Сергей Дубовский Сегодня в России многие люди надеются, что с началом экономического подъема станут жить лучше. Но вот вопрос - откуда возьмется этот самый экономический подъем? Ведь десять прошедших лет четко показали, что передача собственности олигархам и чиновникам еще не делает экономику эффективной.
Что же нужно изменить в российском социуме, т.е. в нас самих, чтобы построить эффективную экономику? Есть ли у России шанс переместиться в глобальной пирамиде с того места, которое она занимает сейчас, на более достойное?
Родовая травма и ее последствия
Анализируя российский социум, известный российский историк Сергей Соловьев писал о сходстве между судьбой Пиренейского полуострова и России, которые много веков находились в условиях постоянного давления со стороны кочевых племен и даже жили под властью кочевников и полукочевников. Можно сказать, что многовековое владычество иноверцев-кочевников над оседлыми христианами в самом начале формирования российского, испанского и португальского обществ задержало их развитие и нанесло психике народов "родовую травму". В российской системе ценностей критерии личной и национальной безопасности стали доминировать над критериями благосостояния. Отсюда следует пониженное внимание к материальным условиям жизни и повышенная лояльность населения к верховной власти как объединителю, организатору обороны от внешней агрессии, защитнику и спасителю. Возник такой высокий уровень повиновения властям, который внешнему взгляду иногда кажется рабской покорностью.
Однако русский народ вовсе не безнадежен. Его внешняя покорность властям постоянно сопровождается подспудным накоплением недовольства и социальной агрессии, которые находят выход в моменты социальных катаклизмов. За последние 400 лет в России имели место 9 катаклизмов (в среднем - раз в 48 лет): Болотников, 1606; Разин, 1669-1670; Булавин, 1707-1708; Пугачев, 1773-1774; декабристы, 1825; отмена крепостного права, 1861; революция, 1905-1907; две революции и Гражданская война, 1917-1921; распад СССР и октябрьский переворот, 1991-1993.
Поскольку советская номенклатура унаследовала от царского времени принцип пожизненной власти и право заполнения политических вакансий оставила исключительно за собой, можно говорить о неизменности отношений между властью и народом в царские и советские времена. Население было практически исключено из механизма обновления политической элиты и выбора стратегий развития. Обратная связь от качества и результатов управления к составу правящей элиты отсутствовала. Элита не несла ответственности перед народом за свои ошибки и прегрешения. Поэтому она стала стабильно безразличной к качеству жизни населения, практически никогда не ставила задачи организации системы социального партнерства, считала нормой социальную конфронтацию, широко использовала методы внеэкономического принуждения к труду, старалась не допустить экономической независимости населения от власти. Например, даже через 100 лет после отмены крепостного права российские крестьяне имели карликовые земельные наделы и были ограничены в праве на миграцию даже внутри страны. Отсутствие системы социального партнерства, экономическая зависимость от власти, использование методов внеэкономического принуждения к труду - все это вело к двум основным последствиям.
С одной стороны, при доминировании силовых методов элита была слабо заинтересована в социальном партнерстве, развитии рыночных механизмов, обновлении технологий и средств производства. Ее интеллектуальные и нравственные качества были стабильно низкими, поскольку из-за социальных перегородок не использовался весь энергетический и интеллектуальный потенциал общества, а состав элиты рекрутировался из узкого круга лиц по правилам бюрократической конкуренции.
С другой стороны, население было слабо заинтересовано в совершенствовании трудовых навыков, орудий труда, повышении качества продукции, поскольку результаты труда неизменно отчуждались элитой силовым образом, а не на условиях социального партнерства. Пренебрежение к подневольному труду для многих было возможностью продемонстрировать свою оппозицию автократическим и тоталитарным режимам.
Неудивительно поэтому, что социально-политическое развитие страны не могло быть устойчивым: капитализм в царском варианте после отмены крепостного права просуществовал всего лишь 56 лет, социализм в советском варианте - только 70 лет.
Глубокое социальное расслоение на элиту и рядовых, существующее в России при всех режимах, также стало инвариантом. Это расслоение дает повод повторить известное высказывание о наличии в рамках одной нации двух разных наций. Крестьяне и дворяне, рядовые граждане и номенклатура, "быдло" и "новые русские" неизменно живут в разных материальных мирах, говорят на разных языках, воспроизводят себя в разных культурах. Интегрирующий нацию средний класс никогда не имел достаточного влияния.
Сосуществование с агрессивными кочевниками принесло совершенно неожиданные результаты в сфере межнациональных отношений. С одной стороны, поскольку чужак был, как правило, агрессором, возникла и существует устойчивая подозрительность к чужакам как потенциальным агрессорам, особенно когда их много и ведут они себя по-хозяйски.
С другой стороны, в пику чужой агрессии выработалось благожелательное, истинно христианское отношение к представителям иных национальностей. В то время как, скажем, расширение британского социума сопровождалось уничтожением и изоляцией аборигенов, российский и пиренейский социум включали аборигенов в себя как равноправных граждан. Смешанные браки являлись и до сих пор являются рядовым явлением. Советский интернационализм в такой среде не встречал никаких препятствий.
Однако именно эта генетическая толерантность к "инородцам" делает российский социум чрезвычайно уязвимым в эпоху глобальной этнической конкуренции, когда многие малые народы подвержены идеям национализма и отвергают интернационализм. Благодаря генетической толерантности русских людей "инородцы" чувствуют себя вполне комфортно в русской среде, и, наоборот, русские чувствуют себя дискомфортно в националистических средах малых народов. Из-за этой асимметрии межнациональных отношений возникают асимметричные иммиграционные потоки, которые, в свою очередь, создают новые проблемы в национальных отношениях.
К проблеме национальной асимметрии часто добавляется проблема разноскоростного демографического роста различных этнических групп с несовпадающими менталитетами, приводящего к вытеснению одной группы другой.
Инварианты российской экономики
Когда в апреле 1797 г. император Павел Петрович указал крестьянам три дня в неделю работать на себя, три дня - на помещика, а в воскресенье - отдыхать, т.е. как бы поделил доходы пополам, он вряд ли догадывался, что вместе с распределением доходов устанавливает состояние внутреннего рынка и определяет темпы экономического роста. Только через 70 лет Маркс занялся распределением времени работы на себя и на хозяина, только через 140 лет Рузвельт и Кейнс во время Великой депрессии связали распределение доходов с платежеспособным спросом и рынками сбыта, без которых рыночная экономика не функционирует. Сегодня кейнсианские идеи представляются само собой разумеющимися. Но тогда Павел Петрович был убит, а затем окарикатурен дворянской историографией.
Спустя 205 лет распределение доходов в России по-прежнему остается нерешенной проблемой и совершенно не походит на стандартное распределение ВВП в успешных рыночных экономиках, где 55-65% составляет оплата труда, а остальное делится примерно пополам между прибылью предпринимателей и налогами государства. Именно высокая доля оплаты труда в сочетании с государственными трансфертами обеспечивает экономику устойчивым платежеспособным спросом со стороны массового потребителя, т.е. внутренним рынком сбыта. Прибыль точно соответствует инвестиционному спросу экономики.
В России доля оплаты труда в ВВП, составлявшая в 1990 г. 49%, снизилась к 1998 г. до самого низкого значения 27,8%. Это катастрофическое сжатие внутреннего рынка стало основной причиной двукратного падения российского ВВП. При этом доли налогов и прибыли равны примерно 20% и 50%. Прибыль намного превышает инвестиционный спрос, поэтому за 10 лет было вывезено около 300 млрд. долл., что в 2 раза больше внешнего долга страны.
Вывоз капитала из царской России подтверждается документально в сохранившихся таможенных записях с 1742 по 1785 г. В этот период положительное внешнеторговое сальдо в отдельные годы достигало 50% всего экспорта. Интенсивный вывоз капитала продолжался не только в XIX веке, но и в советское время, только направления вывоза изменились. Во-первых, вывоз капитала из РСФСР шел в национальные республики; в последнем статистическом сборнике Госкомстата СССР называется цифра, эквивалентная 50 млрд. долл. в год. Во-вторых, вывоз капитала из СССР шел в страны так называемого социалистического лагеря.
Постсоветский режим экономического провала и стагнации был прерван четырехкратной девальвацией рубля в 1998 г. и ростом мировых цен на нефть. Оба события дали импульс к временному экономическому росту 1999-2001 гг., возможности которого были исчерпаны уже в 2002 г. Сегодня долларизация сбережений и вывоз капитала продолжаются, поскольку распределение доходов улучшилось крайне незначительно, сбережения по-прежнему превосходят инвестиционный спрос. Очевидно, что Россия не сможет выйти на стандартную магистраль равновесного устойчивого экономического роста и будет вывозить капитал, пока не перейдет к стандартному для успешных рыночных систем распределению доходов. Но существующий социум как раз и не позволяет совершить этот переход.
Перед выбором: демократия или крах
Все сказанное подталкивает к пессимистическому выводу, что российский социум находится в замкнутом круге. На протяжении многих веков элита не хочет и не может строить общество социального партнерства, а население не может сменить элиту.
Таким образом, российское общество стоит перед выбором. Или оно научится и сможет в режиме реальной демократии регулярно обновлять состав правящей элиты, приводя к власти тех, кто реально отслеживает интересы населения и строит рыночную систему как систему социального партнерства. В этом случае распределение доходов станет таким же, как в успешных рыночных системах, вывоз капитала прекратится, начнется ускоренный экономический рост.
Или же общество будет жить в условиях постоянного социального антагонизма с несменяемой элитой, озабоченной исключительно своими корыстными интересами. В последнем случае неизбежны нерациональное распределение доходов, вывоз капитала, стагнация, роль экономического аутсайдера в глобальной пирамиде, что в условиях глобальной конкуренции означает быструю деградацию. Как показывает российская история, такое "развитие" рано или поздно заканчивается социальным катаклизмом.
