Александр Андрущенко
Михаил Федотов: «Этот закон приведет только к тому, что на местах возникнет механизм для борьбы с оппозицией».
Фото Фреда Гринберга (НГ-фото)
– Михаил Александрович, Союз журналистов направил обращение в Совет Федерации и президенту страны с просьбой остановить дальнейшее движение одобренных депутатами поправок в Закон «О противодействии экстремистской деятельности». К чему может привести вступление в силу предложенного нижней палатой парламента варианта закона?
– Закон «О противодействии экстремистской деятельности» и так уже резко снизил уровень защиты свободы прессы. Закон «О СМИ» говорит, что можно прекратить выпуск газеты только по решению суда, принятому по заявлению регистрирующего органа, после двух и более предупреждений в течение 12 месяцев. А Закон «О противодействии экстремистской деятельности» разрешает обращаться в суд и к прокурору после одного предупреждения. Кроме того, никаких предупреждений вообще не надо, если нанесен ущерб правам и свободам, имуществу граждан, общественной безопасности или просто есть угроза такого ущерба. Эти формулировки настолько обтекаемы и неопределенны, что позволяют при желании закрыть любую оппозиционную газету. А новые поправки еще больше раздвигают и без того весьма широкие границы понятия «экстремизм», увеличивают перечень оснований для того, чтобы закрыть любое СМИ. Мне кажется, это абсолютная глупость.
– При создании этого закона, напрямую касающегося СМИ, кто-нибудь советовался с Союзом журналистов?
– Нет. Потому что если бы к нам обратились, думаю, многого из того, что там сегодня записано, просто бы не было. В частности, по клевете на лиц, занимающих государственную должность.
– Но ведь в законе оговаривается, что факт клеветы должен быть установлен в судебном порядке┘
– Разве мы с вами не знаем, как исполнительная власть давит на суд на местах, не знаем, как прокуратура давит на суд? Я разговаривал с судьями, которые чуть ли не со слезами на глазах рассказывали, какое на них оказывают давление. Они как раз хотели бы судить по закону, но во многих случаях им не дают этого делать. Соответственно норма о том, что факт клеветы должен быть установлен судебным решением, на самом деле радикально ничего не меняет. Кроме того, надо понимать, как это будет толковаться на практике, ведь закон об экстремизме направлен не против экстремистов и не против экстремистской деятельности, а против неправительственных организаций, СМИ и оппозиционных партий.
– Почему закон так яро поддержала «Единая Россия», в то время как глава государства говорит о демократии, о свободе слова?
– По-моему, все вполне логично. То, что пытается делать Путин, во всяком случае на словах, – построение нормальной демократии, приближающейся к западному типу. На деле же никаких законодательных инициатив, которые бы работали на этот курс, от него не исходит. В результате наши парламентарии, прокуроры, судьи слова президента читают наоборот, будучи уверены, что он как профессиональный разведчик просто дезинформирует противника. Но если Путин скажет, что независимую прессу нужно давить, то в данном случае они решат, что это уже не пропаганда, а сигнал к действию, и будут давить еще сильнее.
– Вы хотите сказать, что этот закон отчасти шел с подачи президента?
– Нет. Я абсолютно убежден, что никакой руки Кремля в данном случае нет. Во-первых, надо понимать, что в Кремле много башен, и есть башни, которые видят мир в одном цвете, а есть башни другие, видящие многоцветие мира. Во-вторых, для единороссов совсем не обязательно, чтоб им указывали из Кремля, какую очередную глупость сделать. Они могут сделать ее сами без всякой подсказки. Авторы этого законопроекта пошли на такую хитрость – они сделали вид, что пишут заново первую статью Закона «О противодействии экстремистской деятельности». На самом деле они лишь дополнили ее несколькими положениями, и маскировка сработала.
– Вы полагаете, что многие депутаты попросту не обратили внимания на какие-то важные моменты в этом законе?
– Конкретный пример: депутат Госдумы, замечательный человек, демократически мыслящий, разумный Борис Львович Резник горячо объяснял мне, как важно принять этот закон. Потом, когда он сравнил текст действующего закона и текст поправок, он перезвонил мне и сказал: это просто безобразие, как это вообще можно было пропустить. И когда закон принимался во втором чтении, мы с Борисом Львовичем подготовили целую серию поправок, но ни одна из них не прошла.
– Если обращение Союза журналистов к президенту и Совету Федерации все-таки будет проигнорировано, что вы намерены делать?
– Использовать все законные, легальные способы борьбы. Во-первых, это всевозможные петиции, с которыми мы продолжим обращаться в Совет Федерации и к президенту. Если и там и там нам откажут, подумаем, как использовать потенциал Конституционного суда.
– Можно назвать этот закон антиконституционным?
– Безусловно. Он антиконституционный, и, что само главное, он ошибочный. Экстремизм этот закон не поборет, а приведет только к тому, что на местах возникнет механизм для борьбы с оппозицией.
– До вашего обращения к Совету Федерации и Путину вы не пробовали общаться с кем-то из кремлевской администрации?
– Нет, не было таких контактов. Мы прекрасно понимаем, что, если снять телефонную трубку, позвонить в приемную кого-то из руководителей администрации президента и сказать: я хотел бы поговорить по поводу проекта этого закона, – ответом будет молчание. Результата не было бы никакого, но я знаю, что они читают газеты, слушают комментарии по радио.
– То есть шанс, что на ваши замечания обратят внимание, остается?
– Нет, шанса нет, но есть надежда на шанс. Однако, самое главное, мы должны понимать: все в конечном итоге зависит не от них, а от нас. Если мы не будем поднимать эту проблему, то она не будет решена. Если все журналисты поймут, какая угроза надвигается, благодаря этому ошибочному решению, если мы проявим профессиональную солидарность, то какой законопроект устоит?
– В 2002 году пытались внести поправки в Закон «О СМИ», ужесточающие контроль государства над средствами массовой информации. Президент наложил на них вето. Как вы полагаете, не будет ли и в данном случае сделан красивый шаг со стороны главы государства, особенно учитывая то, что Россию партнеры по G8 критикуют за отсутствие свободы слова?
– Я не исключаю, что такой шаг может быть сделан во время саммита. Будет достаточно одной фразы, чтобы Совет Федерации повнимательнее пригляделся к проекту и вернул его в нижнюю палату. Однако я не думаю, что Путин это сделает, поскольку это просто не в сфере его внимания. Этот вопрос находится на обочине его сегодняшних проблем, которыми он непосредственно занимается. Президент к этому вопросу вернется, кода этот закон ляжет ему на стол. Надеюсь, Главное государственно-правовое управление президента все-таки обратит внимание на те глупости, которые там написаны. Если президент в конечном итоге наложит вето на этот закон, я буду аплодировать.
– Где все-таки проходит грань между безопасностью страны и свободой слова?
– Я абсолютно убежден в том, что если мы хотим обеспечить национальную безопасность от террористов, от экстремистов, от идиотов, есть только одно эффективное средство – свобода и независимость СМИ. Это главный залог национальной безопасности. Если нет свободы СМИ, то никто не скажет, что король голый, никто не скажет, что над королем убийца занес руку с ножом. В резолюциях ЮНЕСКО и Совета Европы по теме «СМИ и терроризм» говорится: для того чтобы бороться с терроризмом, нужно укреплять свободу мнений, а не ущемлять ее. И, возвращаясь к теме нашего замечательного документа, я вам скажу: говорится, что он принят в связи с присоединением России к конвенции Совета Европы о предупреждении терроризма. При этом вы нигде не найдете текста этой конвенции на русском языке. Потому что если вы его прочитаете, то поймете, что наш законопроект не только не соответствует, но и противоречит этой конвенции.
