Марина Константинова Тема "Литература и Интернет", несмотря на свой относительно юный возраст, уже удостоилась академического почтения1. Поскольку дискуссии на эту тему ведутся - в подавляющем большинстве - по-русски, то неудивительно, что им присущ почти классический, эсхатологический драматизм русской литературы, логично и то, что свою академическую инициацию проблематика сетевой литературы прошла во время крупнейшего конгресса славистов.
Опуская детали трудного пути, приведшего меня к пониманию Интернета не как "могильщика литературы", а как нового медиума, вполне пригодного и в качестве носителя литературы, предлагаю вам - знатокам общей картины литературного поля - не самый ортодоксальный взгляд на то, как функционируют его отдельные (пусть не самые важные, но неотъемлемые) элементы с учетом полевой модели, предлагаемой известным социологом Пьером Бурдье2.
Как известно, наблюдая поля производства культуры, Бурдье, в частности, обнаружил, что некоторая часть литературного поля издавна представляет собой своего рода "мир экономики наоборот". Это означает среди прочего, что производители культурных ценностей "заинтересованы в незаинтересованности". Отсюда, однако, отнюдь не следует, что эта - по выражению Бурдье - "харизматическая экономика" вообще лишена всякой экономической логики. Используя "все эти грубые, строго запрещенные в "приличном обществе" слова: спрос и предложение, капитал, рынок и выгода, рост и прибыль", Бурдье исходит из того, что фундаментальные законы поля власти (и экономики) насквозь пронизывают и оказывают сильнейшее влияние на интересующее нас поле литературы, занимающее внутри них соответственно подчиненную позицию.
Обгоняя возможные упреки, замечу, что речь идет не об экстраполяции (очередной) чужеродной логики (экономической), но о вполне законном расширении объекта описания, ибо отрицать наличие нематериальной экономики и ее влияние на реалии (в том числе литературу и Интернет) сегодня уже невозможно. Такие синтагмы, как "ценность произведения", "оценка жюри", "рынок идей и/или авторитетов", "вклад в литературу" и т.п. используются сегодня достаточно широко и, кажется, самоочевидны.
Рассматривая Русскую Литературу в Сети (или РуЛиНет)3 как некоторую часть единого литературного поля, помещенную в новый носитель, мы убедимся в том, что, оказывая сегодня уже вполне ощутимое влияние на все поле литературы, интернет-практики демонстрируют одновременно и наиболее традиционные черты литературного поля (по законам которого они, собственно, и развиваются, несмотря на все декларации "отмежевания" литературы Интернета от литературы традиционно бумажной и сетевые угрозы "с-борта-бросания" и "похорон бумаги").
Определяя литературу как силовое поле, которое "воздействует на вступающих в него агентов по-разному в зависимости от занимаемой ими позиции"4, Бурдье настаивает на том, что "различным позициям поля соответствуют гомологичные им манифестации". Этим двум терминам ("позиция" и "манифестация") в полевой модели уделяется особое внимание, поскольку они неоднозначны и имеют разные соответствия в зависимости от избираемой логики говорения или ракурса. К позициям относятся как конкретные литераторы, так и журналы, салоны и школы - "в качестве мест собраний или как тотемические эмблемы групп производителей" (однако позиции могут соответствовать и жанрам, стилям и т.п.). В качестве же манифестаций выступают прежде всего сами произведения литературы, но также и манифесты, политические акции, полемика и прочее.
Литературное поле в целом представляет собой поле битвы за право навязать доминантные дефиниции таких понятий, как собственно "писатель" и "литература". В то же самое время эта борьба направлена и на ограничение круга лиц, обладающих правом участия в ней. Таким образом, "борьба за дефиниции" является основной, конституирующей силой поля. Это верно до такой степени, подчеркивает Бурдье, что уже сам факт "вовлеченности в борьбу (в качестве повода, объекта или субъекта нападок, критики, полемики и пр.) может служить главным критерием принадлежности произведения к пространству манифестаций, а автора - к пространству позиций".
Если взглянуть на основные сетевые дискуссии с высоты птичьего полета (откуда, как известно, не видны детали), то можно смело утверждать, что большинство сетевых дебатов прошнуровано красной нитью споров об этих самых дефинициях:
- что отличает графоманов от "истинных писателей"?
- кем и в чем измеряется профессионализм литераторов?
- что такое качество текстов и/или как нам поднять статус сетевой литературы?
- каковы отличия сетературы от литературы (если они вообще имеются)?
- как нам обустроить РуЛиНет, его конкурсы/сайты┘ чтоб народ потянулся?
- кто, где и почему имеет право на участие в подобных дискуссиях и т.д.?
Все эти жаркие баталии за право определения продукции и ее производителей приняли сегодня (именно в Интернете) наиболее активные и откровенные формы5. Однако помимо подобных вопросов, так сказать "первого порядка", в сети много и открыто обсуждают (пожалуй, впервые в истории русской литературы) и так называемый "принцип двойной иерархизации" литературного поля, манифестируя тем самым сознательно или интуитивно свою ориентацию на один из его полюсов. Внешняя иерархизация выстраивается традиционным образом в соответствии с реальной или полагаемой зависимостью от успеха и аудитории, то есть с ориентацией на реальный, экономический капитал. Эта основная иерархия частично перекрывается внутренней, которая - в пределах того же пространства - выстраивается в соответствии с социальным и культурным качеством затронутой аудитории (то есть ориентирована на символический капитал). Принцип такой внутренней иерархии, или степень специфической "освященности" производителей, благоприятствует тем авторам, которых (как минимум на первых порах) знают и признают только им подобные. Стало быть, их престиж основан на том, что они не идут на поводу у запросов широкой публики и, следовательно, производят продукцию для производителей. Агенты литературного поля, ориентирующиеся на противоположные полюса, могут не иметь между собой ничего общего, кроме самого факта участия в борьбе за дефиниции литературной продукции и ее производителей. Они могут никогда не встречаться или систематически игнорировать существование друг друга, и тем не менее их практики глубинно определяются именно этим отношением взаимоотрицания, которое, в свою очередь, и объединяет их в поле.
Различные высказывания о "массовом и/или элитарном", о "зависимости от денег и успеха у публики или свободе от такой зависимости" - один из лучших индикаторов авторской ориентации в поле. Этот же индикатор часто обнаруживает и агентов, мягко говоря, "замерших на распутье". Для иллюстрации данного тезиса приведу лишь несколько подобных манифестаций, найденных в РуЛиНете (несмотря на то что слова, сказанные авторами в самых разных обстоятельствах, напрочь вырваны мной из контекстов и подтасованы как бы в единую манифестацию, суть их принципиально сохранена):
Дмитрий Кузьмин:
Серьезная литература никогда не была достоянием массового читателя. Излишне говорить, что профессионализм не имеет никакого отношения к зарабатыванию денег. Нормальный современный автор (мы не говорим о тех, кто работает в массовой литературе) не ждет никакой оплаты <┘>. Не надо путать актуальность с публичной известностью. Автор может быть актуален, даже если его известность не выходит за пределы двух-трех тысяч читателей нескольких - не самых известных - журналов.
Лев Пирогов:
"Профессионализм" имеет на самом деле один критерий. Платят тебе деньги за работу или не платят. Потому что наличие лицензии, диплома и протертых на ученической скамье штанов вовсе не обязательно выливается в профессию.
Евгений Горный:
Net-культура, как и культура вообще, не может быть массовым явлением. Это вещь специализированная и хотя бы уже поэтому элитарная. Меня никогда не волновало, много ли народу читает тексты, которые в этом разделе РЖ публикуются. <┘> Мне лично неинтересно делать проекты массовые, "информационно-развлекательные".
Сергей Костырко:
Дело не в писателях. Они уже давно живут не на гонорары. <┘> Сегодня у нас обозначился какой-то шанс на улучшение, но такой чахленький <┘>, что его почти и не видно. <┘> Когда нас спрашивают читатели: "Будете ли вы и дальше жить и выходить", мы отвечаем: "Будете подписываться - мы будем выходить. Нет - и нас не будет".
Вячеслав Курицын:
Одного <┘> я точно достиг - "живу, как хочу". В смысле, пишу, что хочу, <┘> деньги зарабатываю в удобных мне - большей частью мною же и выдумываемых - форматах.
Дан Дорфман:
90 процентов писателей зарабатывают себе деньги не литературой. <┘> Но ведь в этом нет ничего нового. <┘> Вся литература первой половины ХIХ века <┘> была дворянской. И все ее титаны <┘> жили доходами от своих имений. Что же уникального в том, что сейчас вместо имения у писателя есть работа программиста или специалиста по рекламе?
Несмотря на все декларации независимости от "бумажной литературы", РуЛиНет, будучи частью литературного поля и подчиняясь всем его законам, демонстрирует - порой самым неожиданным образом - внятные традиционность и преемственность типологических черт литературного поля в целом.
Если, следуя терминологии Бурдье, мы отнесем сайты РуЛиНета к позициям (в идеале, конечно, ибо не всякий сайт позицией действительно является, хотя и каждый претендует), то все, публикуемое на этих сайтах, предстанет их манифестациями. К ним принадлежит и такой специфический феномен (отсутствующий на бумаге), как "гостевые книги" или книги отзывов6. Характерно, что (помимо ведущихся там дискуссий) даже само наличие или отсутствие "гостевой" может играть свою роль, реализуя (всякий раз гомологичную) позицию хозяев сайта. Понятно, что кроме конкретных, экономических характеристик (требует места, внимания, обслуживания и пр., то есть реальных инвестиций) в феномене "гостевой" практически каждый вменяемый сайт реализуется еще и с точки зрения соответствия одному из принципов иерархии поля (то есть ориентирован либо на массы, либо на посвященных производителей, иными словами, на экономический или символический капитал). Вот лишь несколько различных примеров:
- На сайте "ВАВИЛОН" - "гостевой" нет. И ее отсутствие - акт, как известно, сознательный, своего рода минус-манифестация, вполне гомологичная позиции хозяев сайта.
- Роман Лейбов, вспоминая о своей прежней "Бессрочной ссылке", подчеркивает: "Принципиальным для меня было отсутствие "гостевой книги", поэтому я и не спешу, по совету Вербицкого, обустроить дискуссии в НетКультуре на манер ТЕНЕТ. Видали мы те дискуссии в Тенетах".
- На сайте популярного виртуала Макса Фрая с "гостевой" начали происходить фокусы: ее спрятали на одном из уровней сайта. И в результате непосвященные гости, наивно жаждущие "засвидетельствовать свое нижайшее" (не вдаваясь в детали сайта), автоматически посылаются┘ в разных направлениях. Таким образом, хозяева сохраняют "стены своей гостевой" чистыми от глупостей и "смайлов" (что несколько сокращает реальный расход времени на обработку "гостевой" и одновременно повышает ее статус), а также помогают друзьям (на чьи сайты вразброс залинкована "гостевая") поднять посещаемость.
- На сайте "Современная русская литература с Вячеславом Курицыным" доступ в "гостевую" (названную "Тусовка") время от времени просто отключают (для техобслуживания, смены дизайна и т.п.). Сам хозяин сайта (в своей "гостевой" уже почти небывающий) на вопрос "почему не тусуешься", открестился нехваткой времени, ею же объясняя и тот факт, что изо всех "гостевых" читает "только свою, да и то наискосок"7. Очевидно, что позиция хозяина сайта такова, что не участвовать в тусовке - неопределенно долгое время - он вполне может себе позволить┘
- Совершенно другое отношение к явлению "гостевой" на конкурсе "ТЕНЕТА". Отключить "гостевую" там - равно самоубийству. Когда же - хотя бы на час - возникают проблемы с одной из множества "гостевых", то на корабле начинается паника. Впрочем, и "ТЕНЕТАм" не чужда рефлексия: недавно для всех желающих поделиться сокровенным о сакральном на "ТЕНЕТах" ввели регистрацию. Конечно, это не означает, что "массы" больше не нужны и забыты, наиболее "упертым анонимам" предоставлена так называемая "Зеленая гостевая" - своего рода демократичная плацкарта 3-го класса для всех страждущих излить свои буквы, не предъявляя паспорта.
Теперь обратимся к давно назревшему и вполне резонному вопросу: при чем же и какая тут экономика, если общеизвестно, что РуЛиНет никаких - достойных упоминания - доходов (пока) не приносит? Ответ теории будет сух и однозначен: отдельные производители поля гнут свои спины не за грубый металл, а за так называемый символический капитал. Что же он такое и как зарабатывается, распределяется в интересующей нас паре: "виртуальный Интернет - реальное поле литературы"? Самым простым и ясным примером, поясняющим тезис о символическом капитале, может служить констатация (далекого от наивности) Леонида Делицына по поводу "ТЕНЕТ": "Такой вот парадокс: "рынка" как такового нет, то есть ничего не продается и не покупается, а конкуренция есть. Соревнование идет за авторитет в профессиональных кругах и известность в сетевых".
Именно авторитет и известность8, а также признание и подобные приятные вещи и составляют известную основу символического капитала, при условии, что соискателями оного тщательно соблюдаются жесткие правила элитарного субполя и постоянно учитываются зыбкость и временность позиции любого авторитета.
Теперь уже в Сети нередко мелькают высказывания о том, что накопление символического капитала РуЛиНетом якобы уже прошло свою первоначальную стадию, поскольку уже определились некоторые авторитеты. Действительно кое-какие очертания символической иерархии складываться начали, однако работе в этом направлении не будет конца, пока не кончится сама литература. Ведь именно в спорах о первенстве и авторитете, и - шире - в борьбе за захват и удержание доминантных позиций и кроется основная, конституирующая сила поля. Это значит, что всякое литературное произведение, любая критическая статья, эссе и даже запись в "гостевой" только "подливают масла в огонь". Именно в этой рукопашной манифестации и рождается то самое пространство, что функционирует как проблематика литературного поля. Вся эта неприличная конкурентная борьба каждого агента с каждым другим и в каждый конкретный момент направлена либо на консервацию, либо на трансформацию баланса сил в поле литературы.
Символический капитал и символическая власть (в отличие от чистогана и власти экономической), приобретаются в длительном процессе так называемого "освящения". Весьма логично, что используются эти символические богатства (будучи продуктами скоропортящимися и подверженными девальвации) не столько в целях простого накопления, сколько для дальнейших инвестиций и трансформаций позиции агента. Необходимость движения символического капитала гораздо острее, чем может показаться, поэтому даже наиболее крупным держателям символических акций (то есть большим литературным авторитетам) не остается ничего иного, как продолжать движение, а всякое их движение (манифестации) почти неизбежно ведет к очередной трансформации баланса сил в поле и т.д. - без конца┘ Разумеется, неизбежны и неверные вложения. Память о последнем и самом массовом - в мировом масштабе - случае девальвации освежать, я думаю, нет нужды. У каждого из нас легко составится список крупнейших авторитетов официальной литературы СССР - бывших владельцев гигантских капиталов (обоих видов), не просто выброшенных сегодня на обочину поля, но едва ли не вытесненных из него совершенно┘
Следует подчеркнуть, что власть символическая противопоставлена всем формам гетерономной власти, которую "отдельные литераторы и, шире, все держатели символического капитала - эксперты, администраторы, журналисты - могут получить в награду за услуги, оказываемые властям", особенно за участие в воспроизводстве (то есть консервации) существующего порядка. Влияние гетерономной власти ощутимо в самой сердцевине поля, и агенты, наиболее преданные автономным принципам и ценностям, существенно ослаблены вероломной конкуренцией с этой группой, состоящей, с их точки зрения, из писателей, уступивших давлению внешнего спроса. Зачастую наиболее радикальные литераторы с ориентацией на автономный полюс наотрез отказываются признать за гетерономными статус писателя. Эта традиционная для литературного поля конкурентонеприязнь всех ко всем в РуЛиНете удваивается.
Неканонизированность РуЛиНета (как нового медиума) в поле литературы очевидна и, среди прочего, подтверждается почти всеобщим признанием превосходства "бумажных" публикаций над сетевыми. Неудивительно, что и отношение в Сети к этому пиетету двойственное:
- с одной стороны, все сетевые силы брошены на подрыв "бумажных" авторитетов;
- с другой стороны, почти никто никогда не возражает против следующего этапа "освящения" и канонизации продукции Сети "на бумаге" (бумажные публикации и являются зачастую конечной сетевой целью)9. Впрочем, перенос (канонизированных) манифестаций в другой медиум - не новость. Можно, собственно, вспомнить тексты, высеченные в камне, положенные на музыку, воспроизведенные в кино, на грампластинках, кассетах и пр.10 Но весь процесс первичного "освящения" и канонизацию позиций их авторов такие манифестации прошли, прежде всего на бумаге. Интернет впервые начинает менять положение дел.
Впрочем, традиция воспроизведения литературной продукции на самых неожиданных носителях родилась, конечно, не в России и существует давно и повсеместно. Реклама и пропаганда литературы давно стали отдельной индустрией. Другое дело, что в некоторых странах продукция, "освященная" канонизированной символикой (из любого поля), приносит большие деньги.
Сегодня в РуЛиНете постепенно выстраивается сеть институций, занятых древнейшим ремеслом канонизации литературных произведений и их авторов, и наращивания символических смыслов. Инстанцией именно такого типа и является сетевой конкурс "ТЕНЕТА", одним из условий которого является первичная публикация произведения в Сети. Благодаря этому критерию отбора изначально исключаются все манифестации и позиции, связанные с другими носителями, и продвигаются только те, что впервые увидели свет монитора. Само сужение круга потенциальных "освящаемых" придает дополнительную ценность медиуму. Такой процесс элитаризации и наращивания символического капитала сам по себе хорош, но недостаточен, ибо необходимы кредиты, в частности символические. Однако символические кредиты под литературную продукцию выдают (пока что) только в едином литературном поле, представленном "бумагой", с которой у нового медиума отношения двойственные. Чтобы не множить высказывания, прибегну к цитате из статьи Дмитрия Горчева "Сетература":
"Любопытный феномен: при том, что сетевые литераторы довольно пренебрежительно относятся к литераторам чисто бумажным и склонны хохотать до коликов над дилетантской статьей об Интернете где-нибудь в "Новом мире", наличие не менее двух таких литераторов в жюри является практически обязательным для придания веса любому сетевому литературному конкурсу"11.
Эта информация двухлетней давности сегодня уже, конечно, устарела. Как сообщает "Виртуальный пресс-центр литературного конкурса "ТЕНЕТА-РИНЕТ-2000": "В профессиональном жюри конкурса согласились работать более двадцати известных писателей, критиков, обозревателей, издателей и культуртрегеров".
Показательно, что сама синтагма "профессиональное жюри" за несколько лет в Сети, подверглась разным метаморфозам: если в первые годы она входила в состав дуплекса как лучшая его часть, противостоя "жюри сетевому", то сегодня термин "профессиональный" отнесен уже к обеим частям (неизменно двойного) жюри. Президент литературного конкурса "ТЕНЕТА-РИНЕТ-2000" Леонид Делицын подтверждает, что "процедура наведения мостов между оффлайном и онлайном - это практически ежедневная работа". Сам Делицын, кстати, не являясь "чистым" производителем поля литературы, уже создал себе здесь определенную и пока уникальную позицию. Открыто декларируя свой сугубо рациональный экономический расчет и ориентацию на рынок и учитывая при этом важность символического капитала, Делицын абсолютно гомологичен своей позиции руководителя самого популярного и массового сетевого конкурса. Однако именно те качества, что помогли ему справиться с этой нелегкой задачей, вызывают вечное недовольство практически всех агентов как "бумажной", так и сетевой литературы. Массово-ориентированные производители и потребители упрекают его за связь со всеми этими "дутыми авторитетами бумаги", в то время как производители и потребители более-менее элитарной ориентации беспрестанно третируют Делицына за его "вопиющие нарушения" неписаных, но ясных соглашений полевой "экономики наоборот".
В свою очередь, сам конкурс "Тенета" дает начало более широкой дискуссии, следствием которой становятся очередные манифестации, реализуемые как в Сети, так и на бумаге. Ситуация усложнилась настолько, что даже бывалые, хорошо ориентированные в правилах поля производители начинают колебаться относительно вполне традиционных вещей, сбитые с толку переменами поля. Неоднократно прибегая к манифестациям логичных для них порядков и расширяя тем самым в очередной раз пространство дискуссий, такие агенты порой приходят к самым неожиданным выводам и аргументам. Скажем, Дмитрий Кузьмин (до сих пор, кажется, настаивающий на различении "сетевого" и "профессионального" жюри) в разных по времени текстах, но в единой связи с Интернетом и институциями "освящения" (ведь конкурс - едва ли не самая древняя и традиционная) привел следующие две цели:
"Необходимы <┘> институты экспертной оценки и рекомендации, осуществляющие профессиональную инициацию и социализацию автора┘
Главная задача <┘> конкурса - предоставить читателю карту литературного пространства <┘>, составленную в соответствии с ясно изложенными принципами. Состязательность и прочий антураж нужны в качестве приманки, информационного повода - но само по себе объявление отдельно взятого победителя мало что значит".
Оставлю это без комментария, а в заключении отмечу еще два крайне существенных момента взаимоотношений РуЛиНета и поля литературы. В статье о "ТЕНЕТах-98" Антон Никитин отмечал: "Сети несвойственна постоянная вера в авторитеты. В Сети авторитет вынужден доказывать каждую минуту свою подлинную стоимость, а ускоренный "обмен веществ" сетевого сообщества уменьшает дистанцию между "свершениями", которые необходимо демонстрировать окружающим" 12.
Необходимость перманентного подтверждения статуса (любого авторитета) является одним из пунктов борьбы манифестаций. Такая необходимость сама по себе существовала всегда, но с появлением нового медиума литературное поле получило дополнительный толчок за счет сжатия временных параметров. Сокращение интервалов между манифестациями (а также и усиливающаяся тенденция сокращения объемов самих манифестаций) в Интернете и - шире - во всем поле литературы относится уже не только к технологическому процессу (изготовления и распространения продукции). Промежутки между акциями во имя сохранения или смены позиций также экстремально сокращаются. При этом растет скорость девальвации литературного и общекультурного символического капитала┘ Примерно об этом и говорит Курицын в одном из недавних интервью:
"Я пришел сюда (в Сеть. - М.К.) <┘>, чтобы ходить. Чтобы всегда ходить, шагать, не стоять. Мне еще далеко до пенсии, надо заниматься чем-то, а раз надо чем-то заниматься, то следует постоянно менять модус, делянку, предмет, стиль"13.
Другая специфически интересная особенность РуЛиНета, на мой взгляд, состоит в том, что поля производителей и потребителей отчасти накладываются в Сети друг на друга. Почти любое произведение РуЛиНета с самого момента появления в Сети имеет шанс получить немедленную реакцию как других литераторов, так и просто читателей. И те и другие - в силу воспетых демократичности и интерактивности Интернета - все чаще вовлекаются в общие дискуссии, то есть в самую что ни на есть сакральную борьбу за существование поля. Ситуация поистине уникальная┘ Может быть, благодаря этой ситуации, а также в качестве нового возмутителя спокойствия (как средство борьбы с энтропией) Интернет пока что выглядит вполне пригодным на роль спасителя статуса, авторитета и автономии литературы в доминирующих полях экономики и власти.
Когда же Интернет создаст свой, особый вид продукции, неравный в целом уже существующим (литературе, живописи, музыке), то он создаст соответственно и очередное новое поле этой продукции, которому придется вступить в войну за свою автономию и конкурировать с литературой, так же как кино и телевидение. В настоящий же момент Интернет представляет собой новый, но мощный и многообещающий медиум-носитель, демонстрирующий в пространстве РуЛиНета типологические черты литературного поля и активно работающий с ними во имя и на благо русской словесности. Именно в этой своей роли он и способен, на мой взгляд, занять (и уже частично занял) определенные позиции в литературном поле России. Этим и объясняются, очевидно, отмечаемые наблюдателями трансформации пространства возможностей и видоизменения всей проблематики литературного поля. Полностью заменить собою Литературу Интернет, конечно, не сможет, а вот изменять - уже начал!
1 Статья основана на докладе, прочитанном в рамках VI Международного конгресса ICCEES в Тампере (Финляндия), на заседании "Литература и Интернет" (panel XV-7, 03.08.2000), председатель В.Курицын.
2 В статье использованы прямые и косвенные цитаты из различных текстов П.Бурдье и в частности: P.Bordieu, The Rules of Art: Genesis and Structure of Literary Field, Stanford UP, 1995 и Р.Bourdieu, The field of cultural production or the economie world reversed, Poetics 12: 311-355. Перевод первого текста на русский язык осуществил Михаил Гронас, любезно позволивший мне воспользоваться своей еще не опубликованной работой (которая вскоре должна появиться в "НЛО").
3 Аббревиатура-неологизм (╘ Макс Фрай www.guelman.ru/ frei/index.html), включающая важнейшие смыслы, чаще всего вкладываемые в понятие сетевой Русской Литературы.
4 В качестве примера наиболее удаленных друг от друга точек поля Бурдье приводит позиции "автора бестселлера" и "поэта-авангардиста".
5 Примеров более чем достаточно, наиболее актуальным является, пожалуй, целый корпус текстов "на заданную тему", подобранный на сайте Словесность (www.litera.ru/slova/teoriya).
6 Феномен "гостевой", несмотря на свою молодость, уже имеет некоторую историю и даже теорию, ему, например, целиком посвящено исследование Евгения Горного, находящееся по адресу www.litera.ru/slova/teoriya
8 Символический капитал - это и авторитет среди себе подобных, и символическая ценность, приписываемая званию писателя, и "полагающееся по статусу", практически институализованное право оспаривать власть, распространяемое на все виды власти и авторитета, в том числе - литературного и т.д. и т.п.
9 Примеров множество, из наиболее прозрачных назову систему "print on demand", способствующую (в том числе) воспроизводству на бумаге литературной продукции сетевых конкурсов, а также другие подарки победителям - наряду с подключением к Сети - в виде принтеров.
10 Побывавшие летом 1999 года в Москве видели глобальный перевод манифестаций Пушкина во всевозможные форматы: от троллейбусных бортов и хозяйственных сумок до городских транспарантов и фантиков.
11 www.litera.ru/slova/teoriya
