Юрий Пивоваров
Начальники разных уровней, собранные в партию власти, всегда дружно споют ту песню, которая от них требуется.
Фото Артема Житенева (НГ-фото)
Сообщество русских исследователей политики взбудоражено: колесо отечественной истории повернулось вспять. Заведующий отделом социально-политических исследований Левада-Центра Лев Гудков: «По сути дела, наша «правовая» традиция («произвол власти» или «самодержавие» власти как принцип конституции социального порядка)┘ не разрушена». Сотрудник Центра Карнеги Лилия Шевцова: «Формируется новый традиционализм, на сей раз без коммунистической шелухи. Под «традиционализмом» я понимаю персонифицированную и никем не ограниченную власть лидера┘»
То есть известные и авторитетные аналитики сегодняшней нашей социально-политической жизни в один голос утверждают: после всех перестроек и реформ эссенция русской политики сохранилась. Что-то ушло, что-то появилось новое, однако главное, фундаментальное, «природа» все та же.
Итак, к началу второго срока президентства Владимира Путина в основном завершилась эпоха «транзита». Выйдя из пункта «А», Россия пришла к пункту┘ «А». Другими словами, отречемся от старого мира, разрушим его до основания, построим новый и вдруг обнаружим, что все это на самом деле было спасением мира старого – возвращением к нему не по форме, а по существу.
Но почему всегда неизбежно это возвращение? Почему краткие периоды демократии – а в ХХ столетии это случилось дважды – неизбежно уходят? И почему даже эти недолгие времена русских публичных политик расцениваются в конечном счете лишь как вынужденно-переходные формы и этапы равного самому себе, неизменного в принципе исторического бытования русской политики?
═
Раздвоение властей
═
В нашей стране господствует «самодержавная политическая культура». Ее главная характеристика – властецентричность. Причем «власть» должна писаться с большой буквы – «Власть». Она ведущее действующее лицо исторического процесса, в ходе которого лишь меняет свои наименования – царь, император, генсек, президент. Важно также подчеркнуть, что эта Власть всегда персонифицирована, то есть обязательно предполагает определенного ее носителя (в отличие от этого на Западе власть имеет абстрактную природу – отделена, независима от правителя, не является его личной прерогативой).
Соотношение самодержавной Власти и иных типов власти, существующих в обществе, было хорошо понято еще русской наукой XIX века. «Права государственной власти, во всем их объеме, принадлежат Государю Императору, – писал А.Д. Градовский. – Нет той сферы управления, которая бы не была подчинена его самодержавию. Но из этого не следует, чтобы император осуществлял свои права непосредственно. Правильная организация┘ предполагает существование посредствующих властей, действующих именем императора, но самостоятельно в кругу представленных им дел...»
Таким образом, суверенитет в России находится в руках у Власти, а «посредствующие власти» имеют свою компетенцию и определенные полномочия. Здесь действует принцип разделения властей. Самодержавная же Власть правит вне системы разделения властей; она существует в иных координатах. Она – субстанция и субстанциальна, «посредствующие власти» – функции и функциональны.
В этом контексте становится понятным, почему Россия на протяжении всех пяти столетий ее современной истории имеет два параллельных типа высших административных организаций, управляющих страной.
В российской системе высшего административного управления, какой мы ее видим начиная с XVI века, приказы, коллегии, министерства суть функциональные органы, «посредствующие», «подчиненные власти». К тому же они специализированы, то есть точно определена сфера их деятельности (например: Министерство иностранных дел). Что касается Государева двора, Собственной Е.И.В. Канцелярии, ЦК КПСС, администрации президента РФ, то они осуществляют связь между Самодержавной Властью и «посредствующими властями», руководят этими властями, направляют их. При этом Двор–Канцелярия–ЦК–Администрация занимаются всем; сфера их полномочий не ограничена, поскольку они действуют от имени и по поручению неограниченной Власти. В этом коренная специфика русской административной системы.
Эта специфика проявляется в том числе и в борьбе между приказно-коллегиально-министерским началом и Двором–Канцелярией–ЦК–Администрацией. И так будет до тех пор, пока сохраняется «самодержавная политическая культура» (но она никуда не собирается «уходить»; выжила и господствует даже после демократических преобразований 90-х годов ХХ века). Государев Двор (Канцелярия, ЦК, Администрация) обслуживает Власть, транслирует ее волю и решения и «посредствующим властям», и обществу. Это не может не привести к противостоянию «нормальных», министерского типа, учреждений и этих при-Властных. Но проблема соперничества различных типов управленческих структур этим не исчерпывается. Напомним формулу В.О. Ключевского: в России нет борьбы партий, но есть борьба учреждений. Великий историк имел в виду следующее: неразвитость гражданского общества в России одним из своих следствий имеет неразвитость партийной системы. Политические партии возникли у нас довольно поздно и не играли значительной роли. Кроме того, нередко то, что мы называем «партиями», таковыми в общепринятом смысле не является, а роль партий в значительной мере играют учреждения (министерства, ведомства). Классический пример: острое соперничество во второй половине XIX в. либерального Министерства финансов и консервативного Министерства внутренних дел. Два этих министерства играли в русской политике тех лет роли, сопоставимые с ролями Либеральной (виги) и Консервативной (тори) партий в Великобритании. У них – партии, у нас – учреждения.
Эта русская специфика неизбежно снижала эффективность деятельности административного аппарата. Но это не девиантность нашего социально-политического развития. Это наша норма. В измененном, «превращенном» виде такая ситуация сохраняется и сегодня.
Одно из важнейших свойств русской системы управления – ее неинституциональность. Основным элементом, «актором» администрации является не «институт», а всякого рода «чрезвычайные комиссии» (ЧК). Разница между институтом и ЧК состоит в том, что первый – орган конституционный, его существование закреплено в основополагающих нормативных актах; он действует в границах правового поля, его функционирование не ограничено во времени, его полномочия четко определены и известны обществу. Это «правильный» (с формальной точки зрения) способ управления в современном обществе.
Вторые («чрезвычайные комиссии») создаются тогда, когда задачи управления не решаются посредством институтов. Существование ЧК не закреплено в фундаментальных нормативных актах. Для этих органов возможен выход за пределы права; их действия нередко носят полусекретный (или даже секретный) характер; во всяком случае, общество знает о деятельности ЧК далеко не все. Это – «неправильный» способ управления.
Важнейшая причина возникновения ЧК также связана с господством в нашей стране «самодержавной политической культуры». Русская Власть не может допустить становления «правильной» институциональной системы. Такая система была бы вызовом Власти, ограничивала бы ее, ставила под вопрос ее доминирующее положение. В известном смысле, Русская Власть и система институтов – взаимоисключающие феномены.
Поскольку же в России так и не сложилась правильная институциональная система, все задачи управления становятся чрезвычайными. В каком-то смысле современное МЧС – это символ и псевдоним наших административных органов. Власть вынуждена создавать «чрезвычайные комиссии» для решения постоянно возникающих чрезвычайных ситуаций. Эти ЧК всегда полностью зависят от нее, а не от «объективной» правовой системы. Кроме всего прочего, ЧК гораздо менее опасны для Власти, чем институты. ЧК можно легко уничтожить, заявив, что дело сделано и для дальнейшего существования данного органа нет никаких оснований.
С такой точки зрения русская административная система имеет три измерения. Перечислим их по степени влияния и близости к Власти: 1)Государев Двор–Канцелярия–ЦК–Администрация, 2)Чрезвычайные комиссии, 3)Приказы–Коллегии–Министерства.
Заметим: относительная слабость последнего, третьего измерения в полной мере отражена в традиционной слабости российского правительства как такового. До 1906 года у нас не было правительства вообще; министерства и министры были напрямую подчинены императору и «выходили» на него каждый сам по себе.
При советской власти министерства дублировались отделами ЦК и во многом управлялись ими. Такой субстанции, как правительство, фактически не существовало. ЦК и его генсеки не могли терпеть рядом с собой еще одну реально управляющую инстанцию. Во многом в этом причины поражения Г.М. Маленкова и А.Н. Косыгина. В постсоветской России в этом смысле правительства тоже нет. «Силовые» министерства (и МИД) напрямую подчинены президенту, остальные – под контролем его администрации. Вновь правительство функционально, а не «субстанциально».
Кроме того, власть создает ЧК и для того, чтобы делом занимались люди, менее пораженные болезнью коррупции. «Традиционные» министерства, «традиционная» бюрократия, как правило, коррумпированы донельзя. В ЧК особый подбор людей, с упором на тех, в чьей репутации позорных пятен поменьше. В начальство же выводят (зачастую) лично близких, личных знакомых и облеченных доверием самой Власти.
═
«Медвежья» родословная
═
Но вернемся к несложившейся нашей партийной системе. Или – переформулируем тему – к «Единой России». Это ведь она вытеснила остальные партии и по-хозяйски расселась в Думе. Смею предположить: если мы объясним, кто такие «медведи», откуда взялись, зачем природа произвела их на свет, то тем самым получим ответ и на вопрос о причинах провала русской многопартийности.
┘В начале ХХ века в России родились два проекта политических партий. Причем они были взаимоисключающими. О первом из них, ленинском («партия нового типа»), мы вполне осведомлены. Так сказать, вкусили от его плодов. Что касается второго, то до самого последнего времени мы ничего о нем не знали. Не знали до тех пор, пока историк Ирина Глебова не обнаружила в архивах письмо Д.Ф. Трепова Николаю II (сентябрь 1905 г.). Сподвижник последнего императора предлагал создать в Думе и по всей России «партию власти». Включить в нее всех начальников всех государственных уровней, взять под контроль прессу, подтянуть к этой партии солидные финансы и т.п. Однако тогда, в последнее десятилетие царизма, этот проект в силу различных причин не был реализован. Видимо, еще не созрели исторические условия...
Ленинский проект – «партия нового типа» – был абсолютной новацией для мировой политической практики и мысли (точнее, стал таковым после своей победы). В этом его можно сравнить с «Государем» Макиавелли. Но для России он был вполне традиционным. Ведь Русская Власть могла преобразовывать и образовывать общество лишь по своему образу и подобию. Естественно – извне.
Для этого Русская Власть создает внесистемные, внесоциальные организации. Классические примеры – опричнина и петровская гвардия. В этом смысле Ленин действовал в русле самодержавной традиции, хотя внешне его акции и идеи выглядели прямо противоположными всему тому, что тогда господствовало в русском обществе.
Парадоксальным образом победа «партии нового типа» стала одновременно (в тот же миг!) и ее поражением. Придя к власти, она сразу начала умирать. Ведь захват власти и был исполнением ее исторического призвания. Ей уже ничего не оставалось делать. Правда, ни она (эта партия), ни кто-то другой (включая ее противников) не знали, что Русская Власть спасена от гибели. Только не путем реставрации, ибо это и есть умирание, но – в новых формах, в новом обличье.
Как уже подчеркивалось, Русская Власть предполагает режим персонификации. Да, тот, кто был ничем, стал всем. Кухарка управляла государством. Но это совсем не означает, что ранее бесправный русский народ вдруг обрел реальное самоуправление. Случилось следующее: основанная на насилии и презрении к человеческой личности Русская Власть попала в руки миллионов и миллионов. И здесь-то коренился новый разрушительный конфликт, который в конечном счете через много лет подточил устои коммунистического рейха.
Вожди «партии нового типа» – Ленин, Троцкий, Сталин, другие, – следуя (бессознательно, не рефлектируя по этому поводу) русской исторической логике, стремились к персонификации власти. Но на их пути встала та самая «партия нового типа», которая, разумеется, не «хотела» умирать, не «соглашалась» с ролью «лишь» инструмента по спасению Русской Власти.
В борьбе за персонификацию власти и превращение своего господства в абсолютное Сталин создает и пестует номенклатуру, которая становится для него приводным ремнем по управлению страной. Здесь Сталин такой же гениальный новатор и первопроходец, как Ленин со своей «партией нового типа».
После смерти Сталина началось разложение этого кровавого порядка. Постепенно умирает, мельчая в карикатурных вождях, персонификационное начало власти; разлагается номенклатура, перерождаясь в «боярство», которое стремится к контролю над вещественной субстанцией. Следовательно, хочешь не хочешь, постепенно встает вопрос о наследственной частной собственности. Под покровом «общенародного государства» и «новой исторической общности – советского народа» формируются новые социальные группы: массовая советская интеллигенция, массовый рабочий класс, массовое колхозное крестьянство. А также – массовый слой работников «теневой экономики» (в начале 1980-х годов в «тень» ушло до 25% советской экономики, то есть миллионы работников). И, кроме того, новые «нации», которые взорвут СССР на рубеже 80–90-х.
Горбачев и его окружение попытались всему этому придать более современный, открытый и управляемый вид. И здесь вновь, как во времена Николая II – Д.Ф. Трепова, на повестке дня оказался вопрос о партии власти (хотя, конечно, никто этим термином не пользовался). По сути, тогдашняя КПСС годилась на эту роль. Это была массовая организация с хорошими (в специфическом смысле) навыками управления. Михаил Сергеевич и делал на это ставку (не важно, что он думал на самом деле; он был «орудием истории»). Горбачевцы хотели приспособить КПСС к руководству сложным и многосоставным, но «еще» не структурированным и не способным к самоуправлению обществом. Для этого допускалась и определенная плюральность внутри самой партии (это было свидетельством признания разнородности социума). Такая партия должна была учитывать реальные интересы различных социальных групп и слоев.
Казалось бы, ситуация для реализации треповского проекта была идеальной: готовая структура плюс стремление власти иметь в руках именно такой инструмент. Но вновь попытка оказалась неудачной. Власть не сумела удержать власть в своих руках. Россия вошла в эпоху социальной революции. В этом смысле в конце века повторилось его начало┘
Однако сразу же после установления нового российско-федеративного порядка идея партии власти оказалась востребованной. «Выбор России»-93, «Наш дом – Россия»-95, «Единство»-99 и, наконец, апофеоз выборов-2003 – «Единая Россия». Почему?
═
Новое служилое сословие
═
Та система управления, что сейчас только складывается в России, ни в коей мере не новое издание бонапартизма, о котором все чаще говорят отечественные политологи. Бонапартизм строится на маневре власти, смысл которого – опора то на одну общественную силу, то на другую. Система же партии власти – это реализация властных полномочий с помощью некоего новообразования, которое, по аналогии с термином Ральфа Дарендорфа – «социальная плазма», можно было бы назвать «властной плазмой».
Дарендорф, создавая теорию социального конфликта (во многом дискутируя с марксизмом), утверждал, что внимание следует концентрировать не на причинах, а на формах конфликта. Ни в коем случае вообще нельзя посягать на причины конфликтов, так как конфликты суть одна из форм существования общества. Но поскольку они все же опасны для стабильности общества, их необходимо поместить в некую среду, которая минимизирует разрушительную силу. Основной элемент этой среды, или «социальной плазмы», – обширный средний класс. Главные характеристики – сохранение определенного социального неравенства, наличие различных интересов и воззрений. Важнейшие организационные принципы – институты и процедуры регулирования конфликтов, внятные правила игры для всех.
В известном смысле современная Россия столкнулась со схожими проблемами (т.е. такими, которые вызывают необходимость «социальной инженерии» дарендорфовского типа). Нынешний режим, в отличие от коммунистического, уже не может и не хочет бороться с конфликтами как таковыми. Он вынужден существовать в условиях острых общественных противоречий. И потому обязан их минимизировать.
Партия власти наряду с другими путинскими новациями (так называемое укрепление властной вертикали, ослабление реальных полномочий субъектов Федерации, подготовка в том же духе административной реформы и т.д.) и есть создание русской «плазмы», в которой конфликты будут протекать, но не разрушать общество. Только если на Западе эта плазма – социальная, то здесь – властная. «Властная плазма» есть принятие конфликта вовнутрь себя, там его внутреннее сгорание и одновременно – энергетическая подпитка.
Если «социальная плазма» функционирует с помощью четких процедур и обязательных для всех правил игры, то «властная плазма» строится на основе коррупции. Именно коррупционный механизм, механизм передела финансовых и материальных средств является важнейшим измерением «властной плазмы». В известном смысле коррупция и есть плазма, в которой протекают конфликты – переделы.
По всей видимости, сегодня мы входим в эпоху перманентной коррупции, которая не есть девиантность и которая не может быть побеждена, остановлена и т.п. И здесь, в этих новых исторических условиях, «партия власти» – просто находка. Ведь она ограничивает – во всяком случае, призвана к этому – жесткие коррупционные «игры». Дисциплинирует их участников. Хотя поле для игр широкое и удобное. И драка между чиновничеством и бизнесом, между федеральным и местным чиновничеством, между администрацией президента и правительством, между отдельными министерствами, между Кремлем и Тверской, 13, между многими другими продолжается, и несть ей конца.
В рамках же «Единой России» их помирят. В случае недисциплинированного поведения – накажут, определят линию поведения и «полагающуюся» долю в коррупционном переделе.
Итак, «Единая Россия» есть и будет формой организации служилых людей в новое управляющее сословие. Вспоминаю слова, сказанные умным В.В. Шульгиным в эмиграции: «┘Для того чтобы Россия опять стала Россией, необходима порода людей, способная быть служилым сословием». Вот людей такой породы и подбирают в ЕР. Иными словами, «властная плазма» предполагает создание обширного среднего властного слоя.
