Валиахмет Садур Перестройка была временем великих ожиданий. Казалось, Россия воспрянула ото сна, а что касается обломков самовластья, то их находили там, где их очень хотели видеть, например, в тоталитарном характере общественного устройства под руководством коммунистов старого закала.
Еще существовали миллионы членов КПСС. Как тогда смотрели на это? На КПСС - плохо, на миллионы - хорошо. Тем более что из миллионов далеко не все были подонками, карьеристами и циниками. Отсюда делался вывод, что партию в принципе можно было бы сохранить как ведущую и направляющую. А потому можно доверять и членам Политбюро.
Когда эта мысль доводилась до мусульман, то у них возникал вопрос: а зачем нам вообще партия? КПСС ли, не КПСС - это все не наше. В священном для мусульман языке Корана есть слово "фирка", имеющее среди прочих значения "партии, группы, бригады", "секты".
Узнав о создании Исламской партии возрождения, муфтий Мухаммад-Содик Мухаммад-Юсуф, возглавлявший Духовное управление мусульман Средней Азии и Казахстана, написал статью, в которой обвинил нас в образовании "фирка", т.е. группы людей, обособившихся от других мусульман. Он заявил, что вместо того чтобы руководствоваться Кораном и Сунной, мы выработали еще и партийный устав, в то время как в Коране говорится: "И держитесь за вервь Аллаха и не разделяйтесь" (3, 103). Последние слова "не разделяйтесь" ("ла тафарраку" по-арабски) очень важны в данном контексте, потому что "тафарраку" - слово того же корня, что и "фирка", именно поэтому значение "секта" выступает на первый план.
Мы напомнили ему, что слово "фирка" действительно употреблялось в тюркском мире для обозначения политической партии (так, в 1917-1920 гг. в Крыму существовала крымско-татарская партия, по тогдашним представлениям, светского направления Милли Фирка, т.е. Национальная партия, но в арабском языке есть еще слово "хизб", первое значение которого "политическая партия". Словосочетание "хизбуллах", "партия Аллаха" имеет в Коране следующее определение: "Те, кто ищет покровительства Бога и Посланника Его и дружбы уверовавших, - воистину суть приверженцы Всевышнего (так Османов перевел слова "хизбуллах". - В.С.). Они-то и одержат победу" (5, 56).
Вообще отношение Исламской партии возрождения (ИПВ) к муфтиям и прочим руководителям мусульман, назначенным правительством, было всегда негативным, что оказалось некоторым перебором, поскольку такие люди, как Мухамад-Содик Мухаммад-Юсуф, Хаджи Акбар Тураджонзода, Мукаддас Бибарсов, оказались людьми безусловно честными, несмотря на колебания, во многом обусловленные, на мой взгляд, привычкой оглядываться на предполагаемое мнение кураторов из Совета по делам религии, т.е. в конечном счете на КГБ. Впрочем, позиция руководителей ИПВ легко объяснима: многие из них свой первый политический опыт приобретали в ходе свержения таких одиозных муфтиев, как Геккиев на Северном Кавказе и младший Бабаханов в Средней Азии.
У мусульман, "руководимых" муфтиятом в Уфе, такого опыта не было, но оппозиция Талгату Таджетдину окрепла настолько, что возникло настоящее движение мулл, направленное на замену официального руководства мечетями бывшей Европейской части СССР и Сибири. Как представитель мусульман этой части страны, я попробовал навести мосты со сторонниками оппозиции, но никого из них не смог привести в ряды ИПВ, даже Мукаддаса Бибарсова, с помощью которого, пытаясь создать отделение партии наподобие северокавказского или таджикистанского, я организовал в Саратове региональную конференцию для членов партии, проживающих на территориях уфимского муфтията. Позиция Бибарсова сказалась и на результативности конференции, хотя решающую роль в том, что собственная структура на постоянной основе у нас не получилась, сыграла позиция некоторых наших руководителей, увидевших в конференции проявление сепаратизма.
Думаю, все же мои рассуждения о необходимости в нашей стране политического ислама не прошли мимо наших имам-мухтасибов и муфтиев: и Мукаддас Бибарсов из Саратова, и Габдулла Галиулла из Казани возглавили политические партии, правда, после того как ИПВ прекратила свое существование. К сожалению, и тот и другой исходили из представлений о партийной деятельности как способе вхождения во властные структуры, не приняв замысла ИПВ об использовании исламской партии, в первую очередь для исламского призыва, даавата, и тем самым встали на позиции других мусульманских партийных руководителей, за редким исключением не обладающих надлежащими исламскими знаниями. Но именно с такими воззрениями "Рефах", политическая структура из блока "Единство", оказалась ныне в Государственной Думе и пытается теперь реализовать (разумеется, в своей интерпретации) мою идею о мусульманской фракции в парламенте, как это было в царской России в XX в.
Конечно, было бы лицемерием утверждать, что в заботах о власти над умами и сердцами мы упускали из виду власть как предмет политических баталий. В бытность мою пресс-секретарем партии я прямо говорил, что ИПВ сознает, что никогда не победит на выборах общесоюзного уровня, поэтому задачей мусульманской фракции в Государственной Думе должно было стать, как я считал, балансирование между большими фракциями и поддержка той из них, позиция которой была бы ближе интересам мусульман, что не означало, однако, отказа от участия в управлении государством на региональном уровне. Правда, возможность такого участия на западе СССР реализовал только амир партии Ахмад-кады Ахтаев, который избирался депутатом в Дагестане, затем перед смертью вновь баллотировался кандидатом в депутаты, так что его неожиданная кончина даже породила слухи о его отравлении соперниками. Более заметна была ИПВ в Таджикистане, где она в коалиции с демократами выступила в качестве институированной оппозиции правящему коммунистическому режиму. Оппозиция вынудила номенклатурного президента Набиева подать в отставку через несколько месяцев после избрания и приняла участие в формировании некоммунистического правительства, в составе которого был, правда, только один представитель ИПВ, возглавивший к тому же довольно второстепенное министерство. Тем не менее Москва и Ташкент практически блокировали деятельность нового правительства, прямо поддержав антиправительственный Народный фронт с помощью дислоцированной в Таджикистане 201-й российской дивизии.
Благодаря этой поддержке депутаты Верховного совета Таджикистана, собравшиеся в Ходженте, проигнорировав волю коалиционного душанбинского правительства, избрали нового президента республики. Хотя это событие и освещалось в прессе, причины выбора Эмомали Рахмонова, не самого заметного из членов Народного фронта, мне не вполне ясны. Впрочем, это не имеет прямого отношения к деятельности ИПВ. Здесь важно другое: считавшая себя демократической, новая Россия в страхе перед политическим исламом буквально "кинула" объединившихся с мусульманами демократов и поддержала в развернувшейся в Таджикистане гражданской войне прокоммунистическую сторону. Если бы этого не произошло, вполне возможно, что события в стране не были бы столь драматичными.
Разговоры о власти (у нас укоренилось представление об экономике как основе общественных отношений) вынуждали Ахмада-кады думать о разработке экономической программы. Но ясно было только одно: риба (процент с займа) недопустим. Однако, как ни крути, это имело отношение только к банковской системе, да и то теория работы беспроцентных банков оставляет желать лучшего. Интерес к нам со стороны зарубежных мусульман был велик, и мы пытались обсудить с ними экономические проблемы. Тщетно: лучшие специалисты по экономике мусульманского мира работали на Западе.
Вообще контакты с иностранцами дали нам очень много, и мы снова и снова должны благодарить Бога, что он дал нам возможность жить при Горбачеве. Мы поняли, что мусульманскую страну нельзя поработить, пока в ней живут мусульмане.
