Уроки для будущих реформаторов

Гавриил Попов: 'Мы слышим бесконечные споры, но программных вариантов не имеем'.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)

Мне представляется, что одна из величайших эпох реформ в истории России – а перестройка таковой является – позволяет сделать ряд выводов на будущее.

Ясно, что новые реформы неизбежны. Ясно совершенно, что Россия вступит в этот этап новых реформ. Никуда от этого ей не уйти. И вопрос в том, в какой мере можно будет использовать уроки перестройки для этого нового этапа, который у нас рано или поздно начнется.

О некоторых уроках я и хотел бы сказать очень коротко.

Первый вопрос, который должен задать себе реформатор и который не очень задавали мы себе в ходе перестройки, – это вопрос о готовности общества к реформам и масштабе этой готовности.

В какой мере общество готово воспринять реформы?

Жизнь всем нам показала, что это далеко не праздный вопрос. Одни вещи, может быть, не столь существенные, пошли «в дело», а другие вещи, гораздо более важные, не были восприняты, потому что общество оказалось не готово их понять.

Причем эта неготовность общества выявляется по нескольким направлениям: объективная сторона и субъективная.

Является фактом, что наша перестройка шла в совершенно нестандартной для России ситуации. Великие преобразования вотчинного феодализма после 1612 года были результатом многолетних споров в Московском государстве. Реформа 1861 года тоже была итогом многолетних дискуссий: западники, славянофилы и т.д. Революции 1905 и 1917 годов также наступили в эпоху, когда все дискуссии закончились. Уже никто ничего не обсуждал, каждый знал, кто что собой представляет. Я как-то прочел: Сталина назначили отвечать за созыв Учредительного собрания, и это якобы было ошибкой. А для меня совершенно очевидно, что вся партия прекрасно знала, кто такой Сталин. И если ему поручили отвечать за созыв Учредительного собрания, то на все 100 процентов было ясно, что хотели сделать с Учредительным собранием, раз подбирали человека, который не остановится ни перед чем.

Наша перестройка разворачивалась в совершенно новой ситуации. Все прошлые русские эпохи реформ и революций были связаны с какими-то историческими образцами. Перестройка же не имела исторического образца. Переход от государственного социализма к постиндустриальному обществу нигде в мире до нас не осуществлялся. Поэтому пришлось действовать на пустом месте.

К тому же в силу особенностей советской системы наша интеллигенция не смогла провести развернутой дискуссии по поводу того, что и как нужно изменить, в какие сроки изменить, как проводить реформы и т.д. Небольшая дискуссия была – она касалась экономических преобразований. И все.

Увы, сейчас все это снова повторяется. Я вижу, как на экранах телевизоров мелькают разные лидеры различных политических партий. Но настоящей дискуссии по поводу того, что следует делать стране дальше, нет. Я не слышу дискуссии вокруг того, что делать с малым бизнесом, с третьей и четвертой властями, и т.д., и т.п. Мы не находимся в ситуации, когда точки зрения сформулированы и надо уже делать выбор. До стадии выбора из обсужденных вариантов мы пока не дошли.

Поэтому я должен с горечью сказать, что этот первый урок – великий урок перестройки – не воспринят.

Второй урок, о котором я хочу сказать, тоже очень важный. Это вопрос о программе преобразований.

Развернутой программы преобразований в конструктивном смысле у нас не было.

В негативном плане – была. Практически все знали, что неприемлемо, что надо устранить. А чем устраненное заменить – к этому мы не были готовы.

Если говорить современным языком, дорожной карты мы не имели. А если применять те термины, которые у нас были в прошлом, – ни программы-максимум, ни программы-минимум не было.

Во-первых, потому, что вообще история не имела прецедентов решения проблемы выхода из социализма. И, во-вторых, наше общество и наша интеллигенция не имели возможности эту проблему обсуждать.

Далее – программа должна быть доведена до лозунгов, понятных каждому человеку. В революции 1905 года знаменитая «четыреххвостка» кадетов была доведена до лозунгов. Социал-демократы свою программу тоже довели до совершенно конкретных лозунгов: по земле, по демократической республике, по 8-часовому рабочему дню.

И опять я должен сказать, что сейчас, хотя прошло много лет и пора бы какие-то уроки извлечь, опять мы находимся в ситуации, когда программы, которые мы могли бы обсудить, нам опять не представлены. Нет и лозунгов. Мы слышим бесконечные споры, но программных вариантов не имеем.

Третий урок касается организационного фактора.

Опыт показал, что наша перестройка тут во многом повторила революцию 1917 года. Она осуществляла преобразования сразу на уровне широких масс. Что является методом далеко не лучшим.

Для такой огромной страны, как наша, необходимы были различные уровни действий. Необходим был слой общества, который бы выполнял функции передового отряда. Можно назвать его партией, можно назвать движением, но это должна быть жесткая организация. Я имею в виду, что для России авангард этот должен быть примерно в количестве 500 тысяч человек.

Однако в ходе перестройки и потом в ходе преобразований Бориса Николаевича Ельцина была очевидна фантастическая нелюбовь власти к политическим партиям и нежелание создать какую-либо свою политическую партию.

Я думаю, что это питалось опасениями перед КПСС, со всей ее силой и мощью. Но практически оказалось так, что процесс перестройки не имел авангарда, который бы ее проводил.

У нас был реализован вариант действий, который я называю непосредственной апелляцией к улице, к массам. Такой метод ничего не дал, кроме появления в России определенных вариантов авторитаризма. Авторитаризм может возникнуть не только тогда, когда массы недостаточно активны, авторитаризм возникает и тогда, когда нет сложившегося устойчивого передового отряда общества, который и отбирает руководителей, и контролирует их.

Этот урок, к сожалению, опять-таки не усвоен. И мы сейчас по-прежнему находимся в ситуации, когда выборы президента становятся главной проблемой того, как нам жить дальше. На самом деле мы должны иметь мощную социальную силу, которая бы сказала: при любом выборе президента будет сделано то-то, то-то и то-то. Поэтому вопрос о том, кто будет президентом, – второй.

Мне представляется важным китайский опыт. В ходе китайских реформ удалось сохранить организующую силу. В этой организующей силе устроили чистку, очень серьезную чистку. И в конце концов получили организацию, которая стала способна – и до сих пор способна – вести преобразования.

Четвертый урок, о котором я хотел бы сказать, это урок руководства всем процессом: штаб, команда и капитан.

У нас получилось таким образом, что капитана мы имели, а что касается команды и штаба, ситуация была плохой. Мужество и решимость капитана, который взял на себя ответственность, не опирались на спаянную команду, которая была бы готова все осуществлять.

На наших глазах состав команды менялся, одни приходили, другие уходили. И, конечно, рано или поздно это не могло не привести к определенным результатам. Эти результаты оказались очень и очень своеобразны.

Ну а сейчас? У каждого свои впечатления. У меня такое впечатление, что ни один из лидеров, который сейчас в стране претендует на власть, команды тоже не имеет. У них есть какие-то люди, но назвать их командой нельзя.

Значит, приходится признать, что и здесь мы не извлекли урока.

Пятый урок, о котором я хочу сказать, – это урок, связанный с ролью интеллигенции. Интеллигенции в широком смысле слова.

Совершенно очевидно, что в нашем обществе ведущим классом преобразования может быть только интеллигенция. В этом отношении Михаил Сергеевич Горбачев сделал невозможное. Он обеспечил преимущество интеллигенции на I съезде народных депутатов. И в этом причина очень многих успешных действий этого органа. А вот отсутствие у интеллигенции преимущества стало основой кризиса российского парламента. В нем не было заранее обеспечено преимущество интеллигенции. И в парламентах всех других республик произошло то же самое.

На самом деле никакая политическая система России ни сейчас, ни в ближайшие годы не сможет функционировать, если в ней заранее не будет сказано, что половина мест должна быть занята интеллигенцией во всех представительных органах. Это важнейший урок прошлого.

Шестой урок. Перестройка показывает еще одну очень важную вещь, с которой нам тоже надо обязательно считаться. Это вопрос о том, в каких формах старые силы сопротивляются преобразованиям.

Опыт показал, что очень редко они выходят на открытую борьбу. Основной формой сопротивления старого, как показала перестройка и все последующие годы, является проникновение в государственный аппарат, особенно на самые верхние этажи государственного аппарата.

Это важнейший метод. На улицу выставляют бушующих коммунистов. Анпиловы что-то кричат. Но главное – это захват постов в аппарате. Это осуществляется систематически, постоянно, устойчиво, непрерывно.

И если мы столкнулись с тем, что старые силы берут реванш таким способом, то мы должны для себя, конечно, делать выводы, каким образом противостоять этому.

Я был категорическим противником принятия каких-то законов типа тех, которые приняли чехи: запретить бывшим партийным руководителям занимать какие-то посты в новом аппарате.

Но сейчас я уже думаю, что если бы мы в 1991 году этот принцип реализовали, то мы, вероятно, пошли бы совсем другим путем. Потому что мы освободились бы от всех – начиная с нашего президента Бориса Николаевича Ельцина – как лиц, выросших в старом аппарате, принадлежащих к этому старому аппарату и соответственно по чисто формальным принципам не имеющих права занимать руководящие посты в государстве новой России. Участвуйте в преобразованиях, раз вы хотите: в бизнесе, в партиях. Везде – кроме государственных должностей.

Этого не сделали – и вот как шли изменения, например, в парламенте России. Началось с того, что коммунисты захватили управление делами парламента. А дальше захватывали финансовые отделы, отделы, занятые распределением помещений, ассигнований и т.д. А демократы шумели на трибунах. К моменту, когда надо было что-то решать, выяснялось, что никто даже не знает, сколько есть денег и где они на самом деле лежат.

Седьмой урок тоже очень важен. Это вопрос о соотношении темпа реформ с социальным ожиданием и социальным нетерпением основных масс населения.

Это важнейшая проблема. Мы должны, с одной стороны, идти навстречу населению. Но, с другой стороны, превращать реформаторов и весь процесс реформ в нечто, должное заигрывать или заискивать перед массами, совершенно недопустимо.

Здесь возникли основные трудности. Они и сейчас существуют. И от них никуда не деться. Значит, надо искать баланс между этими процессами. И это важнейший, на мой взгляд, урок прошлого.

Выводов сделать можно еще много. Но еще один, последний, восьмой вывод я все-таки хочу выделить.

Наша перестройка и последующие годы преобразований показали, что формально-демократическая модель Запада не подходит России для осуществления реформ.

Эта модель возникла в другом обществе в результате другого исторического развития.

Я думаю, что полную формальную демократию нам необходимо и нужно иметь на первых двух этажах нашей общественной жизни: на низшем уровне – трудовые коллективы, колхозы и т.д. и на втором уровне – поселки и города.

Все, что выше, должно формироваться по другим принципам.

Кратко говоря, надо уйти от популистской демократии.