Жак Сапир
Экс-председатель ФРС США Алан Гринспен называет финансовые пузыри неизбежным элементом капиталистической экономики.
Фото Reuters
Кризис с рискованными ипотечными кредитами subprime можно объяснить двумя основными причинами. Они открыто противоречат друг другу и могли бы иметь противоположные последствия.
Короткая память Гринспена
Пока преобладает точка зрения, что нынешний кризис стал результатом конкретных ошибок политики в сфере финансового регулирования. В этом случае вина за происходящее лежит на контрольных органах и в какой-то мере на рейтинговых агентствах и проблему решить сравнительно легко. По такому сценарию мы могли бы вынырнуть из нынешнего кризиса сравнительно быстро (к концу 2009 года), причем в практически не изменившейся экономике – как на национальном, так и на международном уровне, если не считать реформ в сфере финансового регулирования.
Крайнюю форму подобных взглядов исповедует, например, экс-председатель ФРС США Алан Гринспен, который называет финансовые пузыри неизбежным элементом капиталистической экономики. Однако напомню, что с 1945 по 1985 год финансовых пузырей в западных экономиках фактически не было. Казалось, даже исчез пресловутый деловой цикл (колебания уровня экономической активности, образующие последовательность подъемов и спадов на фоне общей тенденции экономического роста). Это открыто противоречит утверждениям о неизбежности крупных финансовых нарушений. Подобная историческая забывчивость некоторых действующих и бывших ведущих игроков Центробанков вызывает большую озабоченность. Она либо свидетельствует о проблеме некомпетентности, либо подтверждает тот факт, что в современной экономике идеология берет верх над научным анализом.
Существует также второе возможное объяснение нынешнему кредитному кризису. Финансовая система вышла из-под контроля из-за давления, нараставшего в реальном секторе экономики. Она должна была адаптироваться к более глубоким нарушениям, ставшим следствием экономических и институциональных перемен, которые были вызваны «консервативными революциями» с 1980-х годов. Это особенно бросается в глаза в экономике США, но справедливо и для других стран. Доходы большинства домашних хозяйств в США с 1999 года не росли, в то время как у 0,1% самых богатых они взлетели вверх. Рост потребления обеспечивался исключительно за счет исчезновения сбережений хозяйств – с 8% до 0,3% ВВП и очень быстрого увеличения задолженности. Жилищные кредиты оказались в центре неолиберальной модели роста, поскольку неравенство подорвало и даже отчасти уничтожило средний класс – двигатель реального роста 1950–1980-х. В таком случае нынешний кризис – это не «естественное» явление и не просто конец определенного экономического цикла, а ключевой момент в глобальном политико-экономическом цикле. Это кризис неолиберальной экономики.
Если данное предположение подтвердится, размах и продолжительность сегодняшнего кризиса будут гораздо более серьезными, чем в первом случае. Мы не выберемся из кризиса без масштабных институциональных и политических изменений, которые выйдут далеко за рамки попытки повторного регулирования финансовой системы, хотя оно, очевидно, и чрезвычайно необходимо.
При верности второго объяснения можно, кроме того, утверждать, что кризис не станет глобальным, а неравномерно ударит по странам, чьи экономические институты подверглись более сильному преобразованию в ходе «консервативных революций». В этом контексте важно отметить отрыв азиатских и российской экономик от трендов, преобладающих в американской и европейских экономиках.
Жертвы консервативной революции
Основные западноевропейские страны не составляют однородной экономической группы. Ряд экономик больше придерживался модели американской «консервативной революции», чем другие.
В экономиках, где доминирует американская модель, обнаруживается высокий процент задолженности домашних хозяйств (124% от ВВП в Испании, 130% – в Великобритании и Ирландии), масштабное кредитование банками сектора недвижимости (до 65% банковских активов в Испании) и, следовательно, высокая уязвимость перед ипотечным кризисом, схожим с американским. С середины 1990-х британская экономика росла относительно быстро, но крайне неравномерное распределение доходов создало предпосылки для кредитной зависимости, губительно сказывающейся на модели развития. Во многом британская экономика, кажется, настолько же подвержена кризису, как и американская. Явным симптомом этого стали проблемы с банком NorthernRock осенью 2007 года. Пока британское правительство реагировало жестко. NorthernRock национализировали, чтобы предотвратить массовое изъятие вкладчиками депозитов. Но впереди новые сложности.
Экономический рост в Британии в 2009 году может составить 0,5–1,0%, а оздоровление, возможно, начнется в 2012–2013 годах.
Ситуацию в Испании можно сравнивать с британской и американской. Сильный рост, который показывала до 2000 года испанская экономика, поддерживался главным образом высокоспекулятивным рынком недвижимости. Поскольку в Испании принципы «консервативной революции» внедрялись активнее, чем в других странах еврозоны – ФРГ, Франции или Италии, – высокий спрос на недвижимость на Иберийском полуострове подстегивался несопоставимым увеличением доходов, а растущей задолженностью. Между тем испанские банки проявляли крайнюю активность в секторе недвижимости. С 2002 года перевод ипотечных долгов в ценные бумаги был во главе кредитной экспансии. Испанию можно было бы назвать европейской версией американского «фальшивого роста». До сих пор процент просрочек платежей по кредитам был очень невысок – 0,87% в 2007 году. Но с резким увеличением кредитного бремени платежеспособность будет серьезно зависеть в ближайшие месяцы от роста доходов населения. Испанские банки также уязвимы перед внешним шоком, в частности, перед экономическим спадом в Мексике. Банковский шок внутри Испании имел бы огромные последствия для всей еврозоны.
Экономический рост в стране может упасть ниже 1,5% в 2008 году и составить менее 1% в следующем году даже в отсутствие крупного банковского кризиса, способного погрузить испанскую экономику в полную депрессию.
Ситуация в Германии представляет особый интерес, так как она давно является ведущей западноевропейской экономикой и оказывает важное влияние на своих соседей. В определенной степени ФРГ, как Франция или Италия, все-таки ближе к традиционной западноевропейской социально-экономической модели, чем Великобритания и Испания. Несмотря на реформы правительства Герхарда Шредера в 2004 и 2005 годах, которые подстегнули экономическую активность, с весны 2007 года деловой климат постепенно ухудшался. С лета прошлого года, когда евро начал быстро укрепляться по отношению к доллару, ожидания бизнеса значительно снизились. Поскольку немецкие банки оказались подвержены последствиям кредитного кризиса, а пенсионные фонды столкнулись с трудностями, процент личных сбережений стареющего населения в ближайшие месяцы должен увеличиться. В 2002–2003 годах инвестиции значительно замедлились и так полностью и не восстановились. Можно ожидать серьезного замедления экономической деятельности, масштабы которого пока трудно спрогнозировать.
В «лучшем» случае для Германии оправдаются мрачные прогнозы МВФ – рост ВВП 1,4% в 2008 году и 1% в 2009 году. Однако прогноз МВФ по ФРГ не учитывает ни более глубокую, чем прогнозировалось, депрессию в США, ни потенциальных побочных эффектов испанского кризиса для немецких банков и страховых компаний.
Среднегодовой рост французской экономики в 2000–2007 годах оказался выше, чем в ФРГ или Италии, и был сопоставим с голландским. Уровень сбережений во Франции выше, чем в Великобритании и Испании, и, хотя госдолг здесь больше аналогичного показателя в Испании, задолженность населения значительно ниже, чем в Великобритании и Испании. Французские банки, похоже, оказались менее подвержены кредитному кризису subprime, чем немецкие или британские. Кроме того, французский рынок недвижимости спекуляция затронула меньше, чем британский или испанский. Однако порог уязвимости французской промышленности перед обменным курсом евро ниже, чем у германской промышленности. Еще один тревожный момент – нынешняя экономическая политика французского правительства. С июня 2007 года правительство осуществляет структурные реформы, направленные на увеличение гибкости рынка труда и сокращение стоимости труда. К сожалению, эффект от этих реформ мы должны ощутить в течение этого и следующего года, когда на спросе уже негативно скажется кризис соседних экономик.
Реальный экономический рост в ФРГ скорее всего не поднимется выше 1,5%. Даже если «наихудший» сценарий массового банковского коллапса в Испании не оправдается, европейские страны ожидает серьезная рецессия, по меньшей мере, до 2010 года.
Восточноевропейские страны поменяют еврозону на Россию?
В ближайшие месяцы нынешний кризис сильно ударит по восточноевропейским экономикам. На это указывают многочисленные факторы. В случае замедления экономической активности в еврозоне, прежде всего в ФРГ и Франции, спрос серьезно сократится. Если восточноевропейский экспорт в еврозону уменьшится, замедлится экономическая деятельность и вырастет торговый дефицит. Банки в восточноевропейских странах сильно зависят от западноевропейских банков. И кредитный кризис ударит сильно по банковскому сектору в Восточной Европе. Сочетание сокращения экспорта и экономической деятельности приведет к уменьшению роста бюджетных поступлений в 2008 и 2009 годах. Большинство восточноевропейских экономик, кроме того, имеют крайне неблагоприятный энергетический баланс. Рост цен на нефть серьезно скажется на экономической деятельности и инфляции.
Центральным вопросом для восточноевропейских стран может стать замещение погружающейся в депрессию еврозоны новыми рынками. Частью решения здесь способны стать Россия и СНГ, однако это потребовало бы определенных корректировок в национальной политике восточноевропейских государств. Венгрия, Румыния, Болгария и Словакия, возможно, оказались в лучшем положении, чем Польша и Чехия, где промышленная деятельность сильно зависит от экономического климата в ФРГ.
В какой-то степени то же относится к северным странам. Сильный российский рост уже действует на финскую и шведскую экономики. Норвегия, конечно, особый случай. Поскольку Финляндия и Швеция – относительно небольшие государства, они могут пережить текущий кризис с гораздо меньшими проблемами, чем другие европейские страны.
Париж
