Сергей Диденко ОДНАЖДЫ корректору в тексте, повествующем о жизни знаменитого путешественника и его заслугах, встретилось аляповатое выражение: в описании говорилось, что герой рассказа - не просто рядовой мореплаватель, но "яхтенный капитан". Корректора, знакомого с родным языком не понаслышке, это покоробило. Он был добросовестным - и исправил "яхтенного капитана" на "капитана яхты".
Результат последовал незамедлительно. Корректора вызвали "на ковер" в кабинет главного редактора. Там его отчитали, обвинили в некомпетентности и заявили о его служебном несоответствии. Главный редактор поучал: "яхтенный капитан" - это вполне определенное устоявшееся словосочетание, не всякий капитан яхты является яхтенным капитаном, это - звание, весьма почетное, которое присваивается далеко не всем, за него соревнуются, и лично он сам тоже мечтал бы быть яхтенным капитаном. А тут еще, на беду, выяснилось дополнительное обстоятельство, притом существенное: оказалось, что персонаж заметки - этот самый "яхтенный капитан" - закадычный приятель главного редактора. И корректор, такой-сякой, посмел его "разжаловать"...
Ну что тут можно сказать! Что не всякий суффикс со всяким корнем сочетается. Что не бывает "шкафенной дверцы" - даже если она и в самом деле от шкафа. Что даже если многоуважаемый шкаф или его дверцу захотят поощрить и официально учредят такое почетное звание ("в чины выводит кто и пенсии дает?"), то и тогда живой великорусский язык нельзя пакостить...
Скорее всего "яхтенный капитан" - это искусственное и, что главное, бездумное перенесение в русский язык иноязычной формы. Например, в немецком языке существуют такие чины для морских офицеров, как бригантинен-капитэн, корветен-капитэн. Еще можно - и наверняка нужно - сказать о том, что такое перенесение противозаконно. О том, что даже если официальные инстанции зарегистрируют это звание в таком виде, впишут в табель о рангах, утвердят документально, все равно это будет иметь весьма сомнительное отношение к филологии. Ибо речь идет не о тех законах, которые устанавливают означенные инстанции, но о тех, что существуют в куда более высоких сферах, от бюрократических инстанций не зависящих.
Наконец - и это, пожалуй, самое важное - следует со всей твердостью признать, что если даже подобные словечки получают распространение в разговорной практике и становятся привычными, это не повод для того, чтобы причислить их к языковой норме. Точка зрения, будто норма языка определяется только его носителем, то есть народом, и тем, как он говорит в реальной действительности, к сожалению, встречается даже в официальной науке. (Существует вульгарное понимание тезиса, что язык живой, а не застывший, - именно в этом смысле.) Известно, откуда происходит такой взгляд: у истоков его - красная профессура. Нет, господа, норма языка определяется не тем, как его коверкают малограмотные, а благочестием. Если бы все то, что происходит в реальной действительности, на практике, уже в силу того само по себе признавалось правомочным, тогда совсем не нужна была бы полиция!
...Тот главный редактор мечтал и сам стать яхтенным капитаном. Что ж, пожелаем ему успеха. А может быть, ему удастся дослужиться и до бригантиненного. А если очень сильно повезет с карьерой - даже до фрегатенного.
