Эмиль Паин
Национализм – та сила, страх перед которой во многом определяет действия власти.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Одна из наиболее популярных точек зрения, звучащих в наших сегодняшних идеологических спорах, состоит в том, что России на роду написано быть империей. Предполагается, что «изначальная сущность» цивилизаций исключает выбор народами своего политического пути и предопределяет для них на вечные времена тип государственного устройства. Скажем, русским (и – шире – евразийцам или евроазиатам), согласно этой теории, положена только империя, а представителям некой «евроамериканской цивилизации» дозволено (кем-то, какой-то высшей силой) строить республиканский режим. Марлен Леруа назвала такую доктрину «цивилизационным национализмом».
Ген смерти
История – это не застывшее время («так было, так и будет»), но и не прямая линия прогресса («все выше и все лучше»). Возвратные процессы в ней скорее норма, чем исключение.
Взять хотя бы Францию, родину идеи «народного суверенитета»: она пробивалась к демократии через революцию, термидор, империю и новые революции. Очень может быть, что во времена термидора тамошние традиционалисты обосновывали идею неестественности демократии для французской цивилизации и для самобытного галльского менталитета, подталкивая Францию к империи. Во всяком случае, Россия никак не может похвастаться уникальностью процесса бурного размножения традиционалистов в условиях термидора.
Не исключаю, что и Россия перейдет от него к империи. К тому же и уходить далеко не нужно. Россия и сегодня империя, только гибридная. Это та самая пресловутая «либеральная империя», т.е. империя с либеральным фасадом, декорированная под федеративную республику. У нее есть формальные признаки народовластия и даже Конституция, основанная на идее народного суверенитета (народ – источник власти), однако она сохраняет сущность имперского политического режима – власть, не опирающуюся на согласие народов, на их волю.
Это не означает, что такая власть держится только на насилии. Нет, просто для ее функционирования воля как народов, так и отдельных подданных не имеет значения. Это страна именно подданных, а не граждан. К тому же сохраняющая свое имперское тело, пусть и сильно усохшее.
Я согласен со сторонниками имперского пути в том, что такой гибридный тип политической системы неустойчив и неизбежно будет трансформироваться. Согласен и в том, что вероятность сбрасывания либерального декора в ближайшее время выше, чем движения в сторону изменения имперской сердцевины. Мы расходимся лишь в оценке пользы для России такого ее тренда: они считают это благом, а я – величайшей угрозой для страны и ее жителей.
Необычным (хотя все же и не уникальным) в нынешнем движении России к дегибридизации, к чистопородной империи является то, что основным двигателем этого процесса выступает фактор, являющийся одновременно и геном смерти империи. Речь идет о национализме этнического большинства. Процесс размножения этого гена, запущенный распадом СССР, развивается по законам этнополитического маятника. В условиях распада империи первыми возбуждаются и консолидируются меньшинства, особенно компактно расселенные, а за ними следует большинство. И это лишь начальный цикл раскачивания маятника.
Рост этнического самосознания русских после распада СССР начался позже, чем у других этнических сообществ России, – лишь в конце 1990-х. Но процесс этот протекает чрезвычайно быстро. При этом этническое большинство демонстрирует больший уровень этнической тревожности, чем меньшинства. С начала 2000-х годов среди русских доля людей, ощущающих ту или иную угрозу себе со стороны представителей других народов, живущих в России, почти в два раза выше, чем у представителей прочих этнических групп. Это поразительно, поскольку, как правило, этническому большинству свойственна меньшая этническая озабоченность, чем меньшинствам.
Чеченская война быстро взвинтила уровень этнофобий. Государственная политика имитации стабильности способствовала еще большему усилению и тиражированию стереотипов ксенофобии. Новый ее подъем (я это утверждаю, хотя очень хотел бы ошибиться) Россию может ожидать в ближайшее время. Исследования Института социологии РАН показывают, что к 2004–2005 годам закончилось действие наркоза, лошадиными дозами вливаемого в население и обеспечивавшего относительную стабильность, – такую роль играло сравнение нынешнего положения с эпохой Ельцина. Самоидентификация подавляющего большинства людей сегодня осуществляется не столько на основе сравнения себя в прошлом и настоящем, сколько при сравнении себя с другими, ушедшими вперед по социальной и имущественной лестнице. Эти разрывы огромны и возрастают, причем нефтедолларовый дождь лишь усиливает социальную поляризацию.
По вере и по крови
Еще важнее то, что быстро ржавеют социальные лифты, ответственные за вертикальную мобильность. Подняться на высшую ступеньку социально-имущественной лестницы становится все труднее, зато опуститься вниз – все легче. Экономика, присосавшись к традиционным сферам производства, слабо диверсифицируется и при этом ограничена в возможности предоставления новых трудовых ниш, соответствующих растущим запросам. Кроме того, важнейшим источником материального благополучия и социального продвижения в современной России становится капитал социальных связей, а этот ресурс недоступен подавляющему большинству населения. Так или иначе, уровень неудовлетворенности у людей растет, а в нынешних условиях эта неудовлетворенность все чаще приобретает этническую окраску. В ходу мифологизированные объяснения бед: недоступны престижные места занятости – значит, «чужие» не пускают; недоступно новое жилье – «чужие» скупают; растет преступность – «чужие» привезли. И т.п.
Есть в нынешнем развитии этнических процессов в России одна очень важная тенденция – все более отчетливо проявляющееся стремление болезненного самосознания масс утешиться этническим доминированием. Именно на эту особенность нанизываются, как на шампур, современные имперские проекты в России.
Они представлены в двух основных разновидностях, хотя центральным элементом обеих конструкций является одна и та же идея – иерархии народов и якобы доминирующей в ней роли русских. В проекте, базирующемся на «цивилизационном национализме», эта иерархия задается по религиозному признаку, а в этнонационалистическом проекте – по этногенеалогическому принципу (т.е. по крови). Причем отчетливо просматривается тенденция к срастанию обоих проектов.
Дело в том, что между цивилизационным национализмом и этническим различий на самом деле немного. И сегодня цивилизационная его разновидность служит лишь быстрорастворимой оболочкой, с помощью которой легче проглотить таблетку национализма этнического, пока еще для некоторых горьковатую. Об этническом превосходстве не принято говорить в контролируемых государством СМИ. Этнонационалистическая теория, хоть она и распространяется в многочисленных изданиях и большими тиражами, все же не вполне легальна. О цивилизационной же исключительности ныне не говорит только ленивый. Ее прославляют все: от митрополитов до московского пасечника; от главного кремлевского идеолога до исполнительного ветеринара. Цивилизационная версия национализма вошла во все школьные учебники истории, а как идеологический фундамент имперского проекта представлена в книгах популярного ныне Александра Дугина, в тех самых, которые рекомендованы в качестве учебных пособий для военных учебных заведений страны.
Страх перед толпой
Если говорить в терминах цивилизационного национализма, то федеральная власть уже националистична и использует стандартные для такого идеологического течения методы реанимации «мобилизационного общества» – консолидацию военно-героическим прошлым, консолидацию страхом и консолидацию силой. Однако эта политика для нынешней власти самоубийственна. Власть поражена типичным для персоналистских режимов недугом – самонадеянностью. Многие ее идеологи полагают, что если можно было соорудить управляемую демократию, то возможен и управляемый национализм. Глубокое заблуждение – у национализма совершенно иная природа, он опирается на слабо управляемое мифологическое сознание и требует постоянного эмоционального разогрева. Его нетрудно возбудить, но очень тяжело направить на цели сохранения власти. Он уже выходит из ее подчинения.
Власть создала новый праздник для консолидации людей прошлым, а теперь сама же его боится, загодя стягивает милицию и разгоняет митинги националистов.
Власть пытается консолидировать людей образом врага, но уже сама стала служить этим образом в многочисленных националистических листовках, объясняющих людям, что все их беды заданы антинациональным правительством, в котором преобладают люди с нерусскими фамилиями.
В расчете на «управляемый национализм» власть создала умеренно националистическую партию «Родина», а она почти тут же превратилась в неумеренную. Властям удалось справиться с этой партией, сменить ее руководство, но что делать с ее электоратом? А ведь он может перестать быть электоратом, превратившись в толпу погромщиков.
Власть чрезвычайно боится такой толпы. Она может «мочить в сортирах» националистов и фундаменталистов там, в республиках Северного Кавказа, а по отношению к населению, которое уже официально называется «коренным», эта метода не подходит. И вот уже власть тащится в хвосте нарастающей ксенофобной стихии: после погрома в Кондопоге, воспетого даже в пропрезидентской прессе как проявление подъема русского духа, у нас официально заговорили о необходимости «обеспечения преимуществ коренному населению» (вот вам и доминирование), о введении процентных квот для проживания иностранцев (как легко заменить это слово на «инородцы»).
Власть дрейфует в сторону имперского национализма, а на пороге уже стоит молодая смена – голодные волчата, обученные по учебникам Дугина, с дочиста промытыми мозгами, да еще и ксенофобы не чета кондопожским. Почему бы им для начала не попытаться занять в правительстве место тех, с «нерусскими фамилиями»? А им помогут продажные журналисты, пусть и с совсем нерусскими фамилиями. Поддержат, пусть косвенно, теоретики особой цивилизации из числа свихнувшихся на постмодернизме или напуганных исламской угрозой, да просто из выпендривающейся интеллигенции. О гибких интеллектуалах и говорить не приходится – как фишка ляжет, так они и запоют.
В этом своем дрейфе в сторону имперского национализма Россия, между прочим, совсем не похожа на «особую цивилизацию»: сплошное подражание Германии конца 1920-х годов. Не исключен и пошаговый розыгрыш нацистской дебютной идеи в России. Однако напомню, что она не привела к победе тех политических шахматистов, которые разыгрывали эту партию. Нет сомнения в таком же эндшпиле и для России. Разрыв между имперской политикой и реальными запросами страны станет очевидным, долго национал-имперская власть не удержится. Ведь и Гитлер был у власти всего 12 лет (в нашем исчислении – три президентских срока), а его проект расширения жизненного пространства длился менее шести лет. При этом Германия, начиная свою экспансию, была совсем непохожа на этнотерриториальную матрешку, какой является Россия.
Хрупкость империи
Империи могут долго сопротивляться национализму меньшинств на окраинах или в колониях, а против национализма большинства они бессильны и быстро разрушаются. Провоцируемый защитниками империи и поддержанный властями подъем русского национализма в начале XX века, его оформление в организованные политические силы стали началом конца Российской империи. Попытка центральной власти Османской империи опереться в условиях кризиса на турецкий национализм, взбадриваемый геноцидом армян, стала предвестником краха и этой имперской системы. Парадокс имперского национализма состоит в том, что он конструируется для спасения империи, но реально является основным орудием ее разрушения. Если нынешний подъем русского национализма так или иначе приведет его к власти, то спасти целостность России не удастся. И данное обстоятельство еще раз указывает на непреодолимую хрупкость имперской или «квазиимперской» системы. Это во всех отношениях колосс на глиняных ногах.
Угроза фашизации России, к сожалению, вполне реальна. Но все же такой сценарий вовсе не предопределен. У страны есть выбор.
Самая большая моя надежда – на рост гражданского общества, которое развивается в России точно в такой же последовательности, как это было во многих других странах, десятилетиями находившихся под властью тоталитарных и авторитарных режимов. Вначале возникают организации «общественной самозащиты», вроде обманутых вкладчиков, дольщиков, застройщиков и т.п. Затем они трансформируются в широкую сеть «национального спасения», при этом термин «национальный» понимается ими не в этническом, а в гражданском смысле. Угроза фашизации страны может ускорить этот процесс.
Не стоит сбрасывать со счета и возможность трансформации самой власти в направлении, прямо противоположном тому, который был описан выше. Я имею в виду укрепление и активизацию тех сил, которые сегодня служат лишь либеральным декором режима. Уж в чем нельзя отказать нынешнему политическому истеблишменту, так это в прагматическом отношении к себе любимым. Фашизация страны, безусловно, не в интересах большинства из них. Пока эти люди слабо осознают реальную угрозу фашизма, но уже очень скоро они это поймут.
Никакая высшая или внешняя сила не может гарантировать России долгую жизнь, а тем более – устойчивое развитие. Такую гарантию может дать только народ, овладевший государством и превративший его в орудие реализации общественных – и в этом смысле национальных – интересов.
