Уроки Алжира и Египта

Спецслужбы Саудовской Аравии нацелены на борьбу с исламскими экстремистами.
Фото Reuters

В августе–сентябре 2004 года Россия столкнулась с новым мощным наступлением чеченского «отдела» международного ваххабитского движения. Помимо сознательного массового детоубийства в Беслане это и серия успешных операций в самой Чечне, уничтожение гражданских самолетов, попытка нового удара в Московском метрополитене, последовательное распространение боестолкновений на территорию Дагестана и Западного Кавказа.

Басаев и его внешние кураторы снова подтвердили свой статус одного из ключевых факторов российской политики. Сотни невинных жертв, угроза общекавказского конфликта, острейший политический кризис, реформа 13 сентября, перетасовки в высшей элите государства – таков результат применения группы камикадзе и усиленного пехотного взвода в Беслане.

═

Опыт исламских стран

═

Сейчас перед обществом и государством стоит главный вопрос: как ответить на вызов экстремистов, что нужно для преодоления этой угрозы?

Политическое устройство страны не оказывает прямого влияния на решение этих вопросов. Успешно бороться с терроризмом могут как демократии (США, в известной степени – Индия и Израиль), так и авторитарные режимы (Тунис, Китай, Египет). Одновременно другие демократии (Испания, Филиппины) и авторитарные лидеры (Бенджедид в Алжире) проиграли или проигрывают эту борьбу.

Недавний исторический опыт Алжира и Египта может в известной степени пролить свет на происходящее в России. В 1970–1980-х годах режимы обеих стран, убедившись в неэффективности социалистических экспериментов, взяли курс на сотрудничество с кругами исламских фундаменталистов, вкладывая значительные средства в развитие исламской инфраструктуры своих стран. При этом власти упустили контроль за умонастроениями духовенства и не препятствовали его идейной и финансовой переориентации на религиозные центры стран Персидского залива.

Итогом этой переориентации стало резкое усиление фундаменталистских настроений в среде духовенства и религиозных активистов, что привело к формированию сети влиятельных структур политического ислама. Фундаменталисты требовали переустройства общества по законам шариата и последовательно выступали против светских властей, обвиняя их в отходе от ислама.

На рубеже 80–90-х годов фундаменталисты в обеих странах уже реально претендовали на власть. В 1992 году только военный переворот предотвратил приход к власти в Алжире Исламского фронта спасения. Ответом фундаменталистов стала гражданская война, унесшая в 1990-х годах более 100 тысяч жизней, причинившая огромный экономический ущерб Алжиру. В Египте гражданская война такого размаха не достигла, но также серьезнейшим образом потрясла основы государства и общества.

В обеих странах тактика экстремистов строилась как на ударах по военно-полицейским силам и представителям элиты, так и на запугивании населения. Навязывая себя как единственный центр реальной власти на Земле, радикалы регулярно устраивали показательные расправы над мирным населением, вырезая целые деревни и кварталы.

На фоне массовых убийств в алжирских Сиди-Раис (300 жертв) или Сиди-Ахмед (120 погибших) бойня в Беслане для ее организаторов выглядит простым распространением отработанных технологий террора на территорию России. И главным ее смыслом становится запугивание «непокорных» народов Северного Кавказа.

Зарубежный опыт показывает, что реальным способом хотя бы затормозить политическую экспансию ваххабизма является наличие у государства дееспособных войск и сил безопасности вкупе с решимостью применять их в гражданском конфликте. Так, лишь жесткая линия военного руководства Алжира в 1992–1999 годах позволила не только сбить волну террора, развязанного Исламским фронтом спасения, но и принудила экстремистов к переговорам о национальном примирении. Гражданская война, развязанная в 1990-х ваххабитами в Египте, была выиграна светским режимом Мубарака за счет широкого применения армии и сил безопасности.

Общим для Египта и Алжира было и широкое привлечение к борьбе с экстремистами местного населения в форме отрядов самообороны или сил «патриотов». Это затрудняло действия экстремистов на многих территориях, обеспечивало их политическую изоляцию от граждан и высвобождало значительные силы армии и спецподразделений для активных действий.

Большое значение лидеры Алжира и Египта придавали взятию под контроль исламской инфраструктуры своих стран, проведению последовательной линии на удаление из мечетей радикальных имамов, а также пресечению каналов внешнего финансирования как вооруженного крыла экстремистов, так и их политических структур.

Эффективная стратегия может строиться только на адекватном понимании целей неприятеля и применяемых им приемов.

═

Попытка контроля над Россией

═

Россия привлекает международное ваххабитское движение уникальным сочетанием богатства страны (ресурсная база, наличие развитой инфраструктуры, в том числе оборонно-промышленной, а также запасы ОМП) со слабостью общества и государства, до сих пор не оправившихся после кризисов ХХ века. В полной мере это касается и отечественных силовых структур, которые не воспринимаются ваххабитами в качестве серьезного противника.

Установить контроль над РФ экстремисты пытаются, сочетая военный (эскалация конфликта на Северном Кавказе, подрыв государственной власти в РФ) и политический (взятие под свой контроль мусульманской общины страны с последующим превращением ее в свою политическую базу) пути.

Без участия самой исламской общины России трудно сбить накал исламского экстремизма. Но участие это не должно сводиться к ритуальным заявлениям, что «ислам несовместим с террором», и осуждению терроризма официальными лидерами исламских структур России. Такие декларации звучат после каждого крупного теракта и на умонастроения радикалов никак не влияют.

В последние годы российские власти делают многое для удовлетворения интересов мусульманских структур РФ. Это и государственная поддержка мечетного строительства, исламского религиозного образования (например, создание Академического центра исламской истории и культуры при МГУ), и проведение курса на сближение с арабо-исламским миром, вновь открывшим для мусульман РФ возможность получения финансирования из стран Персидского залива, и многое другое, вплоть до активного участия государства в освобождении «российских талибов» из американской тюрьмы Гуантанамо.

Все это дает и обществу, и государству моральное право и обязанность требовать от лидеров и ведущих деятелей российского ислама активного противодействия экстремистам. В мечетях и медресе не должна допускаться проповедь радикальных взглядов. Вербовщикам смертниц не должно быть комфортно в московских мечетях, как это было в случае Зары Муртазалиевой. Активное участие в противодействии экстремизму в первую очередь отвечает интересам самих мусульман России – ведь тот же Басаев вполне откровенно относится к ним как к пушечному мясу в своей войне за власть.

Примером такого активного противодействия ваххабизму является последовательная позиция Духовного управления мусульман Дагестана, не только поддержавшего отпор вторжению Хаттаба в 1999 году, но и попытавшегося весной 2004 года запретить хождение в Дагестане ваххабитской литературы.

Ключ к успеху – осознание угрозы ваххабитского экстремизма не как очередной «кампанейщины» в советском стиле, а как реальной опасности, которая будет стоять перед страной и гражданами не менее десятилетия. На таком осознании необходимо адаптировать армию и силы безопасности к противостоянию экстремистам, привлекать к этой борьбе граждан, общественные структуры, бизнес.

Чтобы не проиграть террористам войну, огромные усилия требуются и от государства, и от общества. Это и повышение боеспособности армии и сил безопасности, преодоление ведомственной разобщенности, и качественное усиление защиты объектов инфраструктуры, и участие общества в противостоянии экстремистам, и борьба за сердца наших сограждан-мусульман.