Сергей Смирнов
До зрелой гражданской активности путь неблизкий.
Фото Reuters
Требование в России свободных выборов вызывает у меня недоумение, потому что, кроме красивости, я ничего в нем не могу увидеть. Выборы бессодержательны без их субъекта, то есть избирателя, готового доверять людям, внесенным в бюллетени, право решать от его имени важнейшие вопросы жизни общества.
Не берусь судить, какие слова точнее – о разных типах цивилизации или о разных ступенях ее развития – в случае Западной Европы и США, с одной стороны, и стран у границ Европы и Азии – бывшего СССР, Арабского Востока, Ирана – с другой. Во-первых, крестьянский труд, на протяжении многих веков составлявший основу общественного производства, делал возможным в странах второй группы, в силу природных условий, только выживание с вынужденным коллективизмом. В России из этого вырос народный коммунизм в далеко не марксистской форме: «Все отнять и поделить поровну, по справедливости». Маркс перевернулся бы в гробу, а властители-коммунисты ухитрились сделать коллективизм навязываемым. Теперь, по закону маятника, на смену пришел крайний индивидуализм.
Во-вторых, империи во главе с вождями, имеющими в разных обществах различные титулы (император, король, царь, хан, фюрер и т.д.), в Западной Европе рано столкнулись с сопротивлением соседей, близких по силам, и эпоха войн ушла в прошлое. Колониальные владения существовали до середины прошлого века. А в Евразии империи вбирали в себя менее развитых соседей, что делало их устойчивее, но не устраняло тягу к национальным государствам, которую в советские времена именовали национально-освободительным движением.
На Западе сформировались «общества производства» с высокими уровнями эффективности труда и жизни масс, где собственность защищена законами. Там разделили ветви власти: законодательную, исполнительную и судебную, и те по мере развития приобрели служебный характер и сменяемость. Передачу власти по наследству сменили выборы и партийная система. Основной функцией властных структур стала организация, а критерием их успешности – количество рабочих мест для населения.
В русском языке «власть» одного корня не со словом «сила», как в английском или немецком, а со словом «владеть», и это подчеркивает ее первичность по отношению к собственности. Богатство приобретали перераспределением, возможность которого давало обладание властью, и оно провоцировало неприязнь масс: если в Западной Европе богатый сосед вызывает стремление подражать ему, то тут – зависть и мечту о равенстве в нищете. Власть превратилась в высшую ценность, без разделения и с правами без обязанностей; последние определяются не потребностями общества, а задачами самосохранения. В итоге происходит «быдлизация» населения, чтобы люди ощущали себя холопами, от которых не зависит благополучие ни государства, ни его собственное: все дарует власть. Этим занято телевидение, государственное или подконтрольное государству, иного для масс нет.
Антагонизм населения и власти порождает насильственные методы правления, и власть не сменяема, а только свергаема. А как же иначе с «вечными» правителями? И можно ли «выбирать» тех, кто будет делить богатство в своих интересах и кого из-за этого неизбежно станут ненавидеть? Такие «общества власти» построены на страхе. Но что массам страшнее: вождь или его отсутствие? Подчиненным не позволено быть умнее начальников; налицо «отрицательный естественный отбор». Конкуренция за власть для ее обладателей – криминал: взгляните на Белоруссию или Украину. В СССР личному характеру власти не помешала даже коллективистская коммунистическая утопия, ставившая общественные интересы впереди личных, хотя коллектив, общество – лишь присущие человечеству формы существования индивидов. Так называемые правоохранительные органы руководствуются не правом, а желаниями обладателей власти. Ее приватизация методом коррупции продолжает традиции «кормления», как будто отмененного в России реформой 1555–1556 годов. А партия (от английского part – часть), что означает у нас принадлежность к власти, может быть, как и вождь, только одна. Примеры – СССР, Китай или, в свое время, Германия.
В Советском Союзе перед его распадом перестали функционировать многие государственные институты. Но до последнего момента работали спецслужбы: в евразийских обществах охрана власти вбирает в себя самых деловых людей, которым идея коммунизма к этому времени уже надоела. Поэтому в августе 1991 года «Альфа» отказалась брать штурмом Дом правительства России. После революции наступило время государственной работы, и офицер госбезопасности на высший пост взошел закономерно, а не случайно. Теневой режиссер этого процесса Борис Березовский не учел приоритета интересов государства у работника госбезопасности, и его попытка с помощью главы государственной машины «приватизировать» ее провалилась.
Коммунизм за 70 лет дискредитировал себя до невозможности повторения, ограничивая восторг масс неразрывно связанным с ним образцовым евразийским вождем, Сталиным, больше, нежели его репрессии. В обществе без граждан лозунг «Россия для русских» вместо былого интернационализма гарантирует победу того, кто его выдвинет, на самых свободных выборах, – со всеми последствиями. Так когда-то больше всех голосов набрала ЛДПР, генератор идей для власти современной России, на что «Единая Россия», безнадежный ввиду полного отсутствия идеологии очередной клон партии любителей власти, не тянет. Ей достаточно возвращения Дорогого Вождя как якобы своей величайшей заслуги, а гражданское общество означает для нее конец. Она помнит КПСС, просвещавшую население, которое в результате осознало коммунизм как религию, и тот пал в конце века. Цели Владимира Путина и партии, на которую он вынужден был опереться за неимением лучшего, – противоположны. Чтобы войти в историю со знаком плюс, он должен менять менталитет масс, а «Единая Россия» ради победы на выборах – его охранять без модернизаций и инноваций. Три года назад Владимир Путин не внял призывам (в том числе, например, знатока народного мнения Никиты Михалкова) и не оставил себя президентом на третий срок, показав народу пример соблюдения Конституции. Так что «Единая Россия» неминуемо расколется на любителей власти над холопами и тех, кто озабочен перспективами общества.
Многие демократы (хоть в кавычках, хоть без) со своими взглядами, те, кого не допускают к выборам, склонны обвинять в этом нынешнюю власть – видимо, веря, что на выборах получили бы много голосов. Как бы ни проходили выборы, голосов у них будет куда меньше, чем у «Единственной России» чиновников. Актуальна не «десталинизация», а «девождизация», то есть отход от тоталитаризма: «жила бы страна родная, и нету других забот». Пока подавляют личности, вместо благополучия людей и страны будет только страх перед государством у его жителей и соседей. Сейчас вопрос в том, в какой степени партия любителей власти освоит лозунг «Россия для русских» в многонациональной стране, в еще не до конца распавшейся империи с ядерным оружием. Из-за этих отличий германский опыт смены менталитета масс в России невозможен. А без нее потомков ждет Московское царство, Донское атаманство, Поволжское ханство, Сибирское воеводство, каждое со своим вождем: вспомните другую великую евразийскую державу – Арабский халифат.
Если мировой экономический кризис уронит цены на сырье в сырьевом придатке, где власть хочет и умеет только распределять, каково будет Владимиру Путину быть законно избранным царем?
