Людвиг Карапетян Целевое предназначение статьи Михаила Барщевского, на наш взгляд, достаточно очевидно. По существу, это предложение высшему руководству страны использовать в кадровой политике потенциал партии «Гражданская сила», созданной автором и пропагандируемой им как партия интеллектуалов.
«Интеллектуализация власти, возрастание роли интеллектуальной составляющей, – отмечает Барщевский, – наиважнейшая черта политической эволюции передового мира┘ Власть за полвека стремительно эволюционировала и качественно поменялась в сторону меритократии – правления интеллектуалов». Бесспорно, что в органах государственной власти и управления должны находиться люди с хорошим образованием и квалификацией, а не безграмотные или случайные персоны. Но в последующих рассуждениях автора «меритократия» подменяется другим понятием – «интеллектуальная элита».
«Хотя словарное значение слова «меритократия», – пишет Барщевский, – имеет положительную коннотацию (букв. «власть достойных», от лат. meritus – «достойный» и греч. кратос – «власть, правление»), автор этого термина Майкл Янг придавал слову «меритократия» довольно мрачный смысл, показывая, что меритократы быстро превращаются в касту, оставляя большинство населения за бортом успеха». И тут же утверждает, что меритократии это не свойственно: «Основное достояние меритократа – знания, интеллект, квалификация... принадлежит всему человечеству и доступно всему человечеству. Вот бюрократия может замкнуться».
Ну, во-первых, Майкл Янг термин «меритократия» не походя произнес, а обосновал целую концепцию осуществления государственной власти достойными и заслуженными людьми из всех слоев общества. Поэтому он не мог придать этому термину одновременно и «положительную коннотацию», и «довольно мрачный смысл». Во-вторых, как это так – меритократы быстро превращаются в касту, а меритократической форме правления кастовая замкнутость не свойственна? В-третьих, означает ли утверждение «оставляя большинство населения за бортом успеха», что это самое большинство не попадет в органы власти? В-четвертых, можно ли представить любую, в том числе меритократическую, форму правления без бюрократии, то есть специального слоя управленцев? Ведь созвучие слов «бюрократия» и «бюрократизм» не означает тождество этих понятий. Изучению данной проблемы, к сожалению, не уделяется предметного внимания.
Таким образом, Барщевский забывает, что понятие «меритократия» означает «власть достойных». А «достойный» – это прежде всего заслуженный, справедливый, почтенный, что предполагает знания, интеллект, квалификацию, но не ограничивается ими. Не каждый интеллектуал приобретает общественное признание в качестве достойного, которому можно доверить власть и управление малым социумом или государством. Следовательно, меритократия означает не власть «интеллектуальной элиты», а власть конкретных заслуженных деятелей, прошедших через сито общественного мнения, через оценку их интеллектуальных и профессиональных способностей, духовно-нравственных принципов. Существенно также, что «меритократы» входят во власть не по принципу рекрутирования или «подбора кадров» из рядов политической партии или выпускников партшкол, а в результате их избрания путем демократических процедур. Разве не очевидно, что только отбор (выбор), совершаемый народом путем демократических процедур, обеспечивает качество власти, которая наделяется обязанностью выполнять данные ею обязательства, а не то, «что собирается делать»?
Между тем отрицательное отношение Барщевского к процедурной демократии составляет основу его аргументов о пользе власти интеллектуальной элиты. «В беспрерывно меняющемся, развивающемся с возрастающим ускорением мире, – утверждает он, – нужна власть, не просто готовая ответить на сегодняшние новые вызовы, порожденные внешним и внутренним развитием. Нужна власть, которая способна уже сегодня ответить на завтрашние вызовы, то есть обладающая интеллектом┘ интеллектуальная власть».
Похоже, Барщевскому неведомы уроки истории, когда идущие к власти интеллектуалы вводили в заблуждение народ своими обещаниями ответить на вызовы завтрашнего дня соответственно потребностям общественного прогресса, но действовали по своим революционно-разрушительным замыслам. Трагические последствия власти таких интеллектуалов и их наследников сказываются и поныне.
Михаил Барщевский ссылается на примеры Франции, Великобритании, где многие достигли высокого положения на госслужбе, в судебной системе, в политике, бизнесе и научном сообществе благодаря получению достойного знания в высокорейтинговых, престижных учебных заведениях. В списках же 500 лучших вузов мира, отмечает он, только два российских. Поэтому переход к предлагаемой власти «интеллектуальной элиты» в России Барщевский видит в том, что в последние годы «кадровой базой путинского правительства стал интеллектуальный Питер, а не бюрократическая Москва». Вот вам и «новая концепция» меритократии – власти «интеллектуальной элиты» – для огромного федеративного государства. А как обеспечить предложенную схему в 83 субъектах Федерации?
Характерно, что Барщевский не удосужился даже коснуться нынешнего порядка выборов в Госдуму и в законодательные собрания субъектов Федерации по партийным спискам. Лидер партии интеллектуалов не заметил, что в многочисленных публикациях ученых и политиков обращается внимание на несоответствие такого порядка выборов ряду установлений Конституции страны. Зато лидеры российских политических партий вполне удовлетворены проведением выборов по составленным в их кабинетах партийным спискам. По существу, они приватизировали право отбора «интеллектуалов» в органы власти.
В упомянутых Михаилом Барщевским Франции, Великобритании и других странах «большой восьмерки» (кроме Германии) отбор достойных в органы власти производится на основе установленных в соответствии с Конституцией и законами демократических процедур, а не по воле партийных лидеров или влиятельных чиновников. И свободная конкуренция при отборе достойных людей в меритократию обеспечивается именно таким образом. Только при этом условии меритократия становится основной базой демократической власти.
Согласно Барщевскому, в российской власти интеллектуалы-меритократы должны быть основными функционерами и исключается необходимость их работы советниками или экспертами. «Для США, – считает он, – это идеальная модель. А нам не подходит┘ Наше экспертное сообщество скудно и людьми и финансированием, кроме небольшой сервильной группы, готовой утверждать что угодно, лишь бы понравиться власти. Так что нам предстоит европейский путь сращивания власти с интеллектуальной элитой». Как говорится, вот и приехали: призывы к «меритократии» – власти достойных – сведены к сращиванию власти с интеллектуальной элитой, отбором и рекрутированием в которую будут заниматься партийные лидеры и чиновники. А ссылка на «европейский путь» – плод фантазии автора, ибо в европейских странах преобладают демократические процедуры избрания власти, а не «сращивание власти с интеллектуальной элитой».
И возглавляемая Барщевским партия интеллектуалов под брендом «Гражданская сила», и другие партии, претендующие на сращивание с государственной властью, на самом деле очень далеки от меритократии. Ведь сущность меритократической системы – в создании начальных условий для объективно одаренных и трудолюбивых людей, чтобы они в условиях свободной конкуренции имели возможность быть избранными в органы власти и управления. Меритократия – гарантия демократии, исключающая возможность сращивания власти с интеллектуальной, олигархической или иной элитой. Но в толковании Барщевского меритократия сводится к сращиванию государственной власти с интеллектуальной элитой, печальные последствия которого наша страна переживает и поныне.
