Надежда Арбатова
Великий древнегреческий философ Аристотель определил суть феномена рабства как неспособность мыслить самостоятельно. Именно такие люди легко сбиваются в толпу, составляя широкую опору тоталитаризма. Фото с сайта www.freepik.com
В XXI веке трудно представить себе возврат к тоталитаризму в его крайних исторических проявлениях. Тем не менее в последние годы в Европе и за ее пределами наблюдается возрождение воинствующих праворадикальных экстремистских групп (вроде немецких «рейхсбюргеров» или «национал-социалистического подполья»), объединяющихся в сети для организации актов насилия против политических оппонентов и этнических меньшинств. Как это ни странно, лишь некоторые из этих инцидентов привлекали внимание средств массовой информации и широкого общественного мнения, поскольку нападения правых экстремистов рассматриваются в основном как изолированные события, по сравнению с другими случаями, такими как теракты исламистских экстремистов.
Усиление крайне правой идеологии и возвращение праворадикального внутриполитического терроризма, открыто заявляющего о своих корнях в Европе, пережившей все ужасы тоталитаризма в прошлом веке, возвращает нас к экзистенциальным вопросам не только о сути тоталитаризма, но и о его массовой опоре в обществе. Почему недалекие и не очень образованные лидеры, подобно Гамельнскому крысолову со своей волшебной дудочкой, сумели в сравнительно недавнем прошлом околдовать и увести за собой не только широкие народные массы, но и представителей просвещенной интеллигенции?
Сходства и различия
Фашизм как общее определение правого тоталитаризма и сталинский социализм как квинтэссенция левого тоталитаризма – явления по своей сути противоположные. Первый представлял собой консервативную идеологию, целью которой являлось восстановление и сохранение изначальных ценностей. Второй – революционную, разрушающую старое во имя построения нового общества.
Но по своим внешним проявлениям обе формы тоталитаризма были сходны. Это культ лидера, однопартийная политическая система, мощный репрессивный аппарат, подавление всякого инакомыслия и феномен массового подчинения воле лидера (формирование толпы) как главной опоры тоталитарных режимов.
Российский философ Григорий Померанц в своем эссе «Корни будущего» отмечал, что общей чертой коммунизма, нацизма и фундаментализма является «стремление насильственно упростить общество, освободить человека от тяжести выбора, дать всему народу одну идею… Время от времени народы превращаются в панургово стадо и бросаются вслед за вождем, уверенным в своей миссии». Иными словами, тоталитаризм, какими бы ни были его истоки, по своей сути всегда означал победу коллективного рабства над свободой индивидуума. В тоталитарном обществе, которое опирается на механизмы морально-психологического и интеллектуального закрепощения человека, можно выделить три категории «рабов».
Рабы по природе
Аристотель, живший в IV веке до нашей эры и остающийся одним из величайших философов всех времен, оправдывая рабство как общественный институт, дал удивительно современное объяснение рабства как особого умственно-психологического состояния людей. В политико-экономическом трактате «Политика» он утверждает, что раб – это человек, который может понимать логический ход мысли других людей, но полностью лишен собственной способности к рациональному мышлению. Такой человек, по Аристотелю, является рабом по природе. Философ был искренне убежден, что человек такого рода должен управляться теми, кто может рационально размышлять. Более того, поскольку люди без способности к рациональной предусмотрительности сделали бы неправильный выбор, если бы им была предоставлена сама возможность выбора, рабство им даже выгодно, утверждал Аристотель в «Политике».
Оставляя в стороне морально-нравственный аспект размышлений Аристотеля об институте рабовладения, нельзя не поразиться точности и простоте его определения феномена рабства – как неспособности (нежелания) мыслить самостоятельно. Именно эта категория людей – рабов по природе – легко сбивается в панургово стадо или толпу и представляет собой самую широкую опору тоталитаризма и религиозного фундаментализма.
Феномен толпы как квинтэссенции бессознательного поведения был предметом изучения многих известных представителей аналитической психологии и правого, и левого толка – Гюстава Лебона, Зигмунда Фрейда, Эриха Фромма, Карла Густава Юнга.
Лебон писал в «Психологии масс»: «Исчезновение сознательной личности, преобладание личности бессознательной, одинаковое направление чувств и идей, определяемое внушением, и стремление превратить немедленно в действия внушенные идеи – вот главные черты, характеризующие индивида в толпе. Он уже перестает быть самим собой и становится автоматом, у которого своей воли не существует. Таким образом, становясь частицей толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации».
Разумеется, феномен толпы в работах известных психологов и социологов многогранен и разобран до мельчайших косточек. Применительно же к тоталитаризму он имеет лишь одно значение – бессознательное желание масс следовать за вожаком. Именно поэтому формирование идеологически индоктринированной толпы всегда являлось главной целью пропаганды в тоталитарных государствах.
В первой половине XX века пропагандистские инструменты формирования общественного мнения варьировались от идеологически ориентированного обучения до радиовещания и печатных средств массовой информации, где особое место отводилось возвеличиванию лидера. Контроль над СМИ давал возможность организованного убеждения народных масс. Это хорошо понимали все правители тоталитарных государств.
До прихода к власти в Германии нацистов в 1933 году существовали конституционные гарантии свободы слова и свободы печати. Однако уже в марте 1933 года было создано новое министерство под руководством Йозефа Геббельса, получившее название Имперское Министерство народного просвещения и пропаганды, которое сконцентрировало в своих руках всю пропагандистскую деятельность. В 1934 году было принято законодательство, запрещающее критику нацистского руководства, включая анекдоты о Гитлере.
После прихода Бенито Муссолини к власти в 1935 году было создано специальное Министерство пропаганды, целью которого было «рассказывать правду о фашизме, опровергать ложь его врагов и прояснить двусмысленности, возникающие в таком большом и динамичном движении». Возвеличивание вождя стало важнейшим направлением пропаганды в фашистской Италии. Муссолини был представлен массам как «бесстрашный и мужественный лидер, который неустанно трудился на благо итальянского народа». Он стал героем популярных песен и лозунгов, один из которых провозглашал «Муссолини всегда прав» (Il Duce ha sempre ragione).
Целью Сталина на его пути к вершине власти было установление контроля над Агитпропом и Главполитпросветом, главными органами государственной пропаганды, учрежденными большевиками в 20-е годы прошлого века для идеологического индоктринирования народных масс. Выступая на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) по вопросам партийной пропаганды в октябре 1938 года, Сталин дал четкую характеристику пропагандистам: это «люди, занимающиеся обработкой голов других людей». Чистота коммунистической идеологии и образа Сталина как «зодчего социалистического общества» бдительно охранялись государственными репрессивными органами, и в сталинском СССР люди могли получить от девяти лет и больше лагерей за анекдоты о советской власти и вожде всех времен и народов.
Вступив во Вторую мировую войну, Гитлер лично отточил основополагающие принципы нацистской обработки голов: апелляция к эмоциям, беспрестанное повторение всего лишь нескольких идей, выбор одного главного аргумента для подтверждения своей правоты, постоянная критика оппонентов. Он считал, что рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой, что соответствует их примитивной душе.
Геббельс развил и приумножил эти принципы, о чем свидетельствуют дневники, найденные после самоубийства главного пропагандиста Третьего рейха. Большая ложь стала эффективным инструментом нацистской идеологии и борьбы со знанием в широком смысле этого слова, подобно тому как раннехристианский фундаментализм, а затем и Святая Инквизиция боролись с ересью и сжигали неугодные книги, не говоря уже о свободомыслящих людях.
Гитлер считал, что движущей силой всех крупных изменений являются «не знания, а фанатизм и истерия». Максима «верую, ибо абсурдно», приписываемая раннехристианскому теологу Квинту Тертуллиану и в некоторых трактовках отрицающая значение разума в познании Бога, была взята на вооружение пропагандистами XX века: не нужно стараться понимать и искать объяснения, нужно просто верить.
Рабы-оппортунисты
Второй по значению и численности массовой опорой тоталитаризма являются рабы-оппортунисты или холопы. При слове «холоп» неизменно возникает образ забитого слуги из произведений русской классики. Однако в контексте тоталитарных обществ определение «холоп» имеет более емкое значение. Это не просто забитый слуга, а лакей, приближенный к хозяину и горделиво взирающий на простых смертных на обочине дороги. Это холуй, прислужник, наделенный малой властью и готовый на все ради личной выгоды. В эту категорию всегда входила особая порода охранителей личной власти правителя (своего рода опричнина), целью которой являлось обеспечение безопасности руководства, выявление и искоренение врагов режима всеми способами – от доносов, конфискации имущества до пыток и казней.
В 1921 году Муссолини создал специальную структуру политического сыска «Орган надзора за антигосударственными проявлениями» (OVRA), которая стала службой личной безопасности дуче.
В нацистской Германии в 1933 году была создана Имперская служба безопасности (Reichssicherheitsdienst, RSD), одним из управлений которого было гестапо (Geheime Staatspolizei) – тайная государственная полиция. В ее обязанности входила охрана Гитлера и других высокопоставленных чиновников режима, расследование заговоров.
В сталинском СССР в недрах Народного комиссариата внутренних дел СССР (НКВД) было создано Главное управление госбезопасности, в которое входили, в частности, отдел по борьбе с политическими противниками и служба охраны Сталина и высших должностных лиц.
В самих этих фактах нет ничего удивительного или предосудительного. Подобные силовые структуры существовали и существуют в демократических государствах. Отличие в другом: приближенность к верхушке власти и отсутствие контроля над силовиками со стороны общества порождали вседозволенность и всевластие над простыми гражданами.
Гестапо обладало широкими полномочиями в определении угроз нацистскому режиму, прописанных в новых законах. В частности, закон, принятый в декабре 1934 года, запрещал критику нацистской партии или нацистского режима. Известны эпизоды, когда службы политического сыска в своем рвении исполнить предначертанную им высокую миссию не подчинялись даже лидеру. Так, приказ Муссолини OVRA наказать исполнителей убийства итальянского социалиста и крупного предпринимателя Джакомо Маттеотти в 1924 году, вызвавшего широкий резонанс в обществе, был в конечном счете просто замят его службой. НКВД обладал правом вынесения приговоров по расследуемым делам во внесудебном порядке вплоть до расстрела.
Выявление врагов режима приносило исполнителям личную выгоду – продвижение по службе, улучшение жилищных условий и другие материальные блага.
Квартиры, заводы, фабрики, магазины и мастерские, культурные и художественные ценности, принадлежавшие евреям в Германии, экспроприировались нацистами в соответствии с законом 1938 года, регулировавшим процедуру присвоения еврейской собственности. Впоследствии эта практика была перенесена на захваченные территории.
Разоблачение по большей части придуманных заговоров политической оппозиции в тоталитарных обществах давало охранителям неоспоримые преимущества в карьерном росте, близость к вождю, утверждение их важности в миссии уничтожения врагов. Отсюда их личная заинтересованность в громких делах, подобных поджогу Рейхстага в 1933 году или убийству Кирова в 1934-м.
Особая роль в рядах холопов-оппортунистов отводилась интеллигенции. Вожди тоталитаризма – антиинтеллектуалы по определению – испытывали двойственные чувства по отношению к интеллигенции. С одной стороны, они относились к ней с подозрительностью и пренебрежением как к слабому звену в цепи преданных прислужников режима. С другой стороны, они нуждались в интеллектуалах для более или менее вразумительного обоснования тоталитаризма по принципу «большие свершения требуют больших жертв» и обожествления собственной личности в произведениях искусства.
В Италии на Первом Конгрессе фашистских институтов культуры в Болонье в марте 1925 года был представлен Манифест фашистских интеллектуалов, составленный философом и министром образования Джованни Джентиле и воспевающий фашизм «как политическое и моральное движение». В ответ сотни итальянских интеллектуалов подписали антифашистский манифест, автором которого был известный философ Бенедетто Кроче. Немедленной реакцией режима Муссолини стали репрессии и ужесточение цензуры, но также и инициативы, которые должны были завоевать симпатии ведущих интеллектуалов, в частности создание Академии Италии.
С 1933 года синхронизация науки и культуры с целями нацистской пропаганды стала важнейшим направлением в деятельности Министерства просвещения и пропаганды под руководством Геббельса. Видные немецкие историки стали призывать к тому, чтобы фюрер вернул Германии ее прежнюю роль мировой державы, оправдывая экспансионистскую политику фюрера интересами безопасности.
Профессор истории Герман Онкен, не разделявший расовых взглядов нацизма, считал, что демократия не может породить творческих личностей для руководства страной, в которых нуждалась Германия. Нацистская эстетика в культуре подчеркивала пропагандистскую ценность искусства и прославляла арийцев и героизм войны. Такие фильмы, как «Победа веры» (1933) и «Триумф воли» (1935), сделанные немецким кинорежиссером Лени Рифеншталь по заказу Гитлера, прославляли фюрера и нацистскую идеологию.
В СССР по мере устранения политических противников Сталина, помнивших о его незначительной роли в революционном движении, выдвиженцы из советской интеллигенции формировали новый прекрасный образ вождя, вызывавший почти религиозный экстаз у населения. Лениниана в советском искусстве плавно сменилась сталинианой. Еще в 1918 году в беседе с Лионом Фейхтвангером Сталин недвусмысленно описал роль интеллигенции в Советском Союзе: «Роль интеллигенции – служебная, довольно почетная, но служебная. Чем лучше интеллигенция распознает интересы господствующих классов и чем лучше она их обслуживает, тем большую роль она играет».
Рабы поневоле
Еще одной опорой или скорее шаткой подпоркой тоталитаризма является малочисленная и социально разнородная категория людей, которую можно определить как «рабы поневоле». Эти люди все понимают, не разделяют ни идеологии, ни методов тоталитаризма, но хранят молчание из страха – из страха за себя, за своих родных и друзей, из страха физической боли, голода, утраты профессии и т.д. Страх – это главный инструмент тотального контроля над людьми, парализующий волю к сопротивлению.
Писатель-фронтовик Даниил Гранин в одном из своих интервью сказал о страхе, который внушал сталинский режим: «Рабская психология формировалась долго. Понадобился Террор, начиная с двадцатых годов, надо было высылать людей в Соловки, на Колыму, в Магадан, надо было раскулачить лучших крестьян, сослать их в Сибирь. Нужны были расстрелы дворян, оппозиции, спецов, а затем и беспричинные расстрелы во всех республиках, городах, надо было уничтожить миллионы и миллионы советских людей – это на их трупах вырос страх».
Чтобы контролировать население в гитлеровской Германии, нацисты должны были сначала создать себе репутацию, внушающую животный страх людям, и расширить представления о том, что политически и морально возможно в современном мире. Гестапо безжалостно преследовало не только евреев и коммунистов, но диссидентов в принципе, давая понять обществу, что выступать против режима в любой форме означало лишь то, что любой может стать следующим, кто бесследно исчезнет в ночи.
Вопреки распространенному мнению о том, что режим Муссолини обходился без массовых репрессий, фашистское государство управляло Италией жестоко, проецируя всю свою силу принуждения на общество через запугивание людей, дискриминацию, организованные нападения на противников режима, аресты и депортации.
Аристотель утверждал, что страх побуждает людей размышлять. К каким выводам приходили пленники тоталитаризма, зависело от их личностных качеств, но, несомненно, среди них были люди, страдавшие от своего молчания и бессилия. В утешение им можно было бы привести слова Александра Солженицына, который писал в романе «В круге первом»: «Что дороже всего в мире? Оказывается: сознавать, что ты не участвуешь в несправедливостях. Они сильней тебя, они были и будут, но пусть – не через тебя».
И национал-социализм/фашизм, и сталинизм, будучи различными версиями тоталитарной власти, помимо схожих методов имели еще одну общую черту: в исторической перспективе они были обречены.
Первый погиб в результате развязанной им же войны, второй продолжал жить какое-то время и после смерти Сталина, постепенно эволюционируя, отдаляясь от тоталитарного оцепенения и освобождая пленников режима для вступления на долгий, извилистый, но необходимый путь модернизации страны.
Константин Ремчуков 
