Тимур Валеев
В университетских аудиториях Европы и США хорошо заметны студенты из стран Азии.
Фото Reuters
Как только не трактуют сегодня термин «интеллектуальная миграция». В широком понимании сюда относят миграцию не только научно-технических специалистов, но и творческой интеллигенции. Но есть и эксперты, берущие еще шире, – они относят сюда весь комплекс миграционных потоков квалифицированных кадров.
Интерес к трактовкам, разумеется, не праздный: то влияние, которое оказывает сейчас наука на устойчивость и эффективность развития экономики, заставляет посмотреть на проблему утечки умов (brain drain) свежим взглядом.
Смена лидера
Глобализация, ставшая следствием небывалой либерализации мировой экономики 90-х годов прошлого века, дала колоссальный импульс ее дальнейшему развитию и привела к масштабным изменениям ее структуры, последствия которых еще нуждаются в своем осмыслении. Одно из таких изменений состоит в радикальной смене стратегических приоритетов правящих элит многих стран Европы и (особенно) Азии: вслед за США осознав ключевую роль современной науки и технологий для экономического роста, они поняли, что именно глобализация открывает перед ними беспрецедентные возможности для того, чтобы сделать экономические организмы своих стран более интенсивными за счет большей наукоемкости и соответственно большей инновационности, основанной на приоритете коммерциализации научных исследований и растущей роли интеллектуального труда профессионалов. Естественными шагами на этом пути стали:
– существенные корректировки их политических курсов, способствовавшие большей открытости их внутренних рынков для торговли и внешних инвестиций;
– переформатирование и быстрое развитие научной и технологической инфраструктуры;
– государственная поддержка научно-исследовательских секторов промышленности;
– расцвет систем образования и создание собственных эффективных научно-исследовательских структур.
Все это привело к резкому росту активности в сфере научных исследований и технологических разработок в глобальном масштабе и к формированию четкого вектора смещения их эпицентра на Азиатский континент.
Следует отметить также и другой немаловажный эффект, отражающий новое понимание ключевой роли научных исследований и инноваций в обеспечении экономического роста и создании добавленной стоимости: произошло кардинальное изменение самого способа учета инвестиций в научные исследования и разработки в рамках системы национальных счетов (стандартного балансового метода, который применяется в более чем 150 странах мира, включая Россию, для описания и оценки важнейших сторон экономического развития государства: производства, распределения, перераспределения и использования конечного продукта и национального дохода и формирования национального богатства). А именно: раньше деньги, вложенные в науку, считались конечным потреблением, теперь же эти инвестиции рассматриваются как накопление капитала и учитываются в расчетах ВВП.
К важным выводам приводит простое сравнение объемов общемировых долговременных инвестиций в инновации, или, как их принято называть, расходов на исследования и развитие (Research and Development, или сокращенно R&D, – по терминологии Организации экономического сотрудничества и развития, так называются систематические исследования с целью поиска новой информации и ее применение для создания новых товаров и/или процессов).
Как показывает статистика, глобальные расходы на R&D удваиваются каждые 11 лет и растут примерно в 1,2 раза быстрее, чем вся мировая экономика: этот показатель в 2007 году составил 1,1 трлн. долл. (в 1996 году – 550 млн.). США на тот момент оставались единоличным лидером в этой сфере, затратив в 2007 году на R&D 369 млн. долл. и опередив страны Азии (338 млн.) и ЕС (263 млн.). Однако если темпы роста расходов США и ЕС по этой статье практически совпадали (10–11% в год), то азиатская динамика составила более 18% в год (см. рис.1).
Отсюда вывод: хотя США удерживают передовые позиции во многих областях науки и технологий, налицо явная тенденция к постепенной смене лидера во многих важнейших направлениях. И причиной тому служат два основных фактора: быстрый рост материальной базы исследовательской активности, которая широким фронтом идет в азиатских странах (исключая Японию), и весьма успешные попытки стран ЕС усилить свою конкурентоспособность в сфере научно-технических разработок, инноваций и высоких технологий.
 Источник: OECD, Main Science and Technology indicators (2009/1 and earlier; UNESCO Institute for statistics, http://stats.uis.unesco.org/unesco/tableviewer/document.aspx?Reportld=143&1F_Language=eng; NSF Division of science resourses statistics, special tabulations |
Итак, становление Азиатского региона в качестве ведущего мирового центра науки и технологий обеспечено быстрым прогрессированием Китая и ряда других азиатских экономик, которые объединяют термином «Азия-9» (Индия, Индонезия, Малайзия, Филиппины, Сингапур, Южная Корея, Тайвань, Таиланд и Вьетнам). Все они стремятся обеспечить своим гражданам доступ к качественному высшему образованию и использовать этот фактор для построения собственной научно-исследовательской и технологической инфраструктуры мирового уровня. Именно страны группы Азия-9 образуют свободно структурированную зону, снабжающую всем необходимым ориентированных на экспорт китайских производителей высокотехнологичных товаров, которые, в свою очередь, все более успешно конкурируют с недавним мировым лидером в области науки и технологий – Японией, явно сдающей свои позиции новым игрокам. Общая производительность сферы научно-технических разработок Индии при этом оценивается NSF как низкая, несмотря на длительный период впечатляющего роста ее ВВП.
Страны ЕС тем не менее сумели сохранить свои позиции даже на фоне тех существенных сдвигов, которые происходят в мировом разделении труда в сфере науки и высоких технологий. При этом эффективность их инновационно ориентированной политики была усилена образованием зоны евро и устранением внутренних торговых и миграционных барьеров, чему немало способствует и то, что ЕС в значительной степени покрывает свои потребности в высокотехнологичных товарах за счет внутреннего производства и торговли. Благодаря политике ЕС по поддержке научных исследований, проводимых в форме внутренних по отношению к ЕС коллабораций, их эффективность высока, что объясняется также осмысленной практикой поддержки европейских университетов, направленной на повышение качества образования и повышение их международного престижа.
Эксперты NSF оценивают темпы развития научно-технического потенциала Бразилии и ЮАР как высокие, однако отмечают, что эти страны стартовали с очень низких позиций.
 Источник: IHS Global Insight, World trade service database, special tabulations |
Переформатирование
Что касается нашей страны, то, располагая, по-видимому, весьма ограниченной информацией, разрешенной для открытой публикации, аналитики NSF относят Россию к числу «более развитых наций, научно-технический истеблишмент которых продолжает бороться – и в прямом, и переносном смыслах этого слова», а организацию научно-технологической деятельности в Израиле, Канаде и Швейцарии характеризуют как примеры «зрелых и высокоэффективных структур». Все эти тенденции в основном отражены на рис. 2.
Поясним, что означают данные этой диаграммы: в России с 1995 по 2007 год комьюнити научных работников в среднем убывало более чем на 2% в год и в 2007 году насчитывало 0,5 млн. человек, а в Китае за тот же период численность ученых каждый год вырастала на 8,2% и к концу расчетного периода составила 1,4 млн. человек – примерно столько же, сколько в США и ЕС по отдельности, при их темпе годового прироста в 3%.
Следует также упомянуть о роли транснациональных корпораций, которые и в новых условиях ищут доступа на развивающиеся рынки, отдавая предпочтение рынкам тех стран, чьи правительства создают им наиболее благоприятные условия. При этом современные средства связи и управления стимулируют их превращение в специализированные глобальные торговые сети, а локальные правительства получают возможность формулировать такие правила доступа и функционирования на своих рынках, которые дают им возможность еще более усилить потенциал развития внутренней научно-технической инфраструктуры. Но и в этой сфере западные и японские транснациональные компании вынуждены теперь конкурировать с новыми компаниями, представляющими развивающиеся страны. Наиболее ярким примером результатов такой стратегии является Китай, который за сравнительно короткое время превратился в крупнейшего мирового экспортера высокотехнологичных товаров. Доля Китая на этом рынке выросла с 6% в 1995 году до 20% в 2008 году, в то время как доля стран группы Азия-9 выросла до 26–29%, ЕС – до 16–18%, а экспорт Японии упал с 18 до 8%, США – с 21 до 14%. Эти тенденции отражены на рис. 3.
Такова общая картина изменений мирового разделения труда в сфере науки и высоких технологий, которые имели место в последнее время.
 Источник: OECD, Main Science and Technology indicators (2009/1 and earlier; NSF Division of science resourses statistics, special tabulations |
Обратный отток
Возникновение тренда обратной утечки умов отмечалось в литературе еще до начала в 2008 году глобального финансово-экономического кризиса. Как констатировали ряд авторов, многие высококвалифицированные иммигранты, приехавшие в Штаты с твердым намерением остаться навсегда, вернулись в свои родные страны, в том числе выходцы из Индии и Китая. Исследователи связали это обстоятельство с очевидной причастностью «возвращенцев» к бурному развитию индустрии высоких технологий в этих странах, к расширению практики аутсорсинга back-office-процессов высокотехнологичных бизнесов, созданных иммигрантами в США. И еще один очень важный аспект миграционной проблемы ввиду своей очевидной релевантности не мог быть обойден в этих работах: признание диаспоральности системообразующим фактором всех без исключения зрелых иммигрантских сообществ. И этот акцент – при всей дискуссионности вопроса о состоятельности современных моделей транснациональных сообществ – следует, по-видимому, считать одним из решающих для адекватного анализа проблемы.
Кроме образовавшегося в последние годы дефицита квалифицированных работников на рынках труда развивающихся стран, который генерируется бурным развитием индустрии высоких технологий, аналитики называют еще несколько причин этого феномена:
– политика ограничений ряда научных направлений, которую проводят федеральные власти США, в частности на исследования стволовых клеток, – это уже привело к оттоку соответствующих специалистов в Европу, где подобных рамок не существует;
– политика аутсорсинга, все шире практикуемая в последнее время американскими корпорациями, которые открывают свои исследовательские центры за пределами США, сокращая при этом издержки на оплату труда высококвалифицированных специалистов.
Действительно, существуют данные, согласно которым использование квалифицированных работников, локализованных в развивающихся странах и предоставляющих качественные услуги в области разработки и применения программного обеспечения, управления финансами и бухгалтерией, позволяет уменьшить издержки компаний США на 60% и более. В результате крупнейшие страны – доноры специалистов (Индия, Китай, Филиппины и ряд стран Карибского бассейна) превратились в крупных игроков в сфере аутсорсинга бизнес-процессов. По оценкам экспертов UN Development Policy and Analysis Division, в 2003 году расходы на глобальный аутсорсинг составляли 320 млрд. долл., а к началу 2008 года они прогнозировали их рост до 827 млрд. долл., в том числе на аутсорсинг компьютерного программного обеспечения и услуг – с 10 млрд. до 31 млрд. долл. Однако, по данным Research and Markets, уже в 2006 году мировые расходы на аутсорсинг составили 550 млрд. долл.
Таким образом, если тенденция reverse brain drain (обратного оттока) продолжится, США могут утратить конкурентоспособность в глобальном масштабе и уступить лидирующие позиции в области высоких технологий Китаю и странам группы Азия-9, но главное – процесс обратной утечки умов из США происходит потому, что названные выше факторы заставили высококвалифицированных работников, принадлежащих к двум крупнейшим диаспорам иммигрантов, китайской и индийской, кардинально изменить сценарий своего миграционного поведения. Важно, что благодаря сильным внутридиаспоральным корреляциям, они сделали это исходя не только из своих интересов, но и интересов своих диаспор как таковых, а сами эти диаспоры фактически стали ключевым инструментом модернизации национальных экономик стран своего происхождения.
Поэтому о диаспорах стоило бы поговорить особо. Но это уже отдельная тема.
