Александр Трубников-Данилевский До меня докопалась геефилка. Сама бабушка лет шестидесяти, а туда же - интересуется. Я поначалу отбивался, как мог, типа я не "голубой" и все такое. Но бабушка делает хитрое лицо, выпячивает губу и говорит сладким голосом: "Полно, голубь, мне ты можешь открыться". И улыбается понимающе.
Мне она до фени, я бы ее бросил давным-давно, да жалко старушку - в метро на Василеостровской ее к поручню придавили, и от этого у нее теперь бок болит. А еще ее бросать нельзя, потому что она - один из авторов редакции "Горняцкой правды", написала туда стихи про блокаду Ленинграда. Кстати, хорошие стихи.
Мы медленно бредем по Среднему проспекту по направлению к поликлинике.
- Саша, ты можешь совершенно спокойно сказать мне: "Да, я не "голубой"!" Саша, я же вижу.
- Что вы видите?
- Я вижу, как томится твоя душа в клетке условностей. Я вижу, как ты мучаешься. Бедный, ты страдаешь от непонимания окружающих. Саша, и я страдаю вместе с тобой! Мне ты можешь открыться.
- Да, бабушка, я - п┘с!
Геефилка волнуется, пытается что-то сказать, но тут же хватается за бок. Какое-то время идем молча.
"Блин! - думаю я - Где ее Коля откопал?!" Я сержусь на Колю, редактора институтской газеты: вместо того чтобы пить, гулять и веселиться, я развлекаю пенсионерку. Я злюсь попусту, ведь ничего не исправить; кроме того, я знаю, где ее откопал Коля.
История про то, где откопал Коля.
Коля, ныне житель Ковалевского кладбища, царствие ему небесное, был настоящий друг. У него в редакции всегда был чай и какие-нибудь бублики, я и такие же, как я, приходили к нему, пили чай и слушали Колины байки. Было здорово. Еще Коля обладал фантастическим даром заводить знакомства. Фактически он мог познакомиться с любым человеком, с которым хотел познакомиться, невзирая на дистанции, уместность или еще какие-нибудь условности. Завидую этой способности.
Однажды Коля познакомился с Сергеем Пенкиным, взял у него большущее интервью и выпустил специальный номер "Горняцкой правды" с темой номера "Сергей Пенкин - "Принц серебряный" российской эстрады". Нет, Коля совсем не думал, что студенты Горного института столь большие ценители вышеназванного певца, совсем нет. Просто Коля делал в своей газете, что хотел, а хотел он подчас странные вещи.
В общем, вышел номер, часть его все-таки распространилась в институте, а часть Коля аккуратно сложил в пачки, перевязал шпагатом и сказал:
- Продадим на концерте Пенкина.
И вот на этом параде секс-меньшинств, который проходил под чарующие звуки пенкинского голоса, Коля разговорился с этой самой бабулей, которая предложила ему свои стихи о блокаде. Затем она приходила в редакцию - приносила рукописи. И все бы так и было чинно и благородно, если бы меня не снарядили на Ваську - встретиться с ней и рукописи, помянутые выше, вернуть.
Ну и, как вы уже знаете, я с ней встретился, выяснил, что у нее болит бок, и теперь сопровождаю в поликлинику.
Я сопровождаю в поликлинику.
- Саша, когда ты понял?
Бессмысленно спрашивать, что она имеет в виду.
- Когда достиг полового созревания.
- О!
- Вот именно, только я достиг полового созревания, сразу же обратил внимание на то, что бабы (мысленно облизываюсь) мне неинтересны.
- И что тогда?
- В смысле?
- Так и терпел?
- Да.
- О!
Тем временем - поликлиника. Очередь. Бабушка снимает четырнадцать кофточек и идет на рентген. Диагноз - трещина в ребре. Планы на будущее - я провожаю ее домой. Блин.
Я провожаю.
На остановке бабушка тянет к моему лицу морщинистые руки (от рук почему-то пахнет жареным растительным маслом). Я, понятно, отшатываюсь.
- Совсем не любишь, когда к тебе женщины прикасаются, милый?
- Ага. Вообще не терплю баб (мысленно облизываюсь).
- Поверь, я не пытаюсь тебя соблазнить, я все понимаю.
Бабушка смотрит на меня снизу вверх, я смотрю на нее сверху вниз. Мы смотрим друг на друга, и я силюсь понять: издевается она надо мной или нет.
Геефилка живет на другом конце города, от метро еще на автобусе минут двадцать. Пока в него садились, мысленно себя поздравлял - осталось совсем чуть-чуть, фактически финишная прямая. Конечно, я расслабился, и, конечно, зря.
- Саша, а ты пассивный или активный?
Весь автобус замирает, настороженно поворачиваясь к нам напряженными ушами. А девушка небесной красоты, которая до этого вызывающе на меня смотрела, бросает тоскливый взгляд на мои ноги.
- Черт!
- Это что, тайна?
- Не знаю. Да! Понимаете, некорректно спрашивать об этом!
Пассажиры автобуса придвинулись ближе. Девушка небесной красоты отодвинулась подальше.
- А Сергей Пенкин?
- Не знаю.
- А мне казалось, вы близки.
- Нет, он мне не нравится.
- Вот оно что.
Бабушка задумывается. Пассажиры задерживают дыхание. Мне уже все по фигу.
- Саша, я надеюсь, ты пользуешься презервативами. СПИД, знаешь ли, Фредди Меркюри вот умер.
- Ну, да, пользуюсь.
- И они, конечно, специальные?
- К чему вы клоните?
- Ну, со смазкой. Без смазки ведь больно. Больно без смазки?
Гадина.
Автобус молчит. Автобус ждет моего ответа. Девушка небесной красоты вызывающе смотрит на другого юношу.
- Нет, я выбираю презервативы без смазки. Мне нравится, когда немного больно.
Геефилка восклицает:
- Да! Да, Саша! Я давно заметила, что люди с такой, как у тебя, склонностью немного мазохисты.
Я хмуро отвечаю:
- Не может быть?!
- Правда! Это так, и ты не должен этого стесняться. Это нормально и естественно.
- Угу.
Когда мы вышли из автобуса, пассажиры провожали меня нормальными и естественными взглядами.
Идем к дому.
- Скажите, а почему вам столь интересна тема про геев?
- Ну, как сказать┘ Вы все такие несчастные, вам так не хватает тепла. - Бабушка улыбается.
- Подождите, так вы хотите обогреть всех несчастных геев?
- Я бы хотела. Знаешь, я всех "голубых" воспринимаю как детей во время войны. Я же в детстве блокаду пережила. - Вздыхает. - Я-то знаю, как это: кругом война, целый мир против тебя, а никуда не спрятаться, не деться от этого мира. Я бы хотела собрать всех гомосексуалистов и лесбиянок, прижать их к себе и сказать: "Поплачьте и ничего не бойтесь!"
Я внимательно посмотрел на бабушку, в ее правом глазу блестела слеза.
"О как!" - отчетливо подумалось мне.
- Ну вот, мы и пришли, Саша. Не хочешь чаю? Нет? Ну, чаю с вафельным тортиком?
- Я, вы знаете, я так спешу.
- Ну ладно. Тогда давай прощаться, поцелуй мамочку.
- Ээ. Я, вы знаете, я не готов так вот сразу, за один вечер, но, может быть, позже. Потом.
- Я все понимаю, Саша, но я хочу, чтобы ты верил мне. Ты веришь мне?
- Да! Еще бы, вы такая искренняя.
- Вот и обещай заходить ко мне. Я хочу, чтобы ты бывал у меня часто-часто.
- Я обещаю.
- Тогда до свидания, голубчик. Береги себя.
Я развернулся и побежал на остановку.
С тех пор прошло много лет, за все годы ни разу не возникало желание зайти к ней в гости. Гомосексуалистом я был часа три, видимо, этого оказалось достаточно.
Сетевая версия рассказа находится здесь - http://graphoman.com/konkurs/text.html?id=28
