Глеб Капустин – Сергей Эдуардович, что именно привлекает вас в архитектуре?
– Очень привлекает русская архитектура эпохи конструктивизма, прежде всего такие имена, как Мельников, Леонидов, Веснины, Гинзбург, Лисицкий, Чернихов. Я считаю, что появление в 20-е годы прошлого века целой плеяды имен, которые создали в архитектуре нечто поистине оригинальное, является необычайным культурным всплеском для России. Ведь по большому счету у нас долгое время не было зодчих мирового уровня, сопоставимых с Растрелли, Росси, Кваренги┘ Интересные течения были, но возникали под влиянием зарубежных архитекторов. Даже сталинский ампир, знаменитые высотки не есть самостоятельное явление, а определенные реплики немецким и американским образцам.
– То есть конструктивизм – единственная самобытная линия в русской архитектуре?
– Безусловно, это так. Эти люди творили без оглядки на кого-либо, не пытаясь повторять и копировать. Поэтому русский конструктивизм – уникальный вклад в мировую архитектуру. Кстати, не все архитекторы, которых я перечислил, что-то построили. Например, Леонидов не создал реальных зданий, но все равно его идеи уникальны. Чего стоит один только проект Наркомата тяжелой промышленности! Это выдающаяся, фантастическая работа. Для возведения этого небоскреба в свое время планировали снести ГУМ.
– А можно ли сегодня говорить о каком-то особом месте России в современной мировой архитектуре?
– Наша современная архитектура, к сожалению, не имеет признания за пределами страны, имен русских архитекторов нет в числе лауреатов Притцкеровской премии – самой престижной международной награды в области архитектуры. Думаю, что одной из причин такого положения дел является как раз то, что за расцветом конструктивизма в начале 30-х годов наступил спад: вся творческая мысль в нашей архитектуре была задушена. Тому же Мельникову после его знаменитого дома не дали реализовать ни одного проекта. Но я уверен, что русскую архитектурную школу мирового уровня можно и нужно создавать. Может быть, начать с реформирования системы образования в этой сфере.
– Как началось ваше увлечение архитектурой?
– Когда-то давно я увлекся готической архитектурой, заинтересовался этим течением как явлением. Сначала собрал большую библиотеку по готическим соборам: с описаниями и исследованиями разных авторов, потом сам объездил многие из европейских соборов (всего их более ста). Наверное, это и можно считать той точкой, с которой началось увлечение архитектурой.
– Говорят, у вас большая личная коллекция архитектурных работ. Не могли бы вы рассказать о ней?
– Свою коллекцию я начал собирать лет пять назад. В основном она состоит из чертежей и эскизов архитектурных проектов. Я не собираю рисунки или художественные работы известных архитекторов. Полагаю, что самое интересное – это конкурсные эскизы. Большую часть коллекции составляют зарубежные авторы, в том числе современные. Из российских у меня есть чертежи Щусева, Чернихова, Весниных, Шехтеля, Жолтовского, Руднева. Часть этих работ я приобрел за границей – надо сказать, что многое из наследия русских конструктивистов осело по частным коллекциям в Германии, других европейских странах. Вообще собирать эскизы и чертежи очень непросто. Они, как правило, не числятся в государственных описях, хранятся у родственников, – так что централизованной информации нет. Условия хранения тоже не всегда соответствуют музейным.
– Есть ли что-либо из русского конструктивизма, представляющее особый интерес?
– Как ценителю архитектуры и просто человеку мне хотелось бы поучаствовать в сохранении этого пласта культуры. Возможно, даже заняться созданием домов-музеев наиболее выдающихся представителей русского конструктивизма, чтобы самые ценные из объектов той эпохи были отреставрированы, сохранены и открыты для публики. Конечно, это надо делать во взаимодействии с архитектурной общественностью, потомками этих людей. В первую очередь речь идет о доме Мельникова и доме Гинзбурга, которые являются шедеврами, признанными во всем мире. Показательно, что у большинства моих зарубежных друзей-архитекторов, когда они приезжали в Москву, была одна и та же просьба – посмотреть дом Мельникова.
– И каким было их впечатление?
– Мне удалось показать им все построенные по проектам Мельникова рабочие клубы, которые сохранились в Москве, а вот дом в Кривоарбатском переулке, к сожалению, посмотреть не смогли. Родственники великого архитектора, которые там проживали, нас не пустили. Тогда мне было еще неизвестно о затяжном конфликте вокруг прав собственности на этот дом. Но когда я узнал, что более 17 лет тянутся судебные тяжбы и разбирательства наследников, то решил во всем этом разобраться и по возможности помочь. Я обратился в Комитет по архитектуре города Москвы и сказал, что готов поспособствовать созданию музея дома Мельникова, понимая, что он находится в плачевном состоянии.
– Что-то уже удалось сделать?
– Насколько мне известно, идея создания музея в доме Мельникова поддержана председателем комитета по культуре Госдумы Иосифом Кобзоном. Он встречался с родственниками Мельникова, проживающими в доме – сыном архитектора Виктором и его дочерью Екатериной, – и обсуждал с ними этот вопрос. Надо сказать, что Виктор Константинович, который недавно умер, считал себя единственным хранителем культурного наследия отца и не раз делал публичные заявления, что намерен передать дом государству, но с целым рядом условий, а именно что музей должен быть федерального подчинения и называться музеем «отца и сына Мельниковых». Подход к величайшему культурному наследию архитектора Мельникова этой части его наследников нельзя назвать корректным. Насколько мне известно, они не пускают в дом не только других наследников, но и специалистов по архитектуре и музейных представителей. Как вы понимаете, в такой ситуации что-либо сделать по созданию музея достаточно сложно.
– Каким вы все же видите этот музей, если он будет создан?
– Если вопрос собственности будет урегулирован и все родственники займут конструктивную позицию, то проект по открытию музея Мельникова станет вполне осуществимым. В этом деле важно объединить усилия архитектурных и музейных организаций, культурной общественности, меценатов. Со своей стороны, я готов привлечь ресурсы и первоклассных специалистов для проведения реставрации и организации музея, куда должен быть открыт доступ всем желающим. Проходная способность, конечно, будет определена с учетом особенностей дома, нагрузки на перекрытия и так далее. Самое важное, что это должен быть музей-квартира архитектора Константина Степановича Мельникова. Именно Константин Мельников – признанный гений общемирового масштаба, и его музей обязательно должен быть создан. Я считаю этот проект очень знаковым для России, ведь именно воссозданием отечественных шедевров мы сможем обозначить свой вклад в мировую архитектурную культуру.
