Ханс Моммзен ВОЕННОЕ поражение Третьего рейха и капитуляция Германии 8-9 мая сопровождались широкомасштабной ликвидацией национал-социалистской системы, утратившей всякое доверие со стороны масс. Вопреки ожиданиям союзников не потребовалось никаких дополнительных мер, чтобы запретить НСДАП и примыкавшие к ней организации. Они самоликвидировались. Но поражение означало в то же время и глубокое опустошение государственного организма. Немцы были не в состоянии освободить себя сами. Они показали свою неспособность рассчитаться за национал-социалистские преступления и предоставили сделать это союзным военным судам на Западе и Востоке.
Крах рейха вызвал у массы немцев невероятно острый кризис ориентации. В "час ноль" будущее германского национального государства было поставлено под вопрос. Прусско-германская традиция оказалась выхолощенной и обесцененной из-за ее использования в качестве инструмента национал-социалистской политики. Было неясно, на какую традицию сумеет опереться будущая немецкая политика. Фридрих Майнеке, Нестор немецкой исторической науки, выступал за обращение к миру идей немецкого идеализма. Опыт использования большинства немцев режимом, оказавшимся преступным, породил у них умонастроение, описываемое словами "Без меня".
Искаженная национал-социалистским режимом идея сильного государства оказалась мертва. Вместо общенациональных представлений о целях на передний план выступили федералистские и партикуляристские тенденции. Пробивающая себе дорогу национальная индифферентность осталась характеристикой немецкой политической культуры. Симптомом этого явления было как почти полное отсутствие во второй половине 40-х гг. инициатив, направленных против обозначавшегося раскола Германии, так и рано проявившиеся симпатии к объединенной Европе.
Немцы воспринимали положение, возникшее после мая 1945 года, как своеобразное отсутствие истории. Взгляд назад мало что давал для необходимой переориентации и изменения ценностных позиций. Характерна в этом смысле была жалоба старого геттингенского историка Альфреда Хойсса на "утрату истории", которую он констатировал у немцев. И действительно, преобладала склонность к ориентации исключительно на собственные достижения в деле восстановления при более или менее серьезном вытеснении национал-социалистского прошлого и всего того, что предшествовало ему.
Склонность к вытеснению периода национал-социалистского режима из сознания не в последнюю очередь отражалась в тенденции к отказу от преследования за национал-социалистские преступления.
Историческая наука и общественное мнение с конца 60-х гг. уделяют все большее внимание истории национал-социализма. Правда, постоянно замечалось стремление сбросить с себя груз недавнего прошлого или преуменьшить значение этих событий. Выдающимся примером стал в этом смысле спор историков в 1986-1987 гг. вокруг поднятого Эрнстом Нольте вопроса о том, в какой мере Холокост является всего лишь ответом на архипелаг ГУЛАГ, а тем самым террор, развязанный национал-социалистами, оказывался в зародыше ответом на большевистский террор. До этого встреча федерального канцлера Коля с президентом США Рейганом в Биттбурге, где находится кладбище военнослужащих войск СС, показала недостаток чуткости при обращении с национал-социалистским прошлым. Но пропагандистская попытка связать воспоминание об окончании войны с американо-немецким единением при исключении военного вклада Советского Союза в разгром нацизма натолкнулась на явное сопротивление значительной части немецкого общественного мнения.
У молодого поколения страх соприкосновения с историей национал-социализма уступил место безудержной потребности в информации, что привело ко все более интенсивной ликвидации существовавших до сих пор табу. Формирующееся новое историческое сознание опирается прежде всего на осмысление истории Третьего рейха, в то время как старая национально-государственная традиция на глазах слабеет. Например, потерпели провал все попытки ХДС/ХСС оживить прежнее национальное сознание - в частности, во время спора историков, - и сконструировать светлую национальную историю по ту сторону национал-социализма. Напротив, в значительной степени возобладала представляемая Юргеном Хабермасом позиция "конституционного патриотизма". Германия больше не ставит под вопрос границы в Восточной и Центральной Европе, возникшие после Второй мировой войны, а также последствия изгнания с территорий по ту сторону Одера и Нейсе и из Судетской области, даже если упрямая приверженность чешских политических лидеров к декрету Бенеша вызывает у нее непонимание.
Как следствие катастрофы национал-социалистской диктатуры и Второй мировой войны в Германии пробило себе дорогу убеждение, что идеологемы "особого немецкого пути" и "функции моста" между Востоком и Западом, исполняемой рейхом, оказались опровергнутыми и будущее заключается в принятии западного демократического конституционного государства. Воссоединение двух германских государств вследствие начатой Горбачевым перестройки не изменило данное обстоятельство ни в коей мере. Опасения западных политиков насчет того, что воссоединение оживит старую "идею сильного национального государства", не оправдались. Национальная индифферентность немцев, возникшая вследствие преувеличения и извращения национальной идеи национал-социалистским режимом, сохранилась. Объединенная Германия считает себя сегодня надежным партнером в расширенном европейском сообществе.
