Сергей Смирнов
В Западной Европе развитие производства позволило многим не только обеспечивать свои личные нужды, но и создавать избыточный продукт, что стимулировало разделение труда. Власть стали формировать как договор между самостоятельными производителями, собственниками для решения общих проблем. О ней здесь судят прежде всего по занятости населения и, как правило, посредством выборов. Понятиями разделения властей, гражданского общества и прав человека евроатлантический тип цивилизации осуществляет либерализм и демократию.
Евразийский тип цивилизации сложился на территориях так называемого «рискованного земледелия» с вынужденным коллективизмом – у границ Европы и Азии. По мере развития «массовых», по Зигмунду Фрейду, обществ средства производства, в первую очередь земля, отошли к немногим обладателям власти, потому что по природным и историко-экономическим причинам независимые производители-собственники в заметном количестве возникнуть тут не могли. Без разделения труда общества изменились гораздо меньше, перейдя в тоталитарные, во главе которых, как и «массовых», стоит вождь. То есть евразийский тип цивилизации предстает промежуточным между обществами с традиционной (по Максу Веберу) легитимацией власти и либеральными. По мнению Дмитрия Рогозина, либерализм направлен на разрушение государства; с важным уточнением: в евразийском понимании его функций проводника воли вождя.
Экономическое превосходство евроатлантического типа цивилизации обусловлено синергичностью эффективности производства и относительной свободы населения: свободный труд всегда производительнее подневольного. Тут корень коммунистической идеи о превращении труда в потребность при общественной собственности на средства производства. В России эта идея продолжила вынужденный коллективизм, опираясь не столько на учение Карла Маркса, мало понятное населению, сколько на стихийную народную уравниловку «всем поровну, по справедливости». У «справедливости» чисто русское понимание; английское слово justice легче сопрягается с «законностью»: попробуйте англичанину или американцу объяснить расхожее русское «законно, но несправедливо». В более точном определении народной уравниловки как «интернационал-социализма» два компонента. Вопрос: какой из них может подвергнуться замене? Интернационализму альтернатива одна – национализм («Россия для русских»). Многонациональному государству национализм небезопасен, а национальная попытка мирового господства с вождем Гитлером еще сузила его перспективы. Так что у национал-социализма в России очень мало шансов.
Значит, актуальнее вопрос: что может прийти на смену социализму, если предпочтение коллективных интересов личным (пока) не осуществилось. Скобки вокруг «пока» отражают разницу между утопией и проектом будущего. Провозглашение общественной собственности не могло отменить естественного (пока) доминирования личных интересов над коллективными. Коммунизм привлек было массы лозунгом «каждому по потребностям»: ради будущего они смирились с временным, как им казалось, «каждому по труду», хотя этот принцип означал в СССР государственные гарантии занятости и отсутствия безработицы. Итогом разочарования России в общественной собственности стал ее некоторый иммунитет к национальной идее коммунизма. Но не к вождю, как в Германии.
Понимание власти как господства делает ее сверхценностью с задачей «быдлизации» населения: чем тупее люди, тем проще ими править. Пренебрежение к личности в Евразии проистекает из веры в вождей: «не надо думать, с нами тот, кто все за нас решит». Организующая функция власти отходит на задний план, и этим объясняется недостаток в странах бывшего СССР как качественных управленцев, так и идей у оппозиции. Массам тут всегда внушали, что оппозиция – криминал, претендующий на сакральную власть вождя. А перспективы смены власти через выборы минимальны из-за участи вождей после расставания с этой ролью, что мы видим в арабской весне. Поэтому те вынуждены править до смерти или свержения. Выборы работают в развитых обществах с самостоятельным и активным населением: не столь важно, кого выбирают президентом, главное, что его регулярно выбирают. По замечанию Константина Ремчукова («О текущем моменте», «НГ» от 31.07.13), «…протест и угроза стабильности исходит не от бедных, а от вполне обеспеченных и образованных. От среднего класса». А средний класс не нуждается в вождях и потому не вписывается в евразийский тип цивилизации, не знающий иных путей изменения в обществе, кроме революций.
Уязвимость этого «вождистско-холопского» типа цивилизации – в так называемом «отрицательном естественном отборе» (не лучших, а самых послушных вождю) во власть. Наиболее логичный путь такого типа цивилизации продемонстрировала в первой половине прошлого века Германия, когда для оценки избранного вождя немцам пришлось проиграть войну. В СССР выборами называли голосование за одного кандидата из одного возможного, назначенного по «вертикали власти». В XXI веке важна экономическая эффективность управления, которой тем меньше, чем дольше правит вождь. Его смена здесь не только трудна, но и бессмысленна: дело не в вождях, а в восприятии власти массами, для которых труд со времен «рискованного земледелия» остается синонимом выживания и антонимом творчества. России только предстоит путь, пройденный Германией, предстоит с двумя важными поправками: на многонациональное государство, которое в евразийском типе цивилизации всегда империя, и на наличие ядерного оружия.
Россия вместе с Китаем – вне идеи коммунизма – оберегают потомственного вождя современной Сирии. Наше «евразийство» подчеркивается намечающейся «восточной» ориентацией: носителям власти удобнее видеть страну сырьевым придатком не евроатлантического мира, а Китая с более близким менталитетом. У подобной «самобытности» компенсаторный, в психологическом смысле слова, характер: чувство «обделенности» растет из неспособности развивать производство при необходимых для этого ресурсах. Идеологическая подкладка компенсации может быть либо национальной, которую дискредитировал опыт немцев, либо религиозной. Сама религия тут ни при чем, у нее – например, ислама или православия – лишь роль знамени. Многолетний советский атеизм оставил религии в России мало места, а надеждам на новое поколение мешают обращенность в прошлое и опора на противников прогресса. Красноречивое взаимное заигрывание власти с православием в желании объявить его национальной идеей с религиозной покорностью и поклонением «высшему» сомнительно по результату. Многоконфессиональные империи вряд ли возможны; и как быть с весьма многочисленными в России мусульманами, не говоря уже об атеистах?
Арабская весна, аналогичный конфликт внутри общества, уже поставила Египет на грань гражданской войны. Очередная фаза ее в Сирии может только добавить хлопот и тревог и соседям, и всему миру.
В любой империи ценят «не то, что один, как все, а то, что все, как один», и заботятся в первую очередь не о людях, а об ее величии, под которым понимают военную силу. Образцовыми российскими вождями были Иван Грозный и Иосиф (просится «Великий», но нет – Сталин). Ими массы обычно восхищаются сначала и часто ненавидят их после конца, а форма собственности делит вождей на два вида, олицетворяемые, с одной стороны, Муссолини и Гитлером, а с другой – Сталиным и Мао Цзедуном. В масштабе империй последних принцип «лес рубят – щепки летят» не только позволял не обращать внимания на отдельных людей, но и компенсировал издержки якобы общественной собственности, удобно скрывавшей права класса номенклатуры (по Михаилу Восленскому). Развитием страны легко оправдывать жертвы, и массы, пока не пришли к катастрофе, жаждут очередных вождей, возводя каждого руководителя на пьедестал, чтобы он мог видеть вокруг себя только холопов.
Возрождение в уменьшившейся Российской империи частной собственности сделает новых вождей и методы правления в ней более похожими на Гитлера, чем на Сталина. Ссылки нынешних «несогласных» («диссидентов» в советской терминологии) на СССР 1937 года несостоятельны: идеологии, рухнувшей в 1991 году, новая система власти пока не обрела. Ведь трудно назвать идеологией желание видеть в населении холопов или быдло. Панк-молебен Pussy Riot шокировал холопов при власти, вне зависимости от религии, не его местом и не богохульством, а просьбой к Богородице прогнать вождя. Ответом могут быть лишь репрессии, даже если вождь на них и не настаивает. Их масштаб ограничивают экономическая зависимость современной России от евроатлантической цивилизации, где не поощряют подобное властвование, и «внутренняя эмиграция» части обладателей власти, предпочитающей хранить деньги и собственность на Западе и там же давать образование своим детям. С «актом Магнитского», ударившим по ним, те готовы бороться всеми средствами. Он полнее, чем «поправка Джексона – Вэника», обозначает несовместимость ценностей различных типов цивилизации, наиболее четко отраженную железным занавесом, не выдержавшим, однако, испытания временем.
После распада СССР в речах руководителей России появились «гражданское общество» и «права человека», недопустимые во времена не только Сталина, но и его преемников. Тут к месту тезис Ленина о первичности экономики над политикой, диктующей переход от словесного их признания к реальному. Сменит ли Россия тип цивилизации и каким образом – открытый вопрос. Пока власть еще способна устранять политические моменты, ведущие к ее падению и/или распаду страны, но не экономические. Например, борьбу с коррупцией следует заключить в кавычки: такая форма приватизации высшей ценности в евразийском типе цивилизации – власти – неустранима. То есть эта борьба вторична по отношению к его смене, и потому коррупция будет разъедать общество начиная с «партии власти» в евразийском ее понимании, как эту партию ни назови. А отказ от «вождизма» даже хорошо обучаемому человеку видится признанием своей исчерпанности в роли генератора идей.
Крах коммунизма и финансовый кризис рыночной экономики сделали актуальными поиски иного пути. Идею «новой общности – советского человека» сгубила традиционная для евразийского типа цивилизации ставка не на развитие личности, а на ее подавление и тоталитаризм с «приватизацией» государства без его организующих функций. Обладателям власти, чтобы сохранять экономические блага, желательны изменения в Конституции. Позволит ли их население, то есть останется ли оно холопами, у которых в XXI веке будущее печально вместе с вождем? Похожий опыт вынудил немцев обходиться без вождей. А прогресса и конкуренции с евроатлантическим миром можно ожидать скорее от Китая с его ставкой не на вечных вождей или сокровища недр, а на производство и его организацию.
