министерство в принципе оказывается в сложившейся ситуации не менее страдающей стороной, чем Госкомэкология. Причем незаслуженно страдающей (если, конечно, допустить, что само Министерство природных ресурсов не добивалось этой зоологической роли).
В самом деле, трудно даже вообразить положение, столь же деликатное, сложное - и морально, и физически, - чем то, в какое поставил министерство президентский указ. Ведь в нормальной схеме МПР отчитывается перед государством известно чем: подготовкой минерально-сырьевой базы, вовлечением в хозяйственный оборот природных ресурсов - что в конечном итоге выражается и числом лицензий, выданных отечественным и зарубежным компаниям на их разработку. Нелегко все это давалось. Любая компания (опыт показывает, что отечественная - в первую очередь) норовит сэкономить прежде всего на экологии. Это аксиома. По данным Госкомстата, только за 1999 г. Госкомэкология подверг экспертизе около 72 тысяч проектов строительства новых предприятий, реконструкции старых, создания совместных. Теперь эту функцию передают МПР. Но экспертиза, сделанная самим министерством, которое кровно заинтересовано в положительном решении и вдобавок само же себя контролирует, заведомо может подозреваться в нечестности, а люди, ее выполняющие, - в моральной и прочей уголовно преследуемой нечистоплотности... Иными словами, объединением противоположных функций МПР изначально ставится в противоестественное положение.
Чтобы избежать подобных ситуаций, во всех развитых странах ресурсные и экологические ведомства обязательно разводят (редкие исключения составляют маленькие и слаборазвитые государства, где по бедности объединяют еще, например, и науку с туризмом). Владимиру Путину - знатоку Германии и участнику встреч "большой восьмерки" - все это должно быть хорошо известно. И тем не менее как результат новой министерской евгеники на свет опять появляется министерство-гермафродит. Если наше государственное строительство будет продолжаться по той же логике, то не далек день, когда, скажем, Счетную палату введут в состав Минфина, парламент сделают департаментом правительства и т.п.
А ведь МПР достойно сочувствия и в исполнении своих прямых, абсолютно естественных функций. Академия наук, ведущие российские эксперты в области геологии и горного дела, анализируя ситуацию с минерально-сырьевыми ресурсами, уже несколько лет бьют тревогу. Вложение средств в воспроизводство запасов - прежде всего в геологоразведку - столь ничтожно, что впору говорить о нашем минерально-сырьевом иждивенчестве и даже паразитизме. Многих стратегических запасов (хром, марганец, титан, цирконий, стронций) Россия лишилась после распада СССР, а большая часть минеральных богатств осталась в районах со столь тяжелыми условиями добычи, что к нашему сырью теперь не очень-то рвутся и иностранные "хищники". Даже по многострадальным соглашениям о разделе продукции реально работают всего-навсего три проекта. В такой ситуации МПР, если рассуждать здраво, хорошо бы хоть со своими непосредственными задачами управиться.
Однако у министра природных ресурсов Борис Яцкевича о здравом рассуждении собственное понятие. Он не видит опасного нонсенса в поглощении функций природоохранного ведомства. "Гермафродитизм" его не пугает и даже, напротив - добавляет энтузиазма. Так, на одной из встреч с журналистами и экологами министр обижался: что же, мол, вы нас сразу критикуете, дайте хотя бы пару-тройку лет поработать, вот тогда и... Куда эти пару-тройку лет будет рулить МПР, нетрудно догадаться. Еще жива, например, голубая мечта наших "крепких хозяйственников" о переброске на юг части стока северных рек. Госкомэкология, поддержанный практически всеми министерствами и ведомствами, так и не смог воспрепятствовать строительству ее возможного первенца - Юмагузинского водохранилища в Башкирии. А ведь "за" высказался только один госорган. Нетрудно догадаться, что это было МПР.
Вполне вероятен и "железнодорожный" сюжет, по которому наши кровные, собранные в бюджете, в очередной раз будут мобилизованы на строительство якобы высокоскоростной магистрали Москва-Санкт-Петербург, проект которой так в свое время и не прошел экспертизы Госкомэкологии. "Внутриминистерским" экологам вряд ли удастся всему этому, как и многому другому, серьезно противостоять.
А ситуация тем временем становится все более опасной. Стране обещан экономический рост. Предсказывая подъем, прогнозисты соревнуются разве что в степени крутизны. Но надо понимать, что львиная его доля все еще напрямую связана с эксплуатацией природных ресурсов (и что министерство-гермафродит выгодно как раз их распорядителям и потребителям). Именно сейчас, по здравой логике, надо бы усиливать экологический контроль. Однако пока все происходит с точностью до наоборот, и, зная психологию наших хозяйствующих субъектов, нетрудно догадаться, что устранение Госкомэкологии они воспримут в качестве сигнала ослабления контроля. И тогда, как свидетельствует наш богатый опыт, мало не покажется.
Но беда Госкомэкологии заключается не только в том, что он был костью в горле для наших компрадоров. В последнее время экологическое ведомство становилось еще и лакомым куском. Комитет отвечал за участие России в 28 международных природоохранных договорах, конвенциях и еще трех десятках двусторонних соглашений. Во всех развитых странах руководители природоохранных министерств и ведомств входят в состав кабинета министров. И только российскому представителю приходилось специально объясняться с недоумевающими коллегами ("что это за статус - комитет?") при подписании важнейших экологических документов. Но с недавних пор эта подпись, как говорится, запахла большими деньгами. Международные обязательства по сокращению выброса в атмосферу газов, провоцирующих парниковый эффект (Киото, 1997 г.), которые были приняты во многом благодаря грамотным действиям наших экологов, сулят России, получающей возможность продавать соответствующие квоты, ежегодную выручку в миллиарды долларов. Речь идет о создании принципиально нового сегмента мирового рынка квот на выбросы парниковых газов (КВПГ), на котором Россия может оказаться абсолютным лидером.
По прогнозам и наших, и зарубежных аналитиков, цена за условную тонну эмиссии парниковых газов будет находиться в пределах 10-50 долл., а спрос может достичь 10-15 млрд. тонн. Причем Россия, фактически уже выполнившая киотские обязательства, в перспективе становится главным поставщиком квот, США - главным покупателем (60-80% всего объема рынка, остальное - Япония, Канада, Австралия, Европа). В июне Клинтон и Путин как представители главных игроков на возникающем рынке уже подписали совместную декларацию о сотрудничестве в этой сфере.
Примечательно, что наши выгоды измеряются здесь не только суммами с девятью нулями, которые, кстати, в обозримом будущем могут превзойти, например, весь отечественный оружейный экспорт. Для России с ее склонностью, как у нас принято говорить, к нецелевому использованию средств, не менее важно и то, что заработанные на новом рынке деньги придется под жестким международным контролем вкладывать в экологически значимую технологическую и структурную модернизацию наших ведущих промышленных отраслей - электроэнергетику, металлургию, нефтяную, газовую отрасли.
Увы, эти впечатляющие суммы потенциального дохода могут легко превратиться в сумму упущенных выгод. Наш президент, ставивший подпись под декларацией, приближающей реальность нового рынка, тремя неделями раньше успел подписать указ об упразднении Госкомэкологии - главного инициатора и двигателя, а равно, по иронии судьбы, и разработчика самого совместного заявления. Американцы, уже привыкшие к нашей резвости по части всевозможных перемен, не стали отменять подписание декларации, но в кулуарах вежливо напомнили, что даже самые заинтересованные партнеры не смогут иметь с нами дело, если в стране не будет независимой, прозрачной, действующей по международным стандартам системы учета и управления выбросами, а также многого другого, чем как раз и занимался Госкомэкологии, не имевший - что в данном случае принципиально важно - собственных экономических интересов.
Кстати, в прошлом году кандидат экономических наук В.В. Путин опубликовал в "Записках горного института" (т. 144,1) статью "Минерально-сырьевые ресурсы в стратегии развития российской экономики", перепечатанную затем "Природно-ресурсными ведомостями". Экономист Путин выразил свое кредо в первой же фразе: "Устойчивое развитие экономики России должно базироваться на планомерном росте ее составляющих, и прежде всего за счет минерально-ресурсного потенциала". Вообще говоря, ресурсный вариант стратегии развития оспаривается очень многими (если не большинством) экономистов. Зато с прописанными в нем экологическими требования согласится, пожалуй, даже самый упрямый гринписовец. А к основным стратегическим задачам формирования органов государственного управления природопользованием отнесено "разграничение сфер их деятельности". Так что нынешнюю метаморфозу во взглядах президента на независимость природоохранного ведомства еще вчера трудно было даже предположить.
Статью экономиста Путина о "разграничении" и указ президента Путина об "объединении" по времени отделяет всего несколько месяцев. Владимир Владимирович резко передумал. Что же заставило его поменять знак? Очень похоже, что к этому толкала сама логика ресурсного варианта. Логика, по выражению Никиты Моисеева, "мировой кочегарки". Что ж, мы уже давно живем за счет сырья, но стандарты этой жизни просто неприличны. От развитых стран по доле ВВП на душу населения мы отстаем более чем в 10 раз. К тому же, согласно прогнозам, мировое потребление минерально-сырьевых ресурсов к 2015 г. вырастет в лучшем случае в два раза, и нетрудно представить, сколь далеко уйдут от нас государства, избравшие иную - инновационную стратегию развития. Мировой рынок наукоемких товаров сегодня оценивают в 2,3-2,5 трлн. долл. (доля России - 0,3-0,5%), а через пятнадцать лет он почти удвоится. По расчетам межведомственной экспертной группы и Национального института авиационных технологий, Россия могла бы рассчитывать на 10-15% этого рынка (примерно в сто раз больше всего нашего нынешнего нефтегазового экспорта), но, как подчеркивают специалисты, не по щучьему велению, а в результате адекватной инновационной политики государства...
* * *
Природоохранный референдум, без всякого сомнения, способен укрепить в нашем обществе идеалы гражданской ответственности. Но, мягко говоря, никакой другой пользы он, пожалуй, никому не принесет. Президенту - в первую очередь. Поняв это, те, кто подталкивал Путина на провокационный указ, похоже, сильно испугались. И от этого страха, например, один кандидат политических наук, воспользовавшись рубрикой "Карт-бланш" уважаемой газеты, густо полил грязью упраздненный Госкомэкологии, представив его скопищем бездельников и стяжателей, жирующих, разъезжающих по заграницам и даже, если и не прямо, так косвенно мешающих развиваться жителям Корякского автономного округа. Экологи вообще-то в большинстве своем люди активные и умеющие за себя постоять. Но на сей раз смолчали. Полагаю, из чисто гигиенических соображений. И все же решусь на маленькую цитату. О людях, которые встали на защиту своих гражданских прав, кандидат политических наук пишет: "население, послушно поставившее свои автографы под требованием референдума"... Без комментариев.
