Современная "философия интернационализма"

Проблема гуманитарной интервенции не нова. Однако формирование принципиально нового вида силового интернационального гуманитарного вмешательства было в основном завершено военной операцией, проведенной НАТО в Югославии в 1999 г. Именно эта операция привела к появлению в международном лексиконе парадоксального термина - "гуманитарная война".

Сегодня есть все основания считать, что гуманитарное вмешательство может стать своеобразной "философией интернационализма" XXI в. и одним из существенных элементов складывающегося сегодня нового миропорядка.

Хотя в наиболее полном виде современная концепция гуманитарной интервенции апробирована в Югославии, однако отдельные ее элементы применялись и в "докосовский" период. Так, поводом для принятия Советом Безопасности ООН "гуманитарной" резолюции # 688 от 5.04.91 г. послужили события 1991 г. в Ираке в связи с подавлением войсками Саддама Хусейна вооруженных выступлений курдов и шиитов. Резолюция вызвала бурные дискуссии.

По мнению одних специалистов-международников, эта резолюция создала правовую основу для вооруженного вмешательства союзных сил, впервые юридически подтвердила приоритетный характер подобных гуманитарных акций по отношению к принципам суверенитета, территориальной целостности любого государства.

Однако многие другие специалисты и политики полагают, что нынешняя система международно-правовых принципов, изложенная в Уставе ООН, исключает любые акты вмешательства извне во внутренние дела суверенных государств по любым, в том числе гуманитарным, поводам без соответствующей санкции Совета Безопасности ООН.

И в этом заключен глубокий смысл. Ведь отдельные государства и региональные организации, пытающиеся подменить ООН и ее Совет Безопасности, не могут быть беспристрастными и в той или иной мере будут преследовать в таких акциях собственные цели. Негативные последствия вмешательства по односторонним решениям, как правило, перевешивают тот положительный эффект, если даже он имеет место в результате такой акции.

Вся современная концепция гуманитарной интервенции построена, в сущности, на примате прав человека над суверенитетом и территориальной целостностью государства и предполагает, что гуманитарная катастрофа не может считаться внутренним делом государства.

Правомерен ли такой подход? Ответ на этот вопрос далеко не однозначен. Мир переживает беспрецедентный в истории геополитический сдвиг, глубинные последствия которого еще предстоит осмыслить. Осуществляется переход от сравнительно устойчивого биполярного мира к новому глобальному политическому и геостратегическому ландшафту. Этот переходный период отличается резким ростом затяжных конфликтов на этнической, межклановой, религиозной почвах, охвативших практически все континенты и обладающих специфическими чертами.

Прежде всего в абсолютном большинстве эти конфликты носят внутригосударственный характер и связаны не столько со стремлением захватить верховную власть в государстве, а с сепаратизмом, борьбой за отделение от государства, за приобретение национальной самостоятельности.

В таких конфликтах миротворческим интервенционистским силам зачастую приходится действовать против регулярных армий. И если какие-то государства или группы государств захотят использовать гуманитарную интервенцию как повод для вторжения в страну и параллельного решения собственных задач, то без применения вооруженных сил, причем в форме масштабных военных операций, им не обойтись. Не в этом ли кроется подспудный смысл активного подключения НАТО, обладающего огромной военной мощью, к решению гуманитарных проблем?

Другой особенностью современных конфликтов является то, что они принимают все более ожесточенный характер, причем основными жертвами становится гражданское население. Если в Первой мировой войне на гражданское население приходилось лишь 5% от общего числа жертв, то в современных боевых действиях гражданское население зачастую сознательно избирается в качестве мишени и на него приходится уже 90% жертв.

Еще одной особенностью нынешних внутригосударственных конфликтов является широкая поддержка противоборствующих сторон заинтересованными внешними силами - определенными политическими и экономическими кругами, международными криминальными структурами, национальными диаспорами, единоверцами и т.д.

Ясно, что в ситуациях, грозящих гуманитарной катастрофой, международное сообщество не вправе стоять в стороне в роли пассивного созерцателя и обязано принимать эффективные меры для исправления ситуации. Но принципиальный вопрос состоит в том, что понимается при этом под международным сообществом, кто имеет право оценивать степень гуманитарной катастрофы и ее опасность и принимать решение о той или иной форме вмешательства, в том числе и во внутреннюю политику государства, тем более санкционировать такое вмешательство.

В ответе на эти вопросы и кроется коренное различие в подходах к гуманитарному вмешательству военно-политического руководства США и НАТО, с одной стороны, и ООН, многих суверенных государств (в том числе России, Китая и др.) - с другой.

Таким международным сообществом может быть только ООН с ее Советом Безопасности. Эта всемирная организация имеет богатый опыт по урегулированию конфликтов, соответствующие инструменты для реализации таких мер, включая организацию силовых действий, а самое главное - опирается на общепризнанную международно-правовую базу. Конечно, для современных условий, для изменяющегося спектра угроз и с учетом нового характера и возросшей интенсивности конфликтов требуется некоторая корректировка и, может быть, пересмотр отдельных подходов к миротворческой деятельности ООН. Требуются, очевидно, и определенные организационные решения.

И Россия, подчеркивается в ее Концепции внешней политики, готова "к предметному диалогу по совершенствованию правовых аспектов применения силы в международных отношениях в условиях глобализации" и исходит из того, что "поиск конкретных форм реагирования международного сообщества на различные острые ситуации, включая гуманитарные кризисы, должен вестись коллективно, на основе четкого соблюдения норм международного права и Устава ООН". Это - очень взвешенный и конструктивный подход, учитывающий как современные реалии, так и интересы всех без исключения членов мирового сообщества.

Свои подходы к проблеме гуманитарного вмешательства практикуются ведущими странами НАТО во главе с США. Эти подходы не только прошли апробирование в ряде регионов. Странами НАТО была сделана попытка юридически закрепить вмешательство во внутренние дела суверенных государств с использованием гуманитарных предлогов в официальных документах Североатлантического альянса, принятых на Вашингтонском саммите в апреле 1999 г. Не обошлось и без ложного пафоса - авторы этих документов пытаются убедить всех, что такие операции "служат в поддержку более широкой цели укрепления и распространения стабильности". Что ж, в регионах, подвергшихся массированной ракетно-бомбовой "гуманитарной" обработке, действительно может наступить стабильность, но стабильность зачастую кладбищенского типа.

Поэтому у многих независимых и объективных аналитиков в связи с устремлениями блока НАТО к глобальному лидерству в миротворческом процессе возникает ряд серьезных опасений.

Первое. Международное сообщество в лице ООН подменяется региональным Североатлантическим альянсом, а точнее - небольшой группой его ведущих государств во главе с США, которая присваивает себе право определять наличие гуманитарного кризиса в том или ином государстве, степень его остроты и опасности, влияния на региональную и глобальную стабильность. Эти оценки осуществляются по собственным критериям, в целом ряде случаев не соответствующим общепринятым международным принципам.

Особую тревогу вызывает то обстоятельство, что государства - лидеры НАТО вознамерились совмещать в своем лице функции и главного судьи, выдающего санкции на силовое вмешательство, и исполнителя силовых акций, и "архитектора" постконфликтного государственного переустройства, и "старшего надзирателя" за исполнением своих послевоенных предначертаний и планов.

Второе. Уже сейчас наблюдается тенденция слияния натовской концепции гуманитарной интервенции с другой рожденной на Западе концепцией - "ограниченного суверенитета", предполагающей вмешательство во внутренние дела государства под различными предлогами (в т.ч. экологическими, миротворческими, гуманитарными и др.). Не есть ли именно ограничение суверенитета неугодных альянсу по тем или иным причинам государств их главной целью?

Третье. Возникает вопрос: где пролегает граница между "гуманитарной помощью" и "гуманитарным вмешательством"? Где та грань, которая отделяет гуманитарное вмешательство от "негуманитарного"? Ясно, что эти границы должны быть определены четкими международными законами. Субъективное начертание таких границ может усугубить развитие кризиса.

Четвертое. Принятая НАТО концепция гуманитарной интервенции может послужить оправданием для дальнейшего расширения блока, реализации его экспансионистских планов, безудержного и неоправданного наращивания военной мощи, выходящей далеко за рамки оборонительных потребностей.

Пятое. НАТО в противовес основополагающим принципам Хельсинкского заключительного акта 1975 г., Устава ООН и базовых документов ОБСЕ, которые предполагают использование главным образом мирных средств разрешения конфликтов, делает ставку на военную силу.

Уроки Косово подтверждают, что, с одной стороны, использование "силовой дубины" не может решить сложных проблем, лежащих в основе межэтнических конфликтов и гуманитарных кризисов. А с другой - лишний раз показывают бесперспективность попыток НАТО действовать вне рамок ООН, попирая международное право.

Шестое. В "пуле" государств, пытающихся подменить собою мировое сообщество, тон задают великие ядерные державы: США, Великобритания, Франция. Самовольное и грубое вмешательство ядерных держав во внутренние дела государств в сочетании с жесткими силовыми мерами может спровоцировать опасное "расшатывание" режима нераспространения оружия массового уничтожения. И, кроме того, вызвать усиление диверсионных и террористических методов противодействия.

Седьмое. Анализ современных конфликтов показывает наличие определенного "ландшафта" их территориальной концентрации. В частности, довольно явственно обозначается своего рода "пояс регулируемой напряженности" вдоль южных границ России и СНГ. Этот "пояс" практически целиком входит в т.н. евроатлантическую зону, где влияние НАТО особенно велико и где альянсу в случае необходимости очень пригодились бы узаконенные миротворческие функции.

За всем этим проступают очертания некой "конфликтообразующей" системы. И в эту систему хорошо укладывается концепция гуманитарных войн, закрепленная НАТО в новой стратегической концепции.

Особая роль в реализации концепции гуманитарной интервенции принадлежит США. Высказываются опасения, что гуманитарные интервенции могут стать одним из основных инструментов для реализации Соединенными Штатами своих планов по обеспечению мирового лидерства. Это означает, что проводить "аудит" конфликтогенных регионов, принимать решения о силовом вмешательстве, определять направления внутренней политики "побежденных" государств после завершения "гуманитарной войны" будет не весь альянс натовских государств, даже не их малая "могучая кучка", а единолично США.

Естественно, для мирового общественного мнения все такие акции будут максимально прикрыты завесой коллегиальных действий, высокопарными словами о совместной защите демократических свобод, прав личности, интернациональной помощи угнетаемым группам населения. И в этом видится особая опасность настойчиво продвигаемых США подходов к реализации концепции гуманитарных интервенций - в обход Совета Безопасности ООН.

Однако с избранием президентом США Джорджа Буша-младшего и приходом в Белый дом новой команды Соединенные Штаты, по мнению ряда аналитиков, в т.ч. российских, могут ограничить военное участие в гуманитарных акциях за рубежом.

Насколько оправданны прогнозы о возможном свертывании Соединенными Штатами своей активности в гуманитарных акциях в целом и на Балканах в частности? Думается, что особых оснований для беспокойства по этому поводу у европейских союзников США быть не может.

Во-первых, известное заявление Кондолизы Райс о том, что США должны уйти с Балкан и договориться о географическом разделении труда с союзниками, было сделано едва ли не с единственной целью - постараться заставить союзников увеличить свой военный вклад в объединенную военную мощь альянса и сократить в этой части военные расходы США.

Во-вторых, Вашингтон отнюдь не намерен упускать лидерство в европейской военной сфере, что позволяет, среди прочего, защищать интересы США в объявленных ими жизненно важных зонах, а при необходимости - обеспечивать силовое прикрытие экспансии американских компаний в их борьбе за рынки сбыта и источники сырья.

В-третьих, Соединенные Штаты в результате серии балканских вооруженных конфликтов обеспечили здесь свое постоянное военное присутствие и практически полный контроль над Балканами, использование развитой и удобной военной инфраструктуры. Эту же тенденцию можно наблюдать и в других регионах, где США принимали активное участие в силовых акциях гуманитарного характера.

В-четвертых, из вооруженных конфликтов, локальных и "гуманитарных" войн Соединенные Штаты могут извлечь и извлекают немалую финансовую и экономическую выгоду. Так, многие экономисты связывают падение евро по отношению к доллару именно с войной в Югославии.

При этом США не ограничиваются извлечением только материальной выгоды, но стараются "выжать" из своего участия в гуманитарных акциях и максимальные политические дивиденды. За обещанную Югославии помощь для восстановления ими же разрушенной экономики США требуют соответствующей ориентации внутриполитического и внешнеполитического курса, добились выдачи Милошевича, фактически шантажируя югославское правительство. Причем им нужен даже не Милошевич сам по себе. Для США важно создать прецедент, который должен сделать посговорчивее "строптивых" и неугодных им лидеров других стран, а самое главное - послужить своего рода эффективной профилактической мерой против распространения "инфекции антиамериканизма" на другие страны.

В-пятых, приходится учитывать, что мир стоит на пороге острого энергетического кризиса из-за истощения запасов основных энергоносителей - нефти и газа. Нарастает борьба за контроль над их основными месторождениями. Гуманитарная интервенция - удобный повод, позволяющий устанавливать такой контроль, не теряя лица в глазах мировой общественности, к тому же при сравнительно небольших затратах. В этой связи ряд исследователей обращают внимание на то, что наиболее "высокотемпературные" зоны современных локальных конфликтов и гуманитарных кризисов совпадают или находятся в непосредственной близости от нефтегазоносных районов мирового масштаба и путей транспортировки этих видов сырья на Запад.

Есть и другая сторона проблемы. Предотвращение и урегулирование вооруженных столкновений локального масштаба, гуманитарных кризисов, миротворческая деятельность требуют отвлечения огромных сил и средств. Соединенным Штатам, даже если они искренне захотят сделать все возможное для затухания действующих и предотвращения новых гуманитарных кризисов и катастроф, в одиночку с этим не справиться. Здесь заложена хорошая возможность для продуктивного взаимодействия, в том числе между Соединенными Штатами и Российской Федерацией. Но реализовать эту возможность можно только при искреннем, а не декларируемом стремлении США способствовать урегулированию локальных конфликтов и гуманитарных кризисов. Конечно, нельзя утверждать, что такие благородные цели во внешней политике США в гуманитарной сфере напрочь отсутствуют. Но пока, к сожалению, они заслоняются другими, сугубо эгоистическими и гегемонистскими целями - закрепить сферы своего влияния, обеспечить политическое и экономическое доминирование в определенных районах, устранить неугодных лидеров или правящие режимы, довернуть вектор политики тех или иных государств в выгодном для себя направлении.

В начале 1990-х гг. большие надежды по урегулированию конфликтов возлагались на ОБСЕ. Однако последующие события в Европе, прежде всего конфликты на территории бывшей СФРЮ, показали низкую способность ОБСЕ к эффективным практическим действиям в урегулировании внутригосударственных конфликтов. Отчасти это произошло из-за громоздкой процедуры принятия решений: в организации, куда входят 55 государств, действует правило консенсуса. Но главной причиной послужила сильнейшая конкуренция со стороны НАТО, которая всячески стремилась оттеснить ОБСЕ на задворки общеевропейской политики, сделать эту организацию своим политическим придатком (что, надо признать, в значительной мере и удалось) либо использовать эту организацию для прикрытия действий, которые граничат с вмешательством во внутренние дела суверенных государств, для придания таким операциям видимости легитимности.

Принятие НАТО концепции гуманитарной интервенции, ее реализация в Югославии коренным образом изменили вектор общеевропейского развития в направлении, едва ли не противоположном тому, который был определен в Хельсинкском заключительном акте 1975 г. и документах ОБСЕ: Парижской хартии 1990 г., Хельсинкском документе 1992 г. и др. И хотя саммит ОБСЕ в Стамбуле 17-19 ноября 1999 г. формально подтвердил роль этой организации как основного европейского инструмента по предотвращению конфликтов и их мирному урегулированию, однако тенденция "натоцентризма" в построении общеевропейской системы безопасности и стабильности не была переломлена. Североатлантический альянс - организация, обладающая огромной военной мощью и занимающая доминирующие позиции в ОБСЕ, - отнюдь не намерена отходить на второй план. "Натоцентризм", продвигаемый его сторонниками как новейшая философия всеобщей безопасности на евроатлантическом пространстве и за его пределами, в последние годы берет верх над провозглашенными Хельсинкским заключительным актом 1975 г. принципами.

Уже через семь лет после окончания холодной войны и принятия Хельсинкского документа 1992 г. (в котором была разработана стройная система миротворческой деятельности ОБСЕ) многие из тех стран, которые подписывали и этот документ, и Заключительный акт 1975 г., без особых колебаний подписали в Вашингтоне в 1999 г. иные документы, в которых, в частности, миротворческие функции на евроатлантическом пространстве и за его пределами закреплялись за НАТО. Несмотря на всю приглаженность и известную туманность формулировок в документах альянса, за ними явственно просматривается вмешательство во внутренние дела суверенных государств, силовое их принуждение к внутренним преобразованиям по указаниям НАТО и ее лидера США.

Таким образом, страны так называемой евроатлантической зоны (включающей всю Европу, европейскую территорию России и территории всех бывших союзных республик), которая, по-видимому, становится основным полигоном для отработки новой стратегии блока в гуманитарной сфере, так и не сумели использовать предоставленный им после завершения "холодной войны" шанс обеспечить равноправное и стабильное положение всех стран на Европейском континенте. Усилиями ведущих государств континента, при активной помощи и руководстве США, Европа направлена по сомнительному маршруту: от породивших оптимистические надежды Хельсинкских документов 1975 и 1992 гг. - к натоцентристской модели общеевропейской безопасности и далее, не исключено, к глобальному американскому лидерству. Гуманитарным интервенциям и войнам "штурманами" этого маршрута отводится, по-видимому, не последняя роль.

Особую актуальность представляет, безусловно, анализ современных концепций гуманитарного вмешательства под углом зрения интересов России и других государств СНГ.

Проблема гуманитарного вмешательства на территории бывшего СССР была поднята практически сразу же после его распада. И первое, что сделали западные страны в этом отношении, - постарались убедить руководство и общественное мнение новых независимых государств, что терзающие их конфликты - не только их внутренняя проблема, они становятся предметом особой заботы международного, прежде всего европейского, сообщества.

Такой подход, получивший юридическое закрепление в Хельсинкском документе 1992 г. "Вызов времени перемен", не только не вызвал возражений у России и других новых независимых государств, но и был поддержан их руководителями, поставившими свои подписи под этим и последующими документами ОБСЕ, в которых проблема интернационализации конфликтов на территории СНГ, их урегулирования силами общеевропейского сообщества получила дальнейшее развитие. Тем более что конфликтный потенциал и связанные с ним угрозы подрыва региональной и общеевропейской стабильности не только не снизились, но и возросли, и руководителям государств Европы, собравшимся в Будапеште в 1994 г., речь пришлось вести уже об определенных районах СНГ, пораженных вооруженными конфликтами, и договариваться о конкретных мерах по их урегулированию.

Правда, меры эти мало что дали для реального предотвращения конфликтов и облегчения положения людей, пострадавших в них или вынужденных покинуть места своего постоянного проживания. Вся тяжесть по ликвидации последствий этих конфликтов, их сдерживанию и урегулированию легла на страны СНГ, прежде всего на Российскую Федерацию.

России, которую и саму не обошли стороной внутренние конфликты, приходится в течение последнего десятилетия практически в одиночестве исполнять функции основного миротворца на пространстве бывшего СССР.

Ситуация порою складывается парадоксальная. Исправно внося взносы в ООН, Россия, по сути дела, финансировала миротворческие операции ООН, в частности, в Африке - провалившиеся гуманитарные акции в Сомали в исполнении американцев, в Руанде. Но всю тяжесть расходов по миротворчеству на территории СНГ Россия вынуждена нести практически в одиночестве.

Запад пугают не столько конфликты на территории СНГ. Главный приоритет его политики на постсоветском пространстве - не допустить интеграции бывших советских республик, объединения их вокруг России, консолидирующий потенциал которой все еще остается довольно высоким. Едва ли не все попытки Москвы по нормализации обстановки в зонах конфликтов, особенно в тех из них, где находятся российские воинские контингенты, на Западе воспринимают как угрозу собственным интересам в этих регионах и суверенитету молодых государств, подают общественному мнению как проявление "имперских амбиций".

Поэтому никак нельзя считать случайными заявления типа: "Важно отбить у России охоту и в будущем пытаться делать ставку на силу при регулировании своих отношений со многими своими соседями" (Генри Киссинджер).

Конечно же, дело вовсе не в имперских амбициях России, не в ее "тайных намерениях" возродить свое былое влияние в этих республиках. По большому счету речь идет о безопасности самой России и дружественных ей стран СНГ. Ведь от локальных конфликтов в непосредственной близости от ее южных границ Россия страдала и страдает больше всех других стран, особенно заокеанских. Не говоря уже о том, что зона нестабильности распространяется все дальше на южные районы страны, России за эти годы пришлось принять и обустроить огромное число беженцев и переселенцев из "горячих точек", не только действующих, но и потенциальных.

Миротворческие функции, которые России пришлось выполнять в Южной Осетии и Приднестровье, Абхазии и Таджикистане, требовали не только немалых материальных затрат. Они не приносили России и особых политических дивидендов.

И тем не менее, надо признать, что миротворческие усилия России в СНГ принесли свои позитивные результаты. Вооруженные столкновения сторон в большинстве конфликтов были остановлены, поставлены барьеры на пути перерастания внутригосударственных кризисов в масштабные гуманитарные катастрофы, установлена стабильность, пусть пока в ряде районов хрупкая и неустойчивая.

Представляется, что главный положительный итог миротворческой деятельности России в государствах СНГ - перевод большинства вооруженных конфликтов в политическое русло, в правовое поле, с использованием политических, дипломатических и иных мирных средств их дальнейшего урегулирования.

Конечно, проблема гуманитарного вмешательства на территории государств СНГ с использованием вооруженных сил западных стран, в том числе объединенных вооруженных сил НАТО, с повестки дня не снимается. Так, президент Грузии Эдуард Шеварднадзе неоднократно призывал страны НАТО к вмешательству в Абхазии по косовскому варианту. Однако руководство западных стран по проблеме гуманитарного вмешательства на территории бывшего СССР занимает, как правило, осторожную позицию. По-разному относятся к этой проблеме в ОБСЕ и НАТО.

В ОБСЕ сложилось общее понимание, что предотвращение и урегулирование конфликтов и гуманитарных кризисов - проблема общеевропейского масштаба, решение которой не под силу одной стране и потребует координации усилий всех государств - членов ОБСЕ, привлечения значительных сил и средств, не исключая в некоторых случаях и военного персонала. Под эту проблему, при активном участии России и других государств СНГ, была разработана солидная теоретическая и правовая база в основополагающих документах ОБСЕ.

Что касается Североатлантического альянса, то в Вашингтонской декларации 1999 г. этого союза и в других документах подчеркивается решимость блока принять самое активное участие в урегулировании конфликтов как во всей евроатлантической зоне, так и за ее пределами. НАТО и в практическом плане не теряет времени даром, расширяя военное сотрудничество со всеми государствами на постсоветском пространстве на двусторонней основе и в рамках программы "Партнерство во имя мира" и активно осваивая их территории и военную инфраструктуру. Ясно, что делается это отнюдь не из чистого альтруизма, а с совершенно определенной целью, на случай, если придется использовать их территории в военных целях - для проведения наземных или воздушных операций.

Но в целом западные страны вряд ли планируют - по крайней мере в ближайшей перспективе - проведение каких-либо силовых интервенционистских акций по гуманитарным поводам на территории стран СНГ, тем более в России. Веских причин для такого вывода достаточно.

Прежде всего, конфликты, происходящие на территории СНГ, не только не затрагивают пока серьезных интересов западных стран, но даже выгодны им, так как все они непосредственно ущемляют интересы России и ослабляют ее, отвлекают значительную часть сил и средств и тем самым косвенно увеличивают зависимость России от Запада.

С другой стороны, непосредственное участие западных воинских контингентов в "горячих точках" СНГ требует больших и, по их мнению, неоправданных издержек, к тому же чревато большим риском - например, гибелью военнослужащих, что наверняка настроило бы общественное мнение западных стран крайне негативно и потребовало бы, скорее всего, вывода этих контингентов из конфликтных зон.

Наконец, Россия в военном отношении - это не Ирак и не Югославия. При всей ее нынешней экономической слабости, снижении политического влияния и авторитета на международной арене она остается великой ракетно-ядерной державой, любой конфликт с которой чреват весьма серьезными последствиями.

Однако вместе с тем нельзя полностью исключать участия войск западных стран в урегулировании некоторых конфликтов на территории отдельных государств СНГ, если на это будет получено согласие всех заинтересованных сторон. Но вот "гуманитарные акции" по типу Косово на территории бывшего СССР исключены при любых обстоятельствах.

И еще один довод в пользу необходимости координации международных усилий в гуманитарной сфере. Не исключено, что уже в ближайшее время международный терроризм может стать еще большей опасностью для мирового сообщества, чем нынешние внутригосударственные конфликты и вызванные ими гуманитарные кризисы. Сегодня на евразийском пространстве передний фронт борьбы с этим явлением проходит по южным районам СНГ - Северо-Кавказский регион России, прежде всего Чечня, государства Центральной Азии. Пока против этой силы выступает практически одна Россия при поддержке некоторых стран СНГ - участников ДКБ. Запад ограничивается общими рассуждениями на тему международного терроризма, то ли недооценивая эту опасность для себя, то ли надеясь отсидеться за спиной России, то ли пытаясь получить для себя определенные выгоды, выжидая, когда противоборствующие силы ослабят друг друга.

Из всего изложенного можно сделать следующие выводы.

1. На смену традиционному миротворчеству приходит миротворчество силовое, "военизированное". Гуманитарная деятельность все чаще принимает форму гуманитарных интервенций или даже гуманитарных войн. Причем тенденция эта после агрессии НАТО в Югославии не только сохраняется, но и усиливается.

2. Крайне важно, чтобы миротворческие операции, включая гуманитарные интервенции, проводились исключительно под эгидой и по санкциям ООН, не исключая участия в них других региональных международных организаций - ЕС, СНГ, НАТО и др., что будет гарантировать их беспристрастный и действительно интернациональный характер.

3. Гуманитарное вмешательство в дела суверенных государств становится одним из определяющих элементов формирующегося нового миропорядка. Учитывая возрастающую его востребованность и четко выраженный интернациональный характер, можно сказать, что силовое вмешательство по гуманитарным и другим поводам становится своеобразной "философией интернационализма" XXI в. Как принципиально новое явление, оно требует тщательного анализа, всесторонней оценки сочетаемости с существующей международно-правовой базой, возможных последствий ее применения, и, в конечном итоге, - если такая форма силового вмешательства в дела суверенного государства будет окончательно принята мировым сообществом - разработки теории применения силовых гуманитарных операций, введения их в жесткие рамки международного права.