Объединение в обмен на кредиты

Михаил Горбачев и Гельмут Коль – главные действующие лица процесса воссоединения Германии. Фото © РИА Новости

3 октября в Германии торжественно отмечается немецкое воссоединение (Deutsche Wiedervereinigung), или восстановление единства Германии  (Herstellung der Einheit Deutschlands) – состоявшееся 3 октября 1990 года вхождение ГДР и Западного Берлина в состав ФРГ в соответствии с Конституцией ФРГ. Главные роли в этом, наверное, самом значительном историческом событии второй половины ХХ века сыграли две личности – Михаил Горбачев и Гельмут Коль.

9 июля 1990 года Валентин Фалин, в тот период руководитель Международного отдела ЦК КПСС, известный специалист по Германии, в прошлом чрезвычайный и полномочный посол СССР в Бонне, подготовил докладную записку для Михаила Горбачева, которая была названа «К беседе с Г. Колем». Уже в первом пункте докладной Фалин ставит вопрос: «Решающая встреча. Позиции сторон выложены на стол, причем в двух главных вопросах – (а) объединение Германии или поглощение Федеративной Республикой ГДР и (б) военно-политический статус будущей Германии – компромисс не вырисовывается. Лондонская декларация Совета НАТО закрепила наиболее жесткие элементы подхода НАТО». Единственный выход в складывающейся ситуации Фалин видел в «разговоре с Г. Колем начистоту». Как он считал, подобный разговор был в то время «единственным шансом вскрыть резервы в позиции ФРГ и добиться сдвига на переговорах».

Конечно, встает вопрос, как дошло до такой ситуации, что ближайший советник Горбачева предлагал тому разговор начистоту, чтобы добиться реализации советских целей при объединении Германии?

Самостоятельная политика Горбачева

Немцы исток произошедшего видят в речи Горбачева перед московскими студентами 15 ноября 1989 года. Эта, с точки зрения немцев, знаменательная речь не нашла отражения даже в воспоминаниях самого близкого к Горбачеву сотрудника – Анатолия Черняева. Что же сказал Горбачев?

В Бонне уже на следующий день – 16 ноября – стало известно, что в своей речи, касаясь германского вопроса, Горбачев говорил об «объединении Германии», подчеркивая тогда «внутренний вопрос двух германских государств». Конечно, речь была рассчитана в первую очередь на немецкого потребителя. Не случайно известный в то время советский журналист, а позднее сотрудник Международного отдела ЦК КПСС в ранге консультанта Николай Португалов спустя четыре дня отправился в Бонн в ведомство федерального канцлера для выяснения позиции ФРГ по германскому вопросу. В ходе этого визита Португалов обсуждал эти вопросы с Хорстом Тельчиком, уполномоченным канцлера Коля по проблемам немецкого объединения. Именно изложенные Португаловым тезисы и подтолкнули Коля к завершению лихорадочной разработки программы объединения Германии – так называемый план из 10 пунктов, который Коль чуть позднее – 28 ноября – изложил в Бундестаге. Там с интересом изучали тезисы влиятельного сотрудника Международного отдела ЦК КПСС, а они касались таких вопросов, как кооперация двух германских государств, прием ГДР в Европейское сообщество, участие ГДР в НАТО и в Варшавском договоре и заключение мирного договора, по поводу которого до сих пор идут споры.

Мне довелось еще задолго до поездки Португалова встретиться с ним в здании ЦК КПСС на Старой площади. Должен заметить на полях, что в тот период попасть в это здание, где теперь размещается администрация российского президента, было гораздо проще, пропуск выписывали по телефонному звонку с аппарата, установленному у входа.

Николай хорошо знал меня по совместной журналистской работе в Бонне и потому был довольно откровенен. Он рассказал, что в ЦК КПСС обсуждался вопрос использования советских танков для предотвращения проникновения «вражеских элементов» в ГДР. В тот момент на территории ГДР были расположены шесть советских армейских группировок. По состоянию на начало 1990 года Советская армия в ГДР располагала 4100 танками и 8000 бронемашин. Конечно, речь шла не столько о возможном вторжении натовских сил. Этого уже на тот период не требовалось, поскольку было очевидно, что судьбу страны могли решить внутренние оппозиционные силы. Опыт подавления выступлений населения ГДР у Советской армии имелся. Как известно, в июне 1953 года, когда в ГДР начались экономические выступления рабочих, переросшие в политическую забастовку, Москва использовала войска для их подавления. 17 июня 1953 года в Берлине против протестующих была брошена 12-я танковая дивизия, дислоцированная в Карлсхорсте. Всего в подавлении волнений по всей ГДР участвовали 16 советских дивизий, из них только в Берлине 3 дивизии с 600 танками. Вечером 17 июня в городе действовали около 20 тыс. советских солдат и 15 тыс. служащих казарменной полиции ГДР.

Конечно, повторение варианта 1953 года было в принципе возможно. Но, как сообщил мне Николай, на совещании возобладало мнение, что сделать уже ничего нельзя, поскольку ситуация полностью вышла из-под контроля властей ГДР.

Новое мышление как форма решения проблем

В тот период Горбачев, очевидно, осознавал, что процесс объединения Германии мирными средствами уже не остановить, и его скорее всего заботили рамки, в которых это будет происходить. Но он был в плену иллюзий, связанных с преодолением конфронтации, вызванной холодной войной. В этом плане заслуживает внимания запись, сделанная Черняевым 10 декабря 1989 года. Он писал, что 2–3 декабря состоялась встреча Горбачева и Буша на Мальте. Новое мышление вовсю продолжало менять мир, несмотря на аховое положение внутри страны. С точки зрения Горбачева, именно встреча на Мальте обозначила конец холодной войны. Скорее всего эта концепция была главной для него, именно она определила все его дальнейшие действия, основанные на доверии к словам западных политиков и озабоченности ситуацией в экономике СССР.

Конечно, Горбачев был застигнут врасплох стремительным развитием событий в ГДР. Если в беседе с председателем правопреемницы СЕПГ, партии, носившей тогда название СЕПГ–ПДС, Грегором Гизи 10 декабря 1989 года он уверял, что СССР отвергнет «любые попытки Запада ограничить суверенитет ГДР», то уже месяц спустя, 24 января 1990 года, тот же Николай Португалов в интервью западногерманской газете Bild объявил, что «если граждане ГДР хотят объединения, то оно наступит. И СССР не вмешается в ход событий».

14 июля 1990 года Черняев записал, что «вчера подготовил для Горбачева материал к Колю. В конце написал, чтоб договорились о том, какой ответ Коль будет давать насчет согласия Горбачева на вхождение Германии в НАТО. Ведь мир еще не знает об этом согласии (заметим, что о нем, судя по письму Фалина, не знали и многие ближайшие помощники Горбачева. – «НГ»), данном Бушу в Вашингтоне, и может получиться так: Буш, мол, не уломал Горбачева, а этот немец быстро купил согласие за кредиты».

Как известно, государственный визит в США проходил с 30 мая по 4 июня 1990 года. Сам Горбачев в книге «Жизнь и реформы» признает, что в переговорах в Вашингтоне германский вопрос обсуждался, но обходит молчанием достигнутые договоренности. И только запись Черняева дает представление, о чем была достигнута договоренность. В Архыз Черняев не полетел, хотя его имя было в списках сопровождающих. Видимо, ему не хотелось участвовать в предательстве интересов бывших союзников СССР.

Когда в своей докладной записке Валентин Фалин размышлял о статусе Германии как неприсоединившейся страны, Коль и Горбачев уже знали, что объединенная Германия войдет в НАТО. В наши дни, готовя к печати книгу «Конфликты в Кремле», Фалин с горечью замечает: «Стал бы я портить бумагу и писать свое последнее послание М. Горбачеву по германской проблеме, загляни хоть на минуту на кухню, где готовились блюда и приправы к Архызу?»

Пока политики вели торг, народ ликовал. Фото Reuters

Именно в Архызе, расположенном в Карачаево-Черкесии, была окончательно решена судьба первого государства рабочих и крестьян на немецкой земле, как тогда привычно называли в Москве ГДР.

Корреспонденты государственного информационного агентства «Немецкая волна» (DW) Маттиас фон Хельфельд и Наталия Королева вспоминают : «Когда утром 14 июля 1990 года западногерманская делегация во главе с федеральным канцлером Гельмутом Колем отправлялась на самолете из Бонна в Москву, ни один из ее участников не мог сказать наверняка, чем завершатся предстоящие переговоры, призванные завершить процесс воссоединения Германии. Ведь глава советского государства и генеральный секретарь Коммунистической партии СССР Михаил Горбачев все еще не высказался на предмет возможности членства воссоединенной Германии в НАТО, а для ФРГ это было в высшей степени принципиально».

Как пишут западногерманские журналисты, Михаил Горбачев принял Гельмута Коля в Кремле. Канцлер ФРГ решил не тянуть и заявил сразу: приглашение советского лидера полететь вместе с ним на Кавказ он готов принять лишь в том случае, если от воссоединенной Германии не потребуют нейтралитета.

Причем Коль хотел, чтобы Горбачев выразил свою точку зрения немедленно, пока не начались официальные переговоры. Мол, если советский лидер считает, что объединенной Германии в НАТО не место, немецкая делегация тут же отбывает из Москвы и возвращается в Бонн. Ответ советского генсека не заставил себя ждать. «Мы летим на Кавказ, господин бундесканцлер!» – многозначительно сказал Горбачев. И переговорам был дан старт. Что стояло за этими словами и почему Коль вдруг поверил, что Горбачев  принял его условие начала переговоров.

Как вспоминает советник Гельмута Коля Хорст Тельчик, уже на первых переговорах, которые состоялись в Москве, президент Горбачев в принципе дал согласие на вхождение объединенной Германии в Североатлантический альянс и на ее полный государственный суверенитет. Было ли это личным мнением Горбачева, согласовывал ли он эту позицию с членами Политбюро ЦК КПСС, которое, собственно говоря, и являлось коллективным руководящим органом страны? Видимо, нет. Поскольку 15 марта 1990 года Горбачев был избран президентом СССР, это позволяло ему единолично решать проблемы государства.

Игорь Масимычев, известный советский дипломат, работавший в те бурные дни советником-посланником посольства СССР в Берлине, тогда еще столице ГДР, отмечает в своих воспоминаниях, что «ликвидация ГДР никогда не входила и не могла входить в нашу внешнеполитическую стратегию». Просто невозможно себе представить, утверждает он, чтобы кому-то из внешнеполитических лидеров Советского Союза пришло в голову способствовать упразднению социалистического содружества, которое тогда воспринималось как одна из несущих опор формировавшейся в Европе коллективной системы безопасности, которой, подчеркивает Максимычев, «мы так долго добивались».

Почему же ситуация резко изменилась в течение 1990 года? Причин для этого было немало – и объективных, и субъективных. На германском направлении советской внешней политики, указывает Максимычев, особенно тяжело сказывался дуализм в разработке и принятии внешнеполитических решений, когда МИД и аппарат ЦК нередко вступали в межведомственные распри по многим существенным вопросам. Но все-таки решающую роль сыграла тяжелая экономическая ситуация в СССР. Давая оценку развитию кризисных явлений в экономике СССР в конце 1980-х – начале 1990-х годов, известный советский, а потом и российский экономист Егор Гайдар пишет в работе «Гибель империи»: «Если получение крупных государственных кредитов – жесткая необходимость, приходится приспосабливать политику к требованиям тех, кто способен их выделять». Что же касается конкретно ГДР, введение там с 1 июля 1990 года западногерманской марки в качестве единственного платежного средства означало практическое начало аншлюса.

DW подчеркивает: какую конкретно сумму получил в результате от ФРГ Советский Союз, участники переговоров в Архызе умалчивают до сих пор. Хотя, по словам Хорста Тельчика, какое это теперь имеет значение! «Допустим, Горбачев сказал бы тогда: «Господин бундесканцлер, я согласен, но Федеративной Республике это обойдется в 50 или 80 миллиардов марок!» Разве мы могли бы отказать?» Bayern Kurier, влиятельная баварская газета, пишет по поводу переговоров в Архызе, что там произошла «планетарная революция», вся Германия получила полный суверенитет и стала членом НАТО. Взамен Горбачев получил от Коля материальную поддержку для своей политики перестройки.

«Влияние кредитного вопроса и экономической помощи на позицию М.С. Горбачева, – считает Матвей Полынов, российский историк, профессор кафедры новейшей истории России в Институте истории Петербургского университета, – просматривается в проблеме объединения Германии. Немецкая сторона, как правило, положительно реагировала на просьбы советского руководства и этим добивалась лояльности со стороны Горбачева в важнейшем для ФРГ вопросе – об объединении Германии, причем на западных условиях».

Валентин Фалин пишет: «Сделка в Архызе во многом уникальна. Судьбу ГДР, как-никак члена ООН, решили без участия Республики, в отсутствие ее представителей. СССР прекращал действие всех договоров и соглашений, заключенных с ГДР, в большинстве случаев с предусмотренным в договоренностях порядком их денонсации. Ликвидация ГДР с распространением на ее территорий компетенций НАТО предваряла конец восточноевропейской системы обороны. Однако консультаций в канун Архыза с союзниками не проводилось, информации от советского руководства они не получали. Архызские договоренности ставили крест на четырехсторонней ответственности великих держав за Германию. Горбачев брал всю ответственность за такие действительно планетарные решения только на себя».