Что век наставший нам готовит?

Разумный ли выбор сделает человечество? Виктор Васнецов. Витязь на распутье. 1882. Русский музей

Американский ученый Иммануил Валлерстайн назвал одну из своих книг «Конец знакомого мира». Он писал: «Современная миросистема как система исторически вступила в стадию завершающегося кризиса и вряд ли будет существовать через пятьдесят лет. Однако, поскольку результаты кризиса не могут быть определены заранее, мы не знаем, станет ли пришедшая на смену новая система (или системы) лучше или хуже той, в которой мы живем ныне».

Подобные суждения и страхи существовали всегда. Вся история человечества – один большой вечно решаемый геополитический кризис, ведущий к смене «миросистем». На рубеже XX–XXI веков мы переживаем его очередной этап, страдать от которого придется нынешнему и как минимум следующему поколению. Отсюда вечные вопросы: как мы будем жить? Как будет обустроен мировой порядок? Да и будет хоть какой-то порядок?

Попытки создать мировой порядок предпринимались всегда. Первой из них был Вестфальский мир 1638 года, когда великие державы приняли решение о создании согласованной системы международных отношений (средневековой ООН). Далее: Венский конгресс 1814–1815 годов, Версальский договор 1918 года, Ялта 1945 года – мы упомянули лишь самые знаменитые, поворотные попытки. Многосторонние соглашения заключались после мировых (европейских) войн. Их подписанты, творя новый порядок, рассчитывали если не на его вечность, то уж наверняка на длительность, что обеспечивало не только коллективный, но и национальный интерес.

Самым устойчивым порядком казался биполярный мир второй половины прошлого века, который зижделся на способности двух полюсов на взаимное уничтожение. Однако этот порядок был априори обречен, поскольку восточный советский полюс безнадежно проигрывал экономическое состязание западному.

Существовала еще и иллюзия установления окончательного мирового порядка, особенно заметно проявившаяся в XX веке после Версальского договора и Ялтинских соглашений. Это чувство подпитывалось созданием Лиги наций (1919–1946) и Организации Объединенных Наций (1947), назначенных гарантами мирового порядка. Честно говоря, эти организации были статистами мировой политики. Их дееспособность носила ограниченный характер. Лига наций не остановила Вторую мировую войну:  начиная с 1939 года эта организация была фиктивной. Что касается ООН, то она не смогла предотвратить ни одного крупного конфликта, ее действия оставались не более чем паллиативом. Недееспособен и Совет Безопасности, решения которого носят скорее характер пожеланий. В произошедших после Второй мировой войны сотнях конфликтов и войн погибло свыше 10,5 млн человек. Количество конфликтов и число их жертв продолжают расти.

После распада биполярного мира (а это также случилось после войны, пусть и холодной) встал вопрос о новом мировом порядке, который ныне видится в трех вариантах – однополярном, биполярном и многополярном. Все три варианта, на мой взгляд, не просматриваются.

Однополярный мир 

Это неоспоримая гегемония одного государства при поддержке сателлитов. На роль такого гегемона могут претендовать только Соединенные Штаты. Но в мировой экономике непререкаемого американского доминирования нет. По одним подсчетам, американский ВВП составляет 15,5% мирового, по другим – 24%, ВВП главного оппонента США – Китая – от 15 до 17%. С учетом Японии и стран ЕС о подавляющем экономическом лидерстве США говорить не приходится. Иными словами, экономической однополярности нет и не предвидится.

Не просматривается однополярность США в политическом контексте. В американской элите она (американская однополярность) не слишком востребована. Да, американскому истеблишменту верить в такое лидерство психологически приятно – тешит самолюбие, но неустанно бороться за него американцы не готовы. Во-первых, потому, что привыкшие к нему американцы и так считают его неоспоримым. Во-вторых, некоторые вашингтонские политики хотя и чувствуют постепенную утрату этого лидерства, не испытывают острого желания его восстановления. Вот такой парадокс.

Эта противоречивость отражается в поведении Дональда Трампа. Он, став президентом, но оставаясь человеком бизнеса, оказывается перед проблемой: как сочетать экономические интересы США с их статусом глобального лидера? Похоже, США сподручнее быть не начальником, но мировым надзирателем и советчиком, с мнением которого нельзя не считаться. Именно такую позицию избрал Трамп, поведению которого, похоже, в большей или меньшей степени будут подражать последующие президенты.

Тотального превосходства Америки сегодня не наблюдается. США не одерживают победы в Афганистане, их роль не является решающей в сирийском конфликте, где они вынуждены считаться с Россией, Турцией, Ираном. Амбиции США раздражают Европу. Пусть и немного треснувший во втором десятилетии XXI века Евросоюз будет делать все от него зависящее, чтобы выступать независимым актором, а не покладистым последователем США. В августе 2018 года министр иностранных дел ФРГ Хайко Маас заявил, что «США и Европа разошлись надолго».

Зато желание похвастаться однополярностью остро проявляется у американских политиков в отношении России. Если абстрагироваться от конкретных причин антироссийских выпадов, в первую очередь санкций (за Украину или за «дело Скрипалей»), можно увидеть, что в антироссийских мерах США присутствует своего рода чувство запоздалой мести за то, что во времена биполярного мира наказания СССР были непродуктивны, не давали должного эффекта (взять хотя бы бойкот московской Олимпиады 1980 года). В американском менталитете живуча историческая память. Отнюдь не оправдывая поведение России, нельзя не отметить, что американское стремление ее унизить выглядит провинциально. (Заодно все это способствует укреплению сложившейся в ней политической системы, всячески пропагандирующей в обществе образ России как осажденной крепости, что неизбежно требует сплочения общества вокруг власти.)

В рассуждениях об однополярном мире Китай нами вообще не был упомянут. Китайцы американскую однополярность не признают или просто-напросто ее не замечают. На Китай она не распространяется. Американизация мирового порядка отторгается в мусульманской умме, в Индии, Латинской Америке, не говоря уже о России, где она вызывает бурную идиосинкразию.

Но вот что любопытно: несмотря на существующие в мире антиамериканские настроения, часть планеты все же примет американский вариант однополярности, ибо такой порядок может обеспечить общую стабильность. Проще говоря, полный покой в мире может быть гарантирован только одним-единственным хозяином. Что ж, такая позиция вполне понятна. Многие в мире хотели бы иметь хозяина – так проще жить (у нас в России так многие думают). Но этих людей придется разочаровать: однополярного американского мира – де-факто диктатуры – в XXI веке не состоится.

Биполярный мир

С одним полюсом при таком раскладе все ясно, вторым же, естественно, называется Китай. Для Пекина это лестно, но, в общем, бесполезно. Американо-китайская биполярность в плане политики не представляет для КНР особой выгоды, поскольку требует от Китая постоянного поддержания противостояния и демонстрации своей военной мощи. Прошлый биполярный – американо-советский мир строился на пусть и относительном, но все же ядерном паритете. Китайцы к достижению такого паритета не стремятся. Достичь его в ближайшие десятилетия они не могут, да и не хотят. Они прекрасно помнят, как разорился и развалился в ходе гонки вооружений СССР. Китайские прагматики умнее кремлевских мечтателей.

Идеологическое же противостояние обоих полюсов бессмысленно, поскольку в XXI веке идеологические тренды сосуществуют параллельно. Причем, если в китайском обществе интерес к чужим идеям время от времени проявляется, то на Западе китайская официальная политическая идеология воспринимается как полустертый коммунистический реликт.

Еще одной причиной, по которой Китай не станет политическим полюсом притяжения, является растущий страх перед ним. Экономическая активность Китая в Юго-Восточной и Центральной Азии, да и не только там, способствует росту опасений китайской экспансии, желанию избежать политической зависимости от Китая, стремлению сохранить свой суверенитет.

Показательно растущее негативное отношение к Китаю у населения Центральной Азии. Общество раздражает уже то, что китайцы убеждены: на строящихся ими объектах должна использоваться почти исключительно (90%) китайская рабочая сила, поскольку местный контингент не обладает должной квалификацией. По данным социологов, в Казахстане в 2007 году к китайским мигрантам плохо относились 18% жителей, в 2012-м – 33%, а в 2017-м – 46% (см. «НГ» от 31.07.18). Повсеместно укрепляется мнение, что местная власть продает свои страны китайцам, которые дают взятки чиновникам, от чего страдает местный бизнес.

Наконец, американо-китайская биполярность неприемлема для России, которая в этих условиях оказывается периферийной державой, чья геополитическая роль сводится к поддержке китайского полюса одним лишь фактом обладания мощного ядерного арсенала.

Так что появление второго геополитического полюса ожидать не следует, а значит, не состоится и биполярного мира.

Многополярный мир

Он рассматривается многими политиками и экспертами как панацея от любой гегемонии, как путь к геополитическому равноправию (последнее –  заведомая утопия).

Многополярный мир выглядит чрезвычайно привлекательным для неевропейских стран со средним политическим весом, а также для страдающих комплексом неполноценности. Число «средних» держав велико: Турция, Иран, Саудовская Аравия, Пакистан, Южно-Африканская Республика, Бразилия, в каком-то смысле Индия. Критерии включения того или иного государства в число «средних» держав неартикулированы, отсюда и расплывчатость самого определения. Одним из определяющих критериев является их стремление продемонстрировать свою самостоятельность от сильных мира сего. В качестве последних имеются в виду прежде всего Соединенные Штаты, в меньшей степени Китай, в еще меньшей степени – Россия.

К «средним» державам может быть отнесена и Россия, занимающая по уровню ВВП 11–13-е место в мире, но зато демонстрирующая свои геополитические претензии. В Москве тоскуют по биполярному миру, в котором СССР был одной из двух сверхдержав, однако его повторение в прежнем виде уже невозможно. Россия привержена многополярности –  наиболее приемлемому, как считают в Кремле, для нее мироустройству. В Кремле, однако, не осознают того, что в многополярном мире она может затеряться. В XXI веке для поддержания глобального величия ядерного оружия и углеводородов недостаточно.

Если судить по бурной активности «средних» держав, многополярный мир уже сложился и продолжит свое существование в будущем. Многополярность будет способствовать росту конфликтогенности, наглядный пример – конфликт в Сирии и вокруг нее. С 2011 года он расширяется, превратившись в региональный, а с учетом участия в нем США, России, ЕС, Ирана, Турции, некоторых арабских стран, а также массовой мусульманской миграции – в глобальный.

Скрещение интересов сразу нескольких полюсов способствует его нерешенности и, думаю, нерешаемости в ближайшем будущем. Ни один полюс не желает уступать, ни у одного нет ни явного превосходства, ни решающего голоса. Сирийский конфликт – первый многополюсный конфликт XXI века. Страшно представить, если нечто подобное случится в других регионах.

Каково отношение к многополярности в Европе, сказать не берусь. Рискну утверждать, что для нее многополярность означает автономность, даже независимость от Соединенных Штатов. Единого европейского полюса нет. Европа сама многополюсна, в ней сосуществуют национальные полюсы  – немецкий, французский, британский и, если угодно, восточноевропейский. Европу можно считать – да и то с большой долей условности – неким цивилизационным полюсом, но уж никак не политическим.

А могут ли когда-нибудь стать полюсами влиятельные или претендующие на влияние международные организации – Европейский союз (ЕС), Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), БРИКС, Организация исламского сотрудничества (ОИС), Лига арабских государств (ЛАГ), Евразийский экономический союз (ЕАЭС)?

Думаю, нет, поскольку полюсом, а не игроком на международном поле может быть только субъект высокого уровня консолидации. Исходя из этого критерия, вряд ли можно считать ЕС полюсом, способным действовать консолидированно, прежде всего в острых ситуациях. Не станет таковым и ШОС, члены которой едины в борьбе с международным терроризмом, но не более того. Не будет полюсом БРИКС, который и не пытается выступать на мировой арене, так сказать, единым фронтом. И уж конечно, никакими полюсами не были и не станут наполненные внутренними противоречиями ОИС и ЛАГ, за всю свою историю так и не сумевшие стать полноценными субъектами мировой политики. Что касается ЕАЭС, то этот институт существует при России со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Размышляя о будущем мира, немецкий аналитик Питер Шульце в сборнике статей «Многополярность» пишет: «Центральный вопрос нарождающегося многополярного порядка – способен ли он обеспечить безопасность и благополучие международного сообщества?» И ответа на этот вопрос нет. Символичен подзаголовок упомянутой книги – «Обещается дисгармония».

Зыбкость мирового порядка усиливается цивилизационными различиями, межцивилизационной полемикой, которая нарастает и даже ужесточается. Беспрестанные дискуссии о ценностях, морали, демократии, правах человека, государственном устройстве стабильности не способствуют.

А что же будет?

Идет формирование единой общечеловеческой цивилизации. Это мучительный и долгий процесс. И никто не скажет, когда эта цивилизация полноценно сформируется. По большому счету движение к ней вечно. А покуда каждая локальная цивилизация во весь голос или имплицитно доказывает, что ее ценности, культура, религия лучше, чем соседняя. Примеры – на каждом шагу. Христианская цивилизация настаивает на своем превосходстве, как минимум исходя из своих материальных успехов, исламская – поскольку в ее основе лежит конечный, самый совершенный монотеизм, а ее экономическое отставание – временное, объясняемое ее молодостью и агрессивностью последователей христианства.

Состязание цивилизаций в XXI веке продолжится. Тому способствует политизация религий, которая в последние десятилетия нарастает, что характерно для всех монотеизмов. Каждая религия, а значит, и цивилизация предлагает свою версию мироустройства, а заодно и модель государства. Наиболее ярко это проявляется в мусульманском мире, где исламисты борются за реализацию исламской альтернативы, квинтэссенцией которой является исламское государство. Речь идет не об ИГ (запрещено в РФ. – «НГ»), методы построения которого – особенно терроризм – эту идею дискредитируют, но о некоем идеальном государстве, построенном в соответствии с моральными и этическими нормами общины, созданной в VII веке в Аравии пророком Мухаммадом.

Пусть построение государства, основанного на сугубо религиозной основе, – утопия. Но в эту возможность верят сотни миллионов мусульман, игнорировать их веру неуважительно и опасно. Иными словами, мусульмане верят в свое государство, христиане – в свое. Напомним, что совсем недавно миллионы верили в коммунизм, с этой верой скептики считались. С мусульманской мечтой о построении у них исламского государства нам всем придется считаться и дальше. Это обстоятельство не может не сказываться на мировом порядке. Исламизм – религиозно-политическое движение за реализацию исламской альтернативы –  становится своеобразным полюсом, субъектом мировой политики.

Усилению цивилизационного фактора при формировании мирового порядка способствуют новейшие информационные технологии. Казалось бы, такие технологии, напротив, должны способствовать стиранию остроты цивилизационных различий. Однако не все так просто. С одной стороны, они работают на глобализацию, на усреднение общечеловеческой цивилизации, с другой – с их помощью поддерживается, закрепляется идентичность христианской, мусульманской, буддийской и других цивилизаций. Имеет место кумулятивный эффект.

Каким же станет порядок в будущем мире? Непредсказуемым и хаотичным. Если слово «хаотичный» пугает, мир в XXI веке можно определить как национально-индивидуализированный. Ключевым его элементом будет национальное государство, и строиться этот мир будет на основе двусторонних – надежных и понятных – отношений.

Мир останется «толпою государств», где каждое занято только собой, а рассматривает соседей, потенциальных партнеров, международные организации только как инструмент для защиты и продвижения национальных интересов. С одной стороны, в таком мире будет возрастать ответственность любого государства – большого, среднего и малого. С другой – эта ответственность будет сплетаться с национальным эгоизмом, стремлением использовать глобальную хаотичность во имя собственных амбиций. Неизбежен повсеместный рост националистических настроений –  что в Европе, что в России, что в остальных частях мира.

Отсюда относительно слабый, конъюнктурный интерес к модернизации международных организаций. Это, в свою очередь, способствует возникновению временных ad hoc коалиций и союзов, которые будут то усиливаться, то слабеть и исчезать.

Все это мы проходили и раньше. В XXI веке, как и прежде, человечество, подобно герою картины художника Виктора Васнецова «Витязь на распутье», находится в точке бифуркации. И выбор дорог у человечества, как у бедолаги витязя, случается не всегда счастливый.