Сергей Макин
|
|
Матильда сумела доказать, что балет – это религия. Фото из книги The Great Russian Dancers by Gennady Smakov. Knapf. 1984 |
Важнейшим из искусств является балет
Весной и летом 1917 года Ленин произносил речи с балкона занятого большевиками особняка Матильды Кшесинской. Вряд ли пролетарский вождь восторженно относился к классическому танцу, если в беседе с Луначарским заявил: «Пока народ безграмотен, из всех искусств важнейшими для нас являются кино и цирк». Хотя как знать: Владимир Ильи обожал классическую музыку и при этом ее не пропагандировал. Зато для августейших членов императорской фамилии важнейшим из искусств был именно балет.
Олег Виноградов, в прошлом главный балетмейстер Мариинского (тогда Кировского) и Михайловского театров, размышляет: «Если обратиться к истории, то очевидным станет: балет появлялся там, где его хотела элита, где его хотело интеллектуальное сообщество, воспитанное на высших идеалах красоты. И именно он, балет, и возник на этих идеалах. Ведь что такое пластика, что такое танец? Это прежде всего воспевание и демонстрация Божьего дара – человеческой красоты. И прежде всего красоты женской. Женщина – символ балета. Женщина – символ вообще нашей жизни. Женщина, ее красота, которую воспевали на протяжении всех веков величайшие художники, музыканты, поэты, она и сегодня остается загадкой. И вот балет – это самый большой искуситель для самых разных сердец. Публика испытывает любопытство, удивление, потрясение, шок от того, что она видит на сцене… На всех балет действует по-разному. Кто-то пришел-ушел, но тот, на кого он произвел впечатление тайны, его уже не отпустит. Публика – особенно аристократия, особенно люди из интеллектуального мира, из интеллигенции в военной форме – с ума ведь сходила. Многие офицеры морского корпуса из Кронштадта на катере ездили в Мариинский театр на спектакли, у каждого артиста балета были свои поклонницы, поклонники, об этом много написано в литературе, и об этом достаточно известно… Преклонение перед балеринами было и в царской России, и в советское время. Сталинская номенклатура посещала балет, балет развивали именно императоры и коммунисты, как ни странно. Сталин преклонялся перед Мариной Семеновой, всероссийский староста Калинин – перед Лепешинской. Ну и что?! Другое дело, как это интерпретировать… Думая о Кшесинской сегодня, я могу отдать себе отчет в том, почему царская семья, почему определенный круг людей преклонялись перед балеринами, а балет вызывал восхищение. Балет – это религия, своеобразная религия».
В знаменитом фильме «Ленин в 1918 году» есть эпизод, в котором в Большом театре революционные матросы завороженно смотрят «Лебединое озеро». После революции «новый зритель» сразу принял балет, и не только потому, что там можно было поглазеть на девушек с голыми ногами. Этот зритель был очарован и околдован. Очарован – от слова «чары». Балету присуща белая магия.
Хотя Кшесинская отличалась феноменальной для того времени техникой и первой среди отечественных балерин прокрутила 32 фуэте в партии Одиллии, для большинства она ассоциируется не с лебедиными пачками, а с альковными похождениями. Гран жете на ложе цесаревича, сисон уверт на кровать одного великого князя, сисон томбе в постель другого (tombèe по-французски и значит «падение»)… При этом Кшесинская вызывала у своих поклонников не грубое вожделение, а искреннюю, даже беззаветную любовь. Расстрелянный в Алапаевске великий князь Сергей Михайлович до самой смерти не расставался с золотым медальоном, где находилась фотография Матильды и было выгравировано ее уменьшительно-ласкательное имя Маля. Об этом с умилением пишут в прессе, говорится даже, что великий князь умирал, держа медальон в руке. Хотя православному дворянину было бы пристойнее уходить в мир иной с образком Богородицы. Впрочем, сама Кшесинская в мемуарах, описывая беседу со следователем Соколовым, достававшим из алапаевской шахты останки убитого князя, дает детальное описание медальона, однако не говорит о том, что умирающий сжимал его в руке. Журналист Игорь Оболенский приводит слова Матильды Феликсовны, произнесенные ею в 1958 году во время беседы с гостем из СССР: «На теле Сергея Михайловича нашли медальон с моим именем». «На теле», не «в ладони».
«И как вакханочка резвилась»
Не стоит думать, что Кшесинская вызывала всеобщее восхищение. Владимир Теляковский, даром что директор Императорских театров, написал о романовской фаворитке убийственный отзыв: «Присутствовал в Мариинском театре на балете «Талисман» – первый выход Кшесинской. Редко мне приходилось видеть такое торжество вульгарности, пошлости и банальности, как сегодня, начиная с самой Кшесинской, ее короткого костюма, толстых, развороченных ног и раскрытых рук, выражающих полное самодовольство, призыв публики в объятия. Сочувствие публики, приходящей в ярый восторг от цирковой музыки и пошлых грубых па, по четыре раза бисированных, прямо вселяло омерзение ко всему балету… Неужели это театр и неужели этим я руковожу? Все довольны, все рады и прославляют необыкновенную, технически сильную, нравственно нахальную, циничную, наглую балерину, живущую одновременно с двумя великими князьями и не только это не скрывающую, а, напротив, вплетающую и это искусство в свой... циничный венок... разврата».
Убраны слова, не являющиеся непристойными, однако достаточно грубые: автор был хоть из гвардейских, но кавалеристов, которые привыкли общаться с лошадьми, а не с райскими птицами. Притом что Теляковский служил в кавалерии (попав в театральный мир, он, судя по своим воспоминаниям, очень стеснялся этого), Владимир Аркадьевич был даже не пуританского, а ханжеского склада. Или старался показать себя более серьезным, чем был на самом деле. Последний директор Императорских театров писал о реакции публики и прессы на его высокое назначение: «Что будет делать полковник, да еще к тому же кавалерист (а этот сорт военных пользуется славой особенно легкомысленных людей), – была загадка! Я и сам был немало смущен. Согласился скоро – уж очень хотелось поближе быть к искусству, – но, конечно, чувствовал, что особых прав на это не имею, а вывеска моя была, как я уже говорил, самого легкомысленного свойства».
Если Теляковскому так хотелось быть «поближе к искусству», ему надо было выучить наизусть строки Пушкина о своей лицейской музе:
И к ним в безумные пиры
Она несла свои дары
И как вакханочка резвилась,
За чашей пела для гостей,
И молодежь минувших дней
За нею буйно волочилась,
А я гордился меж друзей
Подругой ветреной моей.
«Кто может сравниться с Матильдой моей»
Реальная история намного интереснее, чем выдуманная сценаристом фильма «Матильда», и едва ли не более мистическая, чем сюжет «Жизели». Выпускница Императорского театрального училища познакомилась с цесаревичем в 1890 году, а в 1891-м Петр Чайковский написал оперу «Иоланта». В декабре 1892-го на сцене Мариинского театра, где танцевала молодая Кшесинская, герцог Роберт впервые запел:
Кто может сравниться
с Матильдой моей,
Сверкающей искрами
черных очей,
Как на небе звезды осенних
ночей!
Все страстною негой
в ней дивно полно,
В ней все опьяняет,
в ней все опьяняет
И жжет, как вино…
|
|
Особняк балерины стал одним из мест силы грядущей Октябрьской революции. Александр Моравов. Выступление В.И. Ленина с балкона дворца Кшесинской. Репродукция © РИА Новости |
В основу «Иоланты» легла пьеса датского драматурга Генриха Герца «Дочь короля Рене». Автором либретто стал брат композитора Модест. Может, он придумал Матильду в угоду наследнику престола? Это можно проверить. Пьеса Герца была опубликована в 1845 году. В 1849-м русский перевод Владимира Зотова напечатали в сборнике «Пантеон и репертуар, книжка 4». В 1888-м Малый театр представил пьесу в этом переводе московским зрителям. В тексте Зотова, который Модест Ильич переработал для оперы, герцог Бургундии действительно пылает страстью к графине Лотарингии Матильде:
…и словом связан я,
Но страсть моя к Матильде
так сильна,
Она меня так любит…
Брак с Иолантой
Нас сделает несчастными…
Однако текст самой арии герцога сочинил Модест Чайковский. Как бы то ни было, песнь, прославляющая Матильду, стала не подобострастным подыгрыванием роману наследника и балерины, а его прекрасным музыкальным аккомпанементом.
«Не надейтесь на князей, на сынов человеческих»
В 1892 году Кшесинская решила дополнить личное счастье сценическим. «Мне очень хотелось получить балет «Эсмеральда», в котором так изумительно танцевала Цукки (Вирджиния Цукки – виртуозная итальянская балерина, в 1885–1888 годах прима Мариинского театра. – С.М.). Я попросила об этом нашего знаменитого, всевластного балетмейстера Мариуса Ивановича Петипа.
Он говорил всегда по-русски, хотя очень плохо его знал и так и не выучился за долгие годы пребывания в России. Ко всем он обращался на «ты». Приходил обыкновенно, завернувшись в свой клетчатый плед и посвистывая…
Выслушав мою просьбу о балете «Эсмеральда», он спросил:
– А ты любил?
Я ему восторженно ответила, что влюблена и люблю. Тогда он задал второй вопрос:
– А ты страдал?
Этот вопрос мне показался странным, и я тотчас ответила:
– Конечно нет.
Тогда он мне сказал то, что потом я вспоминала часто. Он объяснил, что, только испытав страдания любви, можно по-настоящему понять и исполнить роль Эсмеральды. Как горько я потом вспоминала его слова, когда выстрадала право танцевать Эсмеральду и она стала моей лучшей ролью».
Матильда была готова к тому, что расстаться с Николаем придется, но все равно мучилась, когда пришел час расплаты за мимолетное счастье. Она приехала в Москву на коронацию Николая и Александры, но вопреки фильму «Матильда», в котором Кшесинская пробирается в Успенский собор, где происходит торжество, не смогла пройти в Кремль, куда пускали только избранных, и потерянно бродила под его стенами. Она разогрела холодную нордическую кровь принца Датского (по матери) Николая, и, выходит, для другой женщины.
К судьбе Кшесинской как нельзя лучше подходит третий стих 145-го псалма: «Не надейтесь на князей, на сынов человеческих, в которых нет спасения». Смысл этой фразы – надейтесь на Бога. А вы, сыны человеческие, не обижайте балерин. Через них в мир приходит радость.
Что может сравниться с «Матильдой» твоей?
До сих пор не слышно о съемках фильма, посвященного 200-летию со дня рождения Мариуса Петипа. Но уж лучше ничего не снимать, чем создавать «шедевр» типа «Матильды». Режиссеру Алексею Учителю, которого можно смело назвать учителем лжеистории, стоило дать фильму другое название: скажем, «Клотильда», и всем стало бы ясно: перед нами – фантазия. Анахронизмов, ляпов, подтасовок в фильме не счесть. К персонажам «Матильды» напрашиваются обращения «ваше неблагородие», «ваше неправдоподобие», «ваша нелепость». Последнее целиком относится к директору Императорских театров Ивану Карловичу (актер Евгений Миронов), представляющему собой фантастический гибрид Ивана Александровича Всеволожского и Карла Карловича Кистера. Но самое скверное в фильме – его концепция.
Мифический герой Миронова называет Мариинский театр публичным домом, получающим казенные субсидии. Доказательства? В начале «Матильды» Тамару Карсавину фотографируют для высокопоставленных особ «в соблазнительном виде». С хронологией в фильме полная путаница: если «факт» относится к 1890-му – году выпуска Матильды Кшесинской из училища, то на тот момент Карсавина не училась даже в обычной школе: ей было пять лет. А если к 1888-му (железнодорожное крушение в Борках, перед которым у Учителя в царском вагоне разглядывают фотки балерин) – всего три года.
Видимо, таким способом авторы фильма хотели заинтересовать кинозрителей, которые балет не смотрят, оперу не слушают, зато с удовольствием читают бульварную прессу. Такое впечатление, что задачей «Матильды» было смешать русский балет с грязью.
На вопрос, правду ли говорят люди, которые утверждают, что Мариинский театр был гаремом дома Романовых, Олег Виноградов гневно ответил: «Чушь собачья. Это абсолютная чушь и неправда. Это они, злые и больные люди, так понимают, это уровень болезни, болезненного интереса этих людей. Это для них балет – грязь, низость, похоть, а не поэтизация и воспевание красоты. Балет – это самое чистое искусство. Абсолютно. И балерины – они больше похожи на монашек, они отрешены от реальной жизни, чаше всего они закрыты и до них дольше, чем до кого-либо, можно достучаться, добиться открытости. Это связано и с дисциплиной, и с жестким режимом, и с традициями».
Кшесинская не была монахиней. Но у каждого человека в жизни своя роль. Положительная она или отрицательная, одному Богу известно. Матильда исполнила свою сложную роль с блеском. Мы ведь помним слова настоящего учителя истории Мельникова из фильма «Доживем до понедельника»: «От большинства людей остается только тире между двумя датами».
А многие ли дореволюционные артистки балета были содержанками? И если они выходили замуж, то за кого? В книге Ольги Ковалик «Повседневная жизнь балерин русского императорского театра», вышедшей в издательстве «Молодая гвардия» в 2011 году, приводятся следующие цифры: «Из всех этих нимф связали себя «артистическим» браком 129 девиц, обвенчались с купцами и чиновниками – 26, с разными лицами – 306, с высшей аристократией – 19, на содержании состояли 34 красавицы, в официальном безбрачии пребывали 343 артистки».
На плафоне Большого театра – античный бог света и искусств Аполлон с девятью музами. Муза Терпсихора изображена танцующей с бубном. На фасаде Большого театра находится ее статуя с тем же музыкальным инструментом. Эсмеральда в одноименном балете тоже танцует с бубном в руке. В Матильде Кшесинской видели музу танца, даже более того.
Самой знаменитой древнегреческой статуей была Афродита Книдская: работа скульптора Праксителя в малоазийском городе Книде. Туда со всего эллинского мира съезжались паломники. XIX век сделал из классической танцовщицы богиню, и балерины охотно входили в этот образ. То была нимфомания, но не в вульгарном смысле. В античной мифологии нимфы – божества. Балерины на сцене и в жизни играли роли богинь, а аристократы, вплоть до великих князей, носили своих театральных подруг на руках и порой создавали с ними вторые семьи, причем считали их главными. Комплекс превосходства в отношении балерин переплетался с комплексом неполноценности перед ними. Разум твердил аристократам, что они выше танцовщиц, чувства шептали обратное. Настоящий мужчина мечтает о женщине, на которую можно молиться как на богиню – и одновременно сжимать в объятиях. Такими женщинами для любителей прекрасного стали балерины. Они могут воплощать и вакхическое, дионисийское начало, как Матильда Кшесинская, и аполлоническое, как Анна Павлова, но жизнь благодаря им становится краше.
Константин Ремчуков