Что мешает диалогу по контролю над вооружениями

Заявленные в Послании президента Владимира Путина Федеральному собранию 2018 года новые вооружения стали ответом на американскую программу глобальной противоракетной обороны. Фото РИА Новости

Противостояние между Западом и Россией, которое, несомненно, усилилось в последние годы, достигло уровня пресловутой гибридной войны. Такое развитие не могло не затронуть и сферу контроля над вооружениями – тему, казалось бы, давно уже забытую в водовороте сегодняшней мировой политики и нового противостояния ведущих ее игроков.

Оказалось, в отличие от периода холодной войны этот комплекс проблем, необходимый для поддержания национальной безопасности ведущих мировых держав и глобальной стратегической стабильности, не обладает своеобразным иммунитетом от влияния на него политической ситуации между Россией и Западом. Эта тематика сегодня крайне политизирована, что, несмотря на наличие в принципе технически готовых решений, не позволяет их реализовать на практике и двигаться к заключению новых взаимовыгодных и равноправных соглашений ради снижения международной напряженности и уровня глобальной военной угрозы.

Нынешняя Россия остается для многих направляющих сил в политическом классе коллективного Запада безнадежно токсичной. Не функционируют рабочие группы в рамках Совета Россия–НАТО. Заморожен диалог по вопросам противоракетной обороны (ПРО). Не видно перспектив начала субстантивного диалога ни по вопросам субстратегических ядерных вооружений или противоракетной обороны на Европейском континенте, ни по процессам создания новых механизмов контроля над вооружениями в Европе. Похоронен Договор по ракетам средней и малой дальности 1987 года. Договор по открытому небу перестал функционировать из-за придирок США.

Сегодня рост напряженности между США и Россией на фоне фундаментальных изменений в военно-технической сфере угрожает подорвать стратегическую стабильность между двумя странами, да и в мире в целом. К этому ведет появление новых киберсетевых, космических, высокоточных обычных, противоракетных, гиперзвуковых и основанных на искусственном интеллекте систем вооружений. Все это чревато непредсказуемостью стратегической ситуации, повышает вероятность неправомерной ее оценки, что увеличивает риск утери уверенности в потенциалах сдерживания и вспышки ядерного конфликта в результате ошибочной оценки угроз.

Вашингтон и Москва придерживаются различных, а в некоторых случаях и прямо противоположных взглядов на ситуацию в сфере глобальной безопасности. В то время как российские лидеры подчеркивают, что их страна ни на кого не собирается нападать и лишь отстаивает законные национальные интересы, Соединенные Штаты и НАТО воспринимают Москву как новоявленного реваншистского лидера, намеревающегося восстановить свою гегемонию на постсоветском пространстве, да и практически по всей Европе, в Центральной Азии, на Большом Ближнем Востоке.

В этой связи ядерное оружие и стратегии ядерного сдерживания, взаимного гарантированного уничтожения отнюдь не уходят в прошлое. Полная ликвидация ядерных вооружений – задача весьма отдаленного будущего, если это вообще возможно. В опубликованных 2 июня 2020 года «Основах государственной политики России в области ядерного сдерживания» подтверждается, что страна может применить ядерное оружие в случае, если его или иное оружие массового поражения используют против России и союзников, при атаке (воздействии) противника на критически важные государственные и военные объекты, вывод из строя которых приведет к срыву ответных действий ядерных сил, а также при неядерной агрессии против России, которая поставит под угрозу само существование государства. Отсюда и отказ России присоединиться к принятой в ООН в июле 2017 года инициативе о полном запрете ядерного оружия.

Российская военная стратегия явно тревожит США. В Пентагоне, несмотря на наши неоднократные разъяснения, говорят о наличии у Москвы пресловутой стратегии «эскалации/деэскалции», которая предусматривает автоматическое применение ядерного оружия на начальной стадии любого конфликта с НАТО. А это, как утверждается, грозит любой конфликт превратить в ядерный.

Уже заметно, что администрация Джозефа Байдена, впрочем, как и любого президента США, традиционно ориентирована (в тесном взаимодействии с ключевыми союзниками по НАТО) на поддержание глобального доминирования и на весьма недвусмысленное, хотя часто и риторическое противостояние с Россией, несмотря на некоторые словесные реверансы.

Россия, завершая модернизацию своих стратегических ядерных сил, развертывает такие системы, которыми США до сих пор не обладают. Новейшее дополнение к российскому ядерному арсеналу включает несколько неожиданных его видов, заявленных в Послании президента Владимира Путина Федеральному собранию 1 марта 2018 года. Этот наш несколько запоздалый ответ на американскую программу глобальной противоракетной обороны ясно показывает, что Россия больше не пытается догнать американцев в гонке вооружений (в отличие от Советского Союза в холодной войне), скорее она выдвинулась за счет уникальных инновационных технологий на передний план военно-технического прогресса.

На нынешнем этапе Россия подошла практически к лимиту своих стратегических сил, спускаться ниже которого, как полагают российские военные, означало бы подрывать потенциал сдерживания и наносить ущерб национальной безопасности. По мнению многих наших и зарубежных экспертов, речь пока что может идти лишь о соблюдении уже достигнутых договоренностей в области ядерных вооружений, но никак не о новых глубоких сокращениях (как это предложили нам в 2013 году США – с нынешних 1500 боезарядов до 1000 или 1200).

Сейчас необходимо переломить опасные тенденции. Несмотря на крайне обострившиеся отношения с коллективным Западом, когда Москва вновь, как в годы холодной войны, заявлена главной проблемой, российской дипломатии, как нам представляется, необходимо терпеливо искать точки соприкосновения позиций и взаимоприемлемые развязки, прежде всего по вопросам контроля над вооружениями – от этого напрямую зависит мировая стабильность.

Продление действия нового Договора СНВ (ДСНВ) 2010 года о сокращении стратегических вооружений (его почему-то у нас упорно называют СНВ-3, хотя такой договор был разработан, но не заключен в 1997 году) еще на пять лет – до 2026 года, как можно надеяться, даст обеим сторонам возможность изучить новые возможности, новые варианты для дальнейшего ограничения стратегических вооружений, одновременно распространяя их на вновь вводимые системы. Это убеждение широко разделяют в американском сообществе по контролю над вооружениями и национальной безопасности. Однако, чтобы Москва пошла на лимиты ниже нынешних уровней, императивно следует учитывать все факторы стратегических сил и стратегической стабильности без исключения – включая ПРО, космические вооружения, новые высокоточные обычные и гиперзвуковые стратегические системы, ситуацию с ядерным оружием в Европе. В свете идущих у нас консультаций с американцами можно допустить осторожный оптимизм. Интересно также посмотреть, как такие системы могут быть включены в будущие переговоры о возможных последующих соглашениях по СНВ, охватывающих беспилотные летательные аппараты всех типов и базирования, экзотическое оружие на базе искусственного интеллекта, робототехнику, кибероружие, гиперзвуковые крылатые ракеты, ядерные ракеты средней дальности в обычном неядерном оснащении.

Вместе с тем при обязательстве США не наращивать противоракетный потенциал Москва и Вашингтон могли бы в идеале согласовать предельные лимиты стратегических ядерных боезарядов на развернутых МБР, БРПЛ и ТБ уровнями до 1000–1200 единиц вместо нынешних 1550 по ДСНВ. Такое сокращение с ограничением до 500 систем их доставки вполне сохранит стабильность ядерного баланса.

Ключевой подход заключается в том, что необходимо подсчитать общее количество стратегических ядерных боеголовок, развернутых и неразвернутых, с параллельной разработкой новых методов проверки не только пусковых установок, но и стратегических ядерных боеголовок с инспекциями на местах их хранения. Хотя фактические посещения таких объектов вряд ли возможны в нынешних условиях, может быть, удастся внедрить методы неинтрузивного дистанционного мониторинга для подсчета боеголовок на этих объектах хранения ядерного оружия.

По мнению экспертов, крайне маловероятно, что Москва в ближайшей перспективе согласится включить свои субстратегические ядерные вооружения в будущие договоренности наряду со всеми своими стратегическими вооружениями. Именно этого Соединенные Штаты требуют с тех пор, как президент Барак Обама отказался включать в будущее соглашение и субстратегические (тактические) ядерные вооружения. Такое агрегированное решение для будущей ядерной сделки (главная предпосылка администрации Дональда Трампа), как известно, неоднократно предлагалось видными экспертами в США Роузом Готтемюллером или Гэри Сэмором (идея Free Mix). Соединенные Штаты имеют в Европе порядка 150 авиабомб B-61 различной модификации – тактическое ядерное оружие, которое традиционно рассматривается Москвой как стратегическое оружие, поскольку способно достигать российской территории. Эти вооружения демонстрируют приверженность США пресловутой стратегии расширенного сдерживания и готовность прийти на защиту своих натовских союзников. Для России же тактическое ядерное оружие является важным элементом регионального сдерживания. Более того, из-за статуса двойного предназначения проверка ограничений на такое оружие, все типы которого хранятся в «центральных объектах хранения» вместе со стратегическими боезарядами, была бы довольно сложной, если вообще осуществимой. Действительно, трудно проследить различие между некоторыми видами стратегического и некоторыми видами нестратегического ядерного оружия, между развернутым и неразвернутым ядерным оружием, обычным и ядерным.

Вполне возможно, по нашему мнению, что в следующий договор СНВ 2.0 могут быть включены крылатые ракеты любого типа (ядерные и обычные) с дальностью действия 600 км, причем с засчетом их по фактическому оснащению тяжелых бомбардировщиков, как это было сделано в Договоре СНВ-1, не формально одной единицей, как в существующем ДСНВ 2010 года. Опираясь на прецедент СНВ-1, стороны могли бы взять на себя одностороннее политическое обязательство не превышать некоторое общее количество развернутых крылатых ракет морского базирования на многоцелевых подводных лодках. Маловероятно, что могут быть введены ограничения на стратегические боеголовки морских крылатых ракет большой дальности или запрещены крылатые ракеты с ядерным оружием. Важный элемент договора – обмениваться ежегодными декларациями о планируемом количестве таких ракет, а также о типах кораблей и подводных лодок, способных их нести.

Теоретически сторонам требуются ограничения для вновь развертываемых ракетно-планирующих или аэробаллистических систем, которые запускаются как баллистическая ракета, а затем маневрируют к цели как гиперзвуковая ракета.

Высказывались предположения, что в будущем сфера действия следующего соглашения должна охватывать и системы высокоточного обычного оружия, новомодные гиперзвуковые системы и дроны.

России и США было бы крайне важно выработать понимание дальнейших действий друг друга в сфере контроля ядерных вооружений, направлений развития стратегических ядерных сил двух стран с тем, чтобы не подрывать предсказуемость и транспарентность в этой сфере. Этот логичный шаг позволил бы, даже если усилия по выработке нового СНВ не увенчаются успехом, сохранить и разработать некоторые новые специальные процедуры уведомлений и инспекций. Однако маловероятно, что российские военные согласятся на такие меры без юридически обязывающих договоренностей между сторонами.

Еще одна неотложная задача – разработать пути предотвращения новой гонки вооружений в ракетных системах средней и малой дальности в отсутствие похороненного Трампом Договора 1987 года о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, возможно, в рамках определенных меморандумов или согласованных заявлений о транспарентности, мерах укрепления доверия и схемах обмена уведомлениями в своеобразном специальном формате, неразмещении таких систем в согласованных географических районах.

России и Соединенным Штатам было бы полезно провести сравнение своих параметров ядерного сдерживания и доктрин применения ядерного оружия. Стороны могли бы обменяться информацией о своих национальных ядерных стратегиях во избежание, например, неправильного толкования российской ядерной доктрины, в частности, изложенной в июне 2020 года в «Основах государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания».

В любом случае все будущие договоренности должны основываться на согласованных принципах и быть юридически обязательными и поддающимися проверке соглашениями.

Единственным препятствием является очевидное нежелание других ядерных держав вступать в какие-либо переговоры или дискуссии по ограничению ядерного оружия или даже серьезно вести их учет. Нет никаких свидетельств того, что Китай в настоящее время может быть втянут в будущие дискуссии по контролю над вооружениями – будь то ядерным стратегическим силам или ядерному оружию средней дальности.

Прямо относящееся к параметрам контроля над вооружениями новое понимание стратегической стабильности должно включать в себя помимо прочего отказ всех крупных держав, особенно ядерных, от совершения враждебных действий друг против друга. В то же время по мере того, как в Европе возрастает риск непреднамеренного ядерного конфликта или эскалации неядерного конфликта, особенно когда НАТО наращивает свои силы и активность у российских границ, крайне желательно восстановить сотрудничество. Это включает прежде всего установление и сохранение стабильных каналов связи между военными и согласование комплекса мер по укреплению доверия и транспарентности, начиная с простых шагов по предотвращению опасных военных инцидентов между Россией и Североатлантическим альянсом.

Однако пока нет никаких сигналов, что такое важное начинание, как восстановление делового диалога по главным направлениям контроля над вооружениями, может быть достигнуто в ближайшем будущем. Ядерная угроза отнюдь не устранена.

Более того, совсем недавно Соединенные Штаты, Великобритания и Австралия объявили о создании нового альянса в области безопасности – AUKUS. Ключевым элементом соглашения является помощь Австралии со стороны Соединенных Штатов и Великобритании в строительстве атомных подводных лодок. Хотя атомная подводная лодка не является ядерным оружием, она может доставлять ядерное оружие и является важной платформой доставки оружия массового уничтожения. В настоящее время только шесть стран мира имеют атомные подводные лодки – Китай, США, Россия, Великобритания, Франция и Индия. Атомные подводные лодки и ядерное оружие неразрывно связаны.

Подводные лодки распространяют расщепляющийся материал, который можно использовать для создания ядерного оружия. Пункт 2 статьи 3 Договора о нераспространении ядерного оружия предусматривает, что государства-участники не должны предоставлять специальные расщепляющиеся материалы любому государству, не обладающему ядерным оружием, если они не связаны различными гарантиями. Это может вызвать распространение технологий обогащения урана. И американские, и британские атомные подводные лодки используют высокообогащенный уран, а Австралия имеет богатые запасы урана.

В марте этого года Соединенное Королевство существенно скорректировало свою ядерную стратегию и значительно снизило контроль над ядерными вооружениями. Оно не только увеличило верхний предел ядерных боеголовок со 180 до 260, но и снизило порог применения ядерного оружия.

Секретные переговоры между этими странами продолжаются много месяцев и предусматривают широкий спектр дипломатического и технологического сотрудничества, от кибербезопасности до искусственного интеллекта. Эти три страны уже тесно сотрудничают во многих областях, они составляют с Канадой и Новой Зеландией пакт о совместном использовании разведывательной информации Five Eyes, но именно передача атомных подводных лодок, базирующихся либо на американском классе Virginia, либо на британском Astute, привлекает больше всего. Ведь это очень сильно укрепит связи Австралии с американским флотом и расширит инфраструктуру HMAS Stirling в Дарвине на северном побережье и в Брисбене на востоке.

Это будет первый случай, когда у страны, не обладающей ядерным оружием, будет ядерная подводная лодка. Это означает, что МАГАТЭ должно контролировать сохранность ядерной энергетики. Получится ли? Это сложная задача, настоящий вызов. С таким количеством неизвестных, что нужны гении из Блетчли-парка, расшифровавшие Энигму, чтобы быстро решить ее. Ведь нужно именно быстро.

Тут потребуется и наша изобретательная дипломатия, проводящая в жизнь внешнюю политику России. Ведь даже в годы холодной войны, буквально с листа овладевая дипломатической экспертизой, Советскому Союзу удавалось занимать лидирующие позиции в мире на основе инициативных, по-хорошему наступательных позиций, в том числе в ООН, на международных форумах и переговорах, в двусторонних отношениях.

В наши дни – именно потому, что отношения между Москвой и Вашингтоном, а также союзными ему европейскими странами находятся на самом низком после окончания холодной войны уровне, необходимо ограничить ядерные риски, снижать напряженность и предотвратить новую гонку ядерных вооружений. Вооруженный конфликт двух ведущих ядерных держав – России и США – имел бы катастрофические последствия для всего человечества. При всех сложностях и противоречиях нашего турбулентного времени, отсутствии взаимного доверия цель выживания человеческой цивилизации остается общей для всех крупнейших мировых держав, от которых зависит судьба человечества. 

.