Традиции, новации, революции

Разрастающийся митинг у посольства Мьянмы в Москве в 2017 году стал показательным примером формирования с помощью Интернета опасной целенаправленной толпы. Фото с сайта www.svoboda.org

В современном мире как никогда ранее очевиден тренд увеличения разнообразия во всех сферах жизни, в том числе в политической. Расширение разнообразия форм и практик культурно-политической жизнедеятельности охватило большинство стран, которые принято считать лидерами мировых политических, экономических и культурных процессов. Ему подчинены прежде всего западноевропейские страны, вместе с тем в орбиту этого движения вовлечены и Восточная Европа, и Россия.

Радикальное разнообразие как крах идентичности

Западноевропейская устремленность к разнообразию приобрела безудержный характер. Здесь фундаментально реализуется лозунг «Отречемся от старого мира!». В политике разрушения культурной самоидентичности и традиционных ценностей Западная Европа является неоспоримым лидером: добровольный отход от веры и культурологических основ христианства, разрушение института семьи, искажение морально-ценностной системы в сознании общества, проявления этнического самоуничтожения и т.п. И хотя в течение 2018–2019 годов произошло некоторое торможение революционных перемен, частью европейского общества предпринимается попытка переосмысления свершенных культурно-политических пертурбаций, однако тенденция на радикальное изменение традиционной европейской идентичности сохраняется.  

В России картина противоположная: общество во всех социальных стратах и на всех иерархических уровнях остается приверженным традиционным ценностям и не приемлет радикальных культурных и культурно-политических нововведений, распространяющихся из Западной Европы. Что касается Восточной Европы, включая Прибалтику, то общество в этих государствах в отношении дихотомии традиционализм–новации занимает промежуточную позицию между Западом и Востоком не только географически, но и культурно-идеологически.

В стремлении к культурным и культурно-политическим новациям Западная Европа обогнала и Соединенные Штаты Америки, население которых, притом что политический истеблишмент в определенной степени заражен стремлением к культурно-ценностному обновлению, в целом остается более приверженным традиционным ценностям.

Заметим, что на президентских выборах в США в 2016 году все – за исключением победителя – кандидаты были приверженцами культурно-политических новаций. И только Дональд Трамп выступал в качестве представителя традиционализма, исторически сформировавшихся общественных культурных ценностей.

В современном мире, в котором ускоряются все культурные, социально-политические и бытовые процессы, заметно ускорена перемена правил и атрибутов всех сфер жизни, процессы в сугубо политической сфере происходят также значительно быстрее.

Изменения в ней продиктованы следующими обстоятельствами. Прежде всего это широкий спектр изменений во всех сферах жизни, которые, в свою очередь, влияют на сферу политики (закономерен и противоположный процесс, когда изменения в политической сфере содействуют ускорению изменений в иных сферах жизнедеятельности). Это очевидно и вряд ли может быть поставлено под сомнение. Другое обстоятельство скрыто от первичного восприятия и требует некоторого аналитического осознания.

Иррациональность как политический фактор

В социуме начала ХХI века в урбанистической – прежде всего – культуре развитых стран запрос на изменения в политической сфере, вырабатываясь и формируясь, постепенно приобретает статус постоянного. Со временем этот запрос формируется в общественную потребность той или иной степени выраженности. В условиях отсутствия в обществе антагонистических противоречий потребность изменений в политике, как правило, носит скрытый, неактивный характер. Но отличие современной ситуации в том, что и при отсутствии значимых социальных противоречий теперь общество может почти внезапно возжелать политической новизны. В силу уже сформированной потребности политических перемен, просто перемен в этой сфере без каких-либо требований в других сферах, может почти вдруг начаться активный общественный процесс. В случае если политический класс общества интеллектуально, психологически и организационно не готов к подобным проявлениям, могут наступить негативные и даже катастрофические последствия.

Конкретные особенности потребности политических перемен весьма изменчивы для различных социумов и их состояний. Но как психологический фактор, характеризующий современное общество, данная потребность есть его практически неотъемлемый атрибут.

Имманентно присущий части общества запрос на политическое разнообразие, на политические перемены – это феномен ХХI века. Еще в прошлом столетии подобного не было, а ранее и подавно. Стихийные проявления устремленности к политическим переменам, слабо опирающиеся на конкретные прагматические запросы общества или отдельных социальных слоев, разумеется, в истории случались. Но теперь сформировалось социологически качественно иное положение, при котором запрос на политические перемены в обществе присутствует всегда – практически как запрос на телевидение или Интернет.

Этот запрос существует в различной степени выраженности часто вопреки реальной действительности, позитивному или негативному развитию в социальной и экономической сферах общественной жизни. С классических позиций прошлого выглядит неестественным и нелогичным, что жажда политических перемен может обуревать общество или его часть при вполне благополучном его развитии, даже при положительной и устойчивой динамике возрастания благосостояния граждан. Как говорится, парадоксально – но факт.

Рассматриваемое явление в весьма различной степени овладевает разными социальными слоями и кластерами общества. Наиболее общей закономерностью является то, что оно присуще в основном урбанистическому укладу. Вместе с тем нельзя исключать, что оно может формироваться и в поселково-городском формате.

В реальном социально-политическом процессе потребность к свершению перемен тем или иным образом пересекается с процессами разрешения конкретных практических противоречий. Очевидно, что всякий социальный кризис или конфликт – это клубок противоречий различной силы и направленности. При многофакторном анализе происходящего в социуме важно вычленять и рассматривать как самостоятельный фактор потребность в культурно-политических переменах как таковых, зачастую не имеющих под собой реальной прагматической базы, осознанных целей. Перемены ради перемен. Под этим иррациональным лозунгом большие группы людей могут резко проявлять свою политическую активность и совершать различные радикальные действия вплоть до незаконных и революционных.

Не отягощенная прагматическими интересами, условно чистая потребность в политических переменах есть явление сугубо иррациональное. Но как для полноты описания математической действительности необходимы иррациональные числа, так и при анализе социума приходится признать существование иррациональных факторов и действий.

Вместе с тем иррациональность данного явления нельзя признать абсолютной, поскольку зачастую тяга к политическим переменам есть реакция на усталость от политического однообразия, от несменяемой политической картинки. Поэтому теоретикам и практикам социально-политической психологии (в лице высшего политического руководства) необходимо ясно осознавать возможность присутствия в обществе указанных обстоятельств и соответственно предпринимать меры, направленные на снижение или устранение каким-либо образом подобного социального противоречия. Просто отмахиваться и не замечать крайне недальновидно.

Манипулирование сознанием как двигатель

На психику и ее чувственные проявления всех акторов различной масштабности постоянно оказывается воздействие извне: как естественное, определяемое самим фактом взаимодействия с внешней средой, так и целевое, направленное на формирование у объектов воздействия задаваемых состояний и совершение определенных действий. Очень часто негативных, разрушительных для объекта воздействия. Так может извне стимулироваться активизация ощущения усталости от политического однообразия и последующей устремленности к политическим переменам. Подобное манипулирование психологическим состоянием граждан и общества есть базисная часть современных цветных революций, число коих растет на глазах. При этом основой и сутью манипулирования является создание вне общества его временного, искусственного, надуманного сознания, которое и навязывается обществу с тем, чтобы оно приняло его за свое вместе с надуманными ценностями, раздутой значимостью тех или иных событий. При таком психоидеологически искаженном состоянии общественного сознания и совершаются цветные перевороты, ошибочно называемые революциями.  

Другой аналогичный пример внешнего воздействия – современные «группы смерти» в Интернете. Во многом здесь используются те же или весьма схожие методы и приемы воздействия: сначала стать своим для объектов воздействия, затем внедрять и укреплять у них ощущение разочарования существующим положением, усталости от обычности и обыденности с последующим подталкиванием к перемене – совершить яркий поступок, свою личную революцию, чтобы мгновенно разрушить постылую обыденность.

И при цветных революциях, и в «группах смерти» результаты тоже весьма схожи – катастрофа для объекта воздействия. Правда, даже при «удачном» результате революции во многих случаях сохраняется надежда на отрезвление и избавление общества от психодурмана, а в последующем и на здоровое и позитивное развитие. Но никаких надежд на возрождение не сохраняется при революционной катастрофе, достигшей крайней степени разрушения. Пример – Ливия. Фактически страшным результатом внешнего манипулирования становится социально-массовый или индивидуальный суицид объектов воздействия.

Мотивация субъектов воздействия, или манипуляторов, схожа в реализации ими в обоих случаях своей болезненной, по сути ачеловечной, претензии на власть над другими людьми. Можно сказать, действуют современные наследники гитлеризма. При этом в случае социально масштабного воздействующего манипулирования главной мотивацией всегда является достижение корысти, которая может заключаться в политическом влиянии, перспективах экономической выгоды (как прямой, так и сложно опосредованной).

Еще одним значительным современным вариантом манипулирования человеческим сознанием являются многочисленные псевдорелигиозные секты. Возникающие по всему миру разнокалиберные новые секты представляют собой явление несколько старше цветных революций и групп зомбирования в Интернете, но являются родственными им прежде всего по методике создания, мотивации организаторов, последствиям для участников и общества в целом. Новое сектантство громко заявило о себе во второй половине прошлого столетия сначала в США, затем в Западной Европе. В России и других союзных республиках явление сектантства стало заметным в конце 1980-х годов. Примечательно, что самый бурный расцвет пришелся на разрушительные 1990-е. Многие секты продолжают свою деструктивную деятельность и поныне. Достаточно один раз увидеть по телевидению кадры сектантских массовых ритуальных сеансов, чтобы оценить степень выведения прихожан из нормального психического состояния. Хотя некоторые секты осуществляют зомбирование не столь демонстративно, а более тихими и скрытыми методами. Граждане, прошедшие сектантскую обработку, в большинстве своем остаются обладателями искривленного сознания и нарушенной психики. Они теперь подготовлены для участия в некритической, бессознательной деятельности, реализующей чужую волю – как непосредственно в сектантском направлении, так и в иных, в том числе преследующих чисто политические цели.

Рост масштабов и видов социального (в широком понимании) манипулирования является мировой тенденцией. Россия не является исключением. Напротив, сознание и практическое поведение российских граждан привлекают повышенное внимание наших западных «партнеров» с целью манипулирования ими в своих интересах. В этом процессе в силу различной мотивации активно участвует и некоторая часть наших сограждан. Численно весьма незначительная часть, но в соответствии с методикой манипулирования выдающая свои цели и интересы за мнение общества.

Толпа как власть

Все социальные акторы в своей жизнедеятельности руководствуются системой лично принятых традиционных общественных ценностей и комплексом текущих интересов и потребностей. Сложное сочетание на практике широкого спектра указанных психоидеологических векторов и определяет жизнедеятельность всякого социального индивида – от отдельного человека до общества в целом.

Чем устойчивее у социального индивида традиционные ценности, тем менее он подвержен конъюнктурным колебаниям нравственно сомнительного характера, тем невероятнее для него стремление к политическим переменам как ради корысти, так и ради перемен самих по себе.

На почве слабости или отсутствия традиционных ценностей произрастает контрпродуктивная социальная активность. Так на политической сцене появляются различные «пусси райты», «рассерженные горожане», отдельные представители молодежи, жаждущие побузить. Разумеется, всегда присутствуют и идейные антитрадиционалисты, число коих, однако, невелико. Все вместе взятые они и составляют «болотное войско».

Так формируются деструктивные толпа и власть толпы, на которые еще в конце ХIХ века указал французский социолог Гюстав Лебон. Причем в современном мире благодаря Интернету и социальным сетям формирование толпы, охваченной каким-либо объединяющим порывом, возможно в очень короткие сроки. Сам Лебон указывал, что толпа может существовать при нахождении ее членов на значительном расстоянии друг от друга. Это даже в то время. А уж при нынешних коммуникационных возможностях на технологической базе Интернета формирование толпы, подчиненной, по Лебону, некоему «закону духовного единства», происходит чрезвычайно быстро. В каких-либо неординарных ситуациях такая новая толпа может сформироваться буквально за считаные часы.              

В этом отношении около двух лет назад в Москве произошел крайне показательный случай в связи с событиями в далеком от нас государстве Мьянма (ранее Бирма). Там издавна существует застарелый внутренний конфликт во взаимоотношениях между, с одной стороны, органами власти и большинством населения, исповедующим буддизм, и, с другой стороны, народностью рохинджа, исповедующей ислам и ведущей кочевой образ жизни, отрицающей существование границ государства и необходимость выполнения в силу этого определенных правил. В августе-сентябре 2017 года произошло обострение. Правозащитные организации призвали бирманские власти смягчить политику, те, в свою очередь, объясняли свои действия. Но поразительным стало масштабное проявление противоправных действий в центре Москвы, когда буквально в считаные часы около посольства Мьянмы сформировалась радикальная и воинственно настроенная толпа якобы протестующих против политики бирманского правительства, перекрывшая движение транспорта, объявившая о бессрочности своих действий и собиравшаяся штурмовать зарубежное посольство. Примечательно, что на акцию чрезвычайно быстро успели прилететь представители из далеких от столицы регионов. Это была именно классическая лебоновская толпа. Активисты, словно под копирку, исступленно кричали одни и те же короткие рубленые фразы, работая на общую психическую взвинченность и истерику. Однако умелые действия специалистов компетентных органов потушили костер, который должен был стать пожаром. Позитивный вклад в этот процесс внесли и представители властей Чеченской Республики. Очевидно, что на основе бирманского предлога имела место подготовленная манипуляция с целью создания внутрироссийского конфликта. Данный пример показательно проиллюстрировал формирование с использованием Интернета бездумной, но послушной и целенаправленной толпы, заключающей в себе общественную опасность.

Ревизия или утрата частью общества традиционных ценностей, манипулирование жаждущими перемен ради перемен, разнообразное зомбирование в Интернете, новое сектантство – все это благодатная среда для бурных радикальных вспышек иррациональных политических установок. Но в то же время эти новые для общества социально-политические феномены есть явления реальные, которые следует серьезно учитывать и политическому классу, и здравомыслящей части российского общества.