Александр Соловьянов Трудно было предсказать сто дней назад, удастся ли 47-летнему провинциальному политику, выросшему далеко от Вашингтона с его головоломными политическими хитросплетениями и вдобавок еще пришедшему в Белый дом в разгар мегарецессии, создать сильную, эффективную и компетентную команду. Причем команду, способную за каких-то три месяца переломить атмосферу финансового беспредела, потребительской безответственности и великодержавного высокомерия, создававшуюся на протяжении предшествовавших десятилетий. Пожалуй, главный итог минувших ста дней в том, что такая команда создана. И «Великий перелом», как назвали бы аналогичную перемену в России, состоялся. Основные линии радикальной реформы американской политики теперь совершенно ясны.
Новая модель капитализма
Первоочередная задача, конечно, не дать нынешней мегарецессии перерасти в Великую Депрессию. В русском языке пока еще нет терминов, способных передать гигантскую разницу между этими феноменами, – у нас еще со времен марксизма-ленинизма одно куцее словечко «кризис» покрывает всё. На самом деле различие между рецессией и депрессией кардинальное, что-то вроде разницы между вспышкой массового пиратства в Индийском океане и мировой войной.
Не менее важен и общий принцип, под углом зрения которого команда Обамы рассматривает сегодняшнюю рецессию. Для нее эта рецессия не только жестокая напасть, но и «окно возможностей». По словам Обамы, «мы не можем строить наше будущее на том же песке, на каком оно с недавних пор строилось».
Вот что он имеет в виду. За последние три десятилетия, начиная с президентства Рейгана, провозгласившего, как мы помним, что «правительство не решение проблемы, правительство само есть проблема», американская экономика руководилась финансовой инженерией, которая, по сути, перераспределила национальное богатство от среднего класса к самым состоятельным слоям населения. Мало того, она привела к резкому росту государственного долга, оплачиваемого за счет иностранного капитала, не только превратив страну в заложницу чужих денежных рынков, но и сделав ее экономику принципиально нестабильной.
Слишком много умных и талантливых людей, цвет нации, тратили свое время и таланты не на производственные инновации, а на манипулирование числами и символами, в которых они в конечном итоге сами запутались. Граждане превратились в потребителей. Дух потребительской безответственности превратил всепоглощающий американский рынок в основу мировой экономики, на он же ее и дестабилизировал.
В общем, команда Обамы, как теперь ясно, представляет себе свободный рынок как подростка, динамичного и полного инновационных идей, но и безответственного, не видящего дальше своего носа. Он нуждается в надзоре взрослых, которые, ценя все его замечательные достоинства, умеют тем не менее думать и о будущем. Короче, из рейгановской «проблемы» правительство под пером Обамы оказывается активным участником экономического процесса. Такова новая, стабилизирующая, модель капитализма, которая вырисовалась уже в первые сто дней президентства Обамы.
Какой уж там медовый месяц!
Я не знаю, чем руководствовались экономические обозреватели, предсказывая Обаме медовый месяц, обычный в начале каждого президентства. Его не могло быть по определению. Просто потому, что нынешний кризис есть помимо всего прочего кризис доверия. Не только к банкам и к Уолл-стрит, но и к самой рейгановской модели капитализма, которую они символизируют. Целое поколение американцев искренне поверило в эту модель точно так же, как в 1920-е годы они поверили в аналогичную «гуверовскую» модель нерегулируемого рынка, – и она снова их обманула. Люди, однако, нелегко расстаются со своей верой.
Миллионам американцев не нравится новая модель капитализма, которую предлагает Обама. Они привыкли видеть в правительстве самого неэффективного из менеджеров, если не тирана. Некоторых эта неприязнь доводит до откровенной ненависти к Обаме, иных и до безумия.
Самый популярный из республиканских радиокомментаторов Раш Лимбо публично пожелал Обаме поражения в войне с рецессией. Либералы, естественно, возразили, что граждане болеющей страны должны все-таки желать своему лидеру успеха в борьбе за ее выздоровление. Лимбо отвечает: «Нам говорят, что мы должны надеяться на Обаму, поклониться ему, обхватить его колени только из-за того, что его отец был черный... Не на тех напали! У Роберта Мугабе (диктатора Зимбабве. – А.Я.) отец тоже был черный. Что же, нам и ему поклониться?» Ответ, согласитесь, в духе базарной торговки. Дело, однако, не в Лимбо: с тех пор, как он начал свою кампанию против Обамы, число его слушателей растет в геометрической прогрессии.
Журнал American Spectator опубликовал статью против Обамы под названием «Il Duce, Redux?» (Маленький Дуче). Бестселлером стала также книга еще одного консервативного радиокомментатора, Марка Левина, – «Liberty and Tyranny» («Свобода и тирания»), где президент прямо приравниваеся ко всем знаменитым диктаторам ХХ века – не к одному лишь Муссолини. Новая звезда телеканала Fox News Гленн Бек (2,2 млн. зрителей) извинился перед ними за то, что сказал, будто Обама ведет Америку к социализму. На самом деле, поправился Бек, Обама ведет ее к фашизму...
Короче, тот еще медовый месяц. Объединить страну, как обещал Обама в своей предвыборной кампании, не получилось. Хуже того, он поляризовал ее почище Буша. Если поддерживают его 88% демократов, то 73% республиканцев против. Повторяется, как можно было ожидать, история Франклина Рузвельта. Его республиканцы тоже ненавидели. И он отвечал им тем же. В одной из самых знаменитых своих речей в 1936 году Рузвельт сказал: «Они ненавидят меня единодушно, и я приветствую их ненависть».
Как знать, способен ли на такое великолепное патрицианское упрямство Обама, который, пообещав своим дочерям щенка, заметил: «Такую же дворняжку, как я сам»? И чем все это противостояние закончится, предугадать трудно. Вердикт истории двоякий. С одной стороны, Рузвельту республиканская ненависть не помешала победить на президентских выборах четырежды. С другой – либеральная ненависть к Бушу разгорелась, как мы видели, подобно лесному пожару, почти мгновенно охватив всю страну.
Вопрос, таким образом, сводится к следующему: сумеют ли сегодняшние консерваторы раздуть такой же пожар, какой совсем еще недавно раздули либералы? Впрочем, Обама не Буш. Вот только ровня ли он Рузвельту?
Лидерство вместо гегемонии
Рузвельт унаследовал Америку изоляционистскую, ксенофобскую. Обаме досталась страна, уверовавшая после Рейгана в свою уникальность, исключительность. Поэтому основополагающая декларация Обамы, обращенная к врагам Америки («Если вы разожмете кулак, мы пожмем вам руку»), вызывает в стране столь же яростный протест, как и новая модель экономики. И то, что он пожал протянутую ему на Конференции американских государств руку Уго Чавесу, и то, что он предложил прямые переговоры без всяких предварительных условий иранским муллам, воспринимается консерваторами как профанация, как оскорбление национального достоинства.
Между тем его позиция в международной политике столь же ясна, как и во внутренней. В двух словах она в том, что поскольку Буш, стремясь к гегемонии, поставил под угрозу американское лидерство в сегодняшнем взбаламученном мире, это лидерство надлежит стабилизировать. Просто потому, что ни одна другая страна или коалиция стран роль эту исполнить сегодня не в состоянии. А что такое мир без лидера, мы уже видели в 1930-е годы.
Именно изоляционистская «гуверовская» Америка, добровольно отказавшаяся от лидерства, привела к тому, что без мировой войны стабилизировать мир оказалось невозможно. Поэтому так же, как первоочередной задачей внутренней политики для Обамы стало не допустить Великой Депрессии, первоочередной задачей политики внешней стало не допустить международной анархии, неминуемой в мире без лидера. И не величие Америки (как сказал бы Буш) следует для этого восстановить, но ее доброе имя в мире.
Ибо кто еще, кроме нее, способен, скажем, остановить экспансию талибов в Пакистане, угрожающую образованием фундаменталистской ядерной державы? Кто еще способен не допустить дестабилизации всего Ближнего Востока, неизбежную в случае обретения ядерного оружия фундаменталистским Ираном? Кто еще способен возглавить всемирное движение против климатической катастрофы? Китай? Индия? ЕС? Россия? Достаточно поставить эти вопросы, чтобы не осталось сомнений: без американского лидерства это в принципе немыслимо. Не должно поэтому оставаться сомнений и в своевременности международно-политического курса, обозначившегося в первые сто дней президентства Обамы.
* * *
Риск, однако, огромный. Консервативная Америка, как теперь уже ясно, будет стоять против этого курса насмерть. И чем эта борьба закончится, непонятно. Когда задумываешься о значении, которое будет иметь ее исход для нашей судьбы, то, право же, все остальные политические проблемы начинают вдруг, как это ни парадоксально, выглядеть глубоко провинциальными по сравнению с тем, что началось внутри Америки после прихода в Белый дом Барака Обамы.
