Как Иван Грозный и Петр Великий вернулись в национальные символы

Андрей Жданов выступает на совещании стахановцев в 1935 году. Фото Аркадия Шишкина с сайта www.russiainphoto.ru

Итак, примерно за 100 лет до событий 1948 года, когда два коммунистических лидера Иосиф Сталин и Броз Тито неожиданно рассорились, что привело к идеологической катастрофе в мировом коммунистическом движении, сам Фридрих Энгельс опубликовал статью о панславизме, в которой совершенно недвусмысленно объявил славянские народы контрреволюционными. И в целом оценил эту этническую группу с позиций вовсе не интернационально-коммунистических, а скорее германско-шовинистических.

Между Энгельсом и Покровским

Российские большевики были во многих отношениях образцовыми марксистами и, хотя считали панславизм каким-то последствием политики царского режима, с Энгельсом в первое время после революции скорее соглашались. Безусловно, по сравнению с великорусским шовинизмом панславизм им не виделся первостепенным врагом, но неудачи революций в Польше и Болгарии в 20-е годы подтверждали тезис Энгельса о недостаточной революционности славян.

Единственной надеждой Коминтерна в то время была Югославия, где большевики по мере сил поддерживали «угнетенных» хорватов и македонцев против великосербских шовинистов. Но и тут особых достижений у мировых революционеров не отмечено. Так что интересы СССР и вновь образованных славянских государств на начальном этапе социалистического строительства почти не сталкивались.

Тем не менее главный историк-марксист Михаил Покровский в 1927 году бичевал в одной из своих статей реакционный панславизм. Академик-лингвист Николай Марр выдвигал теории о происхождении русского языка от мингрельского, а большая группа ученых-славистов в 1932–1933 годах была довольно жестоко для того времени репрессирована.

Перемены, хотя и осторожные, начались с 1934 года. Причин тому наверняка было несколько. Можно предположить, что важную роль сыграло назначение Андрея Жданова секретарем ЦК ВКП(б), что ввело этого человека в высший эшелон советской бюрократии. Буквально сразу после этого назначения в политике ВКП(б) многое начало меняться.

Были установлены дипломатические отношения с Болгарией и Чехословакией. Школа историков академика Покровского прекратила быть официальной, начался поворот к классическому пониманию истории. Сталин опубликовал в журнале «Большевик» отрицательную рецензию на статью Энгельса о внешней политике царизма. Демьян Бедный получил от того же Сталина нагоняй за пьесу «Богатыри», которая высмеивала крещение Руси.

Положительные герои

В целом начался процесс переосмысления исторического прошлого страны как чего-то цельного и прогрессивного независимо от классовых подходов. Такие венценосные особы, как Александр Невский, Иван Грозный, Петр I, превращались в значительной степени в положительных героев. Причем в заслугу им изначально ставился процесс собирания земель.

Этот мотив вполне соответствовал тогдашнему положению дел в стране, ведь мировая революция явно откладывалась на неопределенное время и строить социализм получалось только на своей территории (собранной некогда царями, а не кем-то другим). А поскольку идеи панславизма в конечном счете пропагандировались в прошлом для того, чтобы, по метафоре Пушкина, «славянские ручьи слились в русском море», их реабилитация была не за горами.

Тут, немного отвлекаясь, надо остановиться на такой особенности личности Сталина, как его привычка выбирать себе идейного «поводыря». Дело в том, что в плане теоретической подготовки вождь в силу своей биографии был довольно слаб. После Ленина таковым ненадолго стал Григорий Зиновьев, затем Николай Бухарин – но оба в итоге оказались политическими неудачниками и, хотя отошли от дел, были устранены физически в 1936 и 1938 годах соответственно.

Любопытно в этом смысле свидетельство, которое приписывают ученому-марксисту Яну Стэну (1899–1937). В 1920-х он по просьбе Сталина читал тому персональный курс лекций по диалектике Гегеля. На вопрос, что он думает по поводу своего высокопоставленного ученика, Стэн ответил: «Туповат». Не думаю, что в своем выводе большевистский наставник был прав, но понятный недостаток образования, безусловно, мешал Иосифу Виссарионовичу в понимании некоторых сложных вопросов. Увы, уровень знаний, а главное – уровень способности усваивать новые знания доводил сдержанного прибалта Стэна до того, что он хватал вождя за лацканы и тряс его.

Существует представление, что ленинское правительство было «самым образованным» в истории России. Между тем в нем из 18 человек 12 (ровно 2/3) вовсе не имели высшего образования, а из имевших только четверо получили его нормальным образом – не экстерном, прочие же были исключены с первых курсов, а пятеро не имели даже среднего образования.

С образовательной подготовкой и у сталинского политического руководства страны оставались серьезные проблемы. И именно Жданов, потомственный русский интеллигент, сын профессора богословия, как раз и пришел на вакантное место партийного «образованца» и очень долгое время был и неформально, и формально идеологом большевизма.

Это не означает, что уже состоявшийся как руководитель страны и партии Сталин слепо следовал ждановской точке зрения – тем более что Андрей Александрович был человеком и культурным, и совершенно не склонным к манипуляторству. Но именно к точке зрения Жданова Сталин внимательно прислушивался и именно Жданову в идеологических вопросах доверял.

Притяжение Жданова

Тем временем менялась ситуация как в самом СССР, так и вокруг него. Многие уже признанные советские герои по итогам 1937–1938 годов оказались «презренными наймитами», и их место на страницах учебников истории и в сценариях фильмов заняли фигуры из уже не «проклятого» прошлого России. Для нового поколения советских граждан понятие советского патриотизма все больше означало не международную солидарность трудящихся, а любовь к своей собственной стране. Этот факт отметил даже близкий к Сталину военный комиссар Мехлис в речи, обобщающей опыт войны с Финляндией в 1940 году.

Окончательные акценты в вопросе международной солидарности трудящихся были проставлены 22 июня 1941 года, когда самые прогрессивные с марксисткой точки зрения немецкие пролетарии начали массово убивать советских граждан, вместо того чтобы защищать их от нацистов. Нужно было искать другую точку опоры.

И уже осенью 1941 года руководитель Совинформбюро Соломон Лозовский по поручению своего начальника Александра Щербакова (не только протеже Жданова, но и его свата) созвал антифашистский митинг славянской общественности, по итогам которого в СССР появился Славянский антифашистский комитет. Кроме него, на национальной основе в том же Совинформбюро был создан только Еврейский антифашистский комитет. То есть советское руководство уже в самом начале войны определилось со своими потенциальными союзниками в борьбе с Гитлером.

Портреты Сталина и Тито на демонстрации в Белграде, 1946 год. Советско-югославская дружба еще не успела дать трещину. Фото с сайта www.masina.rs

Вождь в беседах с президентом еще не коммунистической Чехословакии Бенешем и руководителем американского славянского конгресса Кржицким вполне благожелательно рассуждал о судьбах славянства и будущем славянских народов в дружественном союзе, включающем и народы СССР. Таковой в какой-то мере и осуществлялся сразу после войны. Причем в него входили как полностью коммунистические страны, например Югославия, так и буржуазно-демократические в лице Чехословакии.

Тот же послевоенный период стал апогеем карьеры Жданова. И он сам, и его выдвиженцы, такие как секретарь ЦК Алексей Кузнецов или председатель Госплана СССР, заместитель Сталина в Совете министров Николай Вознесенский, стали весьма крупными фигурами в окружении вождя, заслонив своих предшественников.

Как бы там ни было, люди не только с русскими фамилиями, но и с ярко выраженной великорусской внешностью, даже и не связанные напрямую со Ждановым, все чаще и чаще получали важные посты. Например, Виктор Абакумов, с 1946 года министр госбезопасности, или главный редактор газеты «Правда» Дмитрий Шепилов, в тот момент еще ни к кому не примкнувший.

А поскольку успех часто притягивает, то и такие партийные звезды со славянскими корнями, как Молотов или Хрущев, охотно сближались со Ждановым, поддерживали те или иные его начинания, что несколько смягчило общую идеологическую атмосферу в стране и в партии. Именно в это время по всей РСФСР шли оживленные дискуссии по различным вопросам, а негодные руководители, пусть даже и присланные из Москвы, встречались в низовых парторганизациях в штыки и при голосовании получали много голосов против.

Впрочем, неслучайно одна из любимых присказок вождя: «Предпочитаю людей, поддерживающих меня из страха, людям, которые поддерживают меня из убеждений: убеждения меняются – страх остается». Вполне возможно, что этот сталинский афоризм просто апокриф, притча. Но, как тонко подмечал Юрий Борев, даже «ложные притчи обладают ценностью, лежащей поверх исторических фактов, они фиксируют факты духа». Или, другими словами, аромат времени.

Трения в движении

Как ни грустно, на славянском вопросе Жданов вскоре и погорел. Связано это было с Компартией Югославии, руководителей которой неплохо знал и сам Сталин. Причем югославские коммунисты были вполне себе марксистами, вовсе не слишком захваченными идеями славянского единства. Хотя в русле общей тенденции они без возражений предоставили свою столицу Белград сперва для проведения 1-го Славянского конгресса в 1946 году, а затем – и для размещения штаб-квартиры Общеславянского комитета.

Но югославы были молоды, горячи и отличались повышенной революционностью, которую в полной мере проявили уже на встрече нескольких коммунистических партий в польском городке Шклярска Поремба осенью 1947 года. И хотя формально мероприятие завершилось успехом и был учрежден не имеющий прямого отношения к славянской идее преемник Коминтерна Коминформ, более зрелые французские и венгерские товарищи остались недовольны радикализмом югославов. Последних себе на беду поддержал Жданов.

Поскольку Жданова на этом мероприятии в Польше сопровождал его крайний недоброжелатель Маленков (кстати, этнический славянин-македонец), Сталин из первых рук получил исчерпывающую и, возможно, несколько пристрастную информацию о нежелательных трениях в мировом коммунистическом движении.

Контрапунктом стала ситуация в Греции. Сталин, выполняя договоренности еще военного времени с уже отставленным Черчиллем, практически не помогал греческим партизанам-коммунистам даже информационно. Но югославский лидер Тито неожиданно попытался активно вмешаться в этот конфликт, прекрасно зная позицию СССР по греческому вопросу. Уже к марту 1948 года можно было фиксировать жесткий раскол между ВКП(б) и Компартией Югославии, который уже через полгода привел не только к разрыву отношений между партиями и странами. По какому-то недоразумению югославов определили в «националисты» (видимо, понимая под «национализмом» нежелание жить под диктовку ЦК ВКП(б)). Все это привело и к очень серьезным внутриполитическим изменениям в СССР.

Ответственным за неприятную ситуацию был назначен Жданов. И в общем, не без оснований. Соответственно в опалу угодили и его сторонники, и его идеи. В том числе идея славянского единства – Сталин предпочел опору на проверенные коминтерновские кадры типа венгерского Ракоши или польского Бермана. Даже знаменитый Георгий Димитров – и тот потерял расположение вождя и не вернул его до самой своей неожиданной смерти в кремлевском санатории Барвиха в 1949 году.

Но еще раньше – после такой же неожиданной смерти Жданова в августе 1948 года (в другом кремлевском санатории, на Валдае) – вся внутрипартийная и вообще любая демократия была свернута, режим существенно ужесточился. Публицист Жорес Медведев вспоминал, что, проведя время с весны до осени 1948 года в отдаленной научной экспедиции, он вернулся в совершенно другую Москву.

Но самым тяжелым последствием югославского кризиса стало то, что принято называть «ленинградским делом». Пользуясь ситуацией, конфликтующие с Кузнецовым, и особенно с Вознесенским, Маленков и Берия откопали жупел «великорусского шовинизма» и, пугая им соратников, не только отстранили от власти, но в значительной степени физически уничтожили многих ждановских назначенцев, которые уже давно доказали, что являются не чьими-то ставленниками, а талантливыми и успешными руководителями.

Самыми известными среди фигурантов дела были, безусловно, Кузнецов и Вознесенский. Но не стоит забывать и автора идеи о создании Компартии РСФСР Михаила Родионова, ректора Ленинградского государственного университета Александра Вознесенского (не только родного брата любимого сталинского экономиста, но и одного из руководителей Общеславянского комитета). И многих других одновременно и российских, и русских партийных и хозяйственных руководителей, далеко не только ленинградских.

Интересно, что очень плотно связанный с «ленинградцами» еще по довоенной работе в городе на Неве «танковый король» Исаак Зальцман, на момент начала дела – руководитель крупнейшего машиностроительного завода в Челябинске, отделался всего лишь потерей должности. Ему сошли с рук не только вручение тогда еще секретарю ленинградского обкома Кузнецову шашки, эфес которой был инкрустирован уральскими самоцветами, но даже и трое золотых часов, купленных за казенный счет и врученных лично Зальцманом уже не только Кузнецову, но и его коллегам Я.Ф. Капустину и П.С. Попкову. В 1950 году все трое были расстреляны.

А «танковому королю» повезло – он не только остался в живых, но даже и не был арестован. Почему? Стандартные рассуждения на тему о том, что Сталин в тот момент оказался настолько сентиментален, что вспомнил о заслугах Зальцмана в военное время, могут вызвать лишь грустную улыбку. Ибо у всех без исключения «ленинградцев» с любыми заслугами был полный порядок. А вот появление подобной фамилии в списках репрессированных явно нарушило бы всю концепцию дела. И вместо Лубянки Исаак Моисеевич отправился на работу мастером цеха в Муром. Как говорится, не родись красивым, а родись счастливым.

О серьезности намерений Сталина говорит тот факт, что по случаю «ленинградского дела» в СССР даже восстановили отмененную за два года до этого смертную казнь. Понятно, что идея славянской солидарности была в стране крепко забыта, а конкретно в РСФСР после смерти Жданова ввели драконовские сельхозналоги и возобновили гонения на Русскую православную церковь, прекращенные в годы войны. Число же заключенных в ГУЛАГе с 1947 по 1950 год выросло на 30% (с 1700 тыс. до 2500 тыс. человек).

Новые, неславянские партнеры Сталина в Восточной Азии втянули СССР практически в прямое военное столкновение с США и их союзниками на Корейском полуострове. Ядерной войны в совершенно невыгодных для СССР обстоятельствах удалось избежать только благодаря смене первого лица в Кремле. Но к идее славянского единства последующие руководители СССР уже никогда не возвращались.