Они о нас

Идеи в России. Ideas in Russia. Idee w Rosiji. Leksykon rosyjsko-polsko-angielsky pod redakcja Andrzeja de Lazari. Lodz: Semper - Ibidem. T.1. 1999. S. 492; T.2. 1999. S.478; T.3. 2000. S. 502; T.4. 2000. S. 674.

ТО, ЧТО старая советология испытала, можно сказать, общесистемное поражение в плане оценок жизни на пространстве в одну шестую земного шара и соответствующих прогнозов, общепризнанно. И то, что изучать новую страну Россию с опорой на видения и оценки истории России старой, тоже. Но вот наладить это изучение, подвести под него научный фундамент... Изучающих Россию много, школ по русистике мало - но таковые есть. Одно из свидетельств - четырехтомный Лексикон "Идеи в России", выпущенный Институтом международных исследований Лодзинского университета в основном силами отдела, "отставшего" по своему названию от жизни, - приведем его название по-польски (с надеждой, что перевод не потребуется): Interdyscyplinarny Zespol Badan Sowietologicznych...

ЗАПОЛНЕНИЕ ПУСТОТЫ

И тем не менее вопреки табличке "Слон" на клетке попытаемся обнаружить там буйвола - некоторые достаточно серьезные предпосылки новой русистики.

Общий объем вышедших томов - более 2100 страниц; обещано выпустить уже в новом тысячелетии еще один его том (в чем, как мы увидим, есть необходимость) - страниц, думается, в 900... Кто бы на такое сподвигся в столь нелегкие и неопределившиеся времена! Спасибо, Лодзь, спасибо и за то, что добротное издание выходит в Польше - стране, которая, казалось бы, должна служить оплотом некой всеевропейской и прозападной духовной оппозиции России...

В первую очередь обратим внимание на название труда - "Идеи в России". Справочников русскоязычных и даже иноязычных - по русской философии, культуре, политической истории и т.д. - уже достаточно. Но рассматриваемая работа - первое и пока единственное издание в жанре, уже устоявшемся на Западе: история идей. Ее определение сводится к тому, что это совокупность знаний об исторических условиях появления общественных идей и их формах в связи с личностными судьбами их носителей, об идеологически-культурном контексте их возникновения и эволюции; данная дисциплина для современной отечественной науки достаточно новая, хотя ее контуры были неплохо прочерчены известным исследователем Ивановым-Разумником. Рецензент является соредактором его трехтомной "Истории русской общественной мысли", выпущенной в 1997 г. издательствами "Республика"/"Терра"; нужно упомянуть и такие фундаментальные исследования, почему-то приходящиеся на начало ХХ века, точнее, на период с 1906 по 1916 год, как Овсянико-Куликовский Д.Н. История русской интеллигенции". Ч. 1-2, 1906-1907; Г.В. Плеханов. История русской общественной мысли. Ч. 1-3. 1914-1916, примыкающая к ним выпущенная в 1913 г. на немецком языке книга Т.Г. Масарика "Россия и Европа", переводимая тоже не без участия рецензента, при поддержке РГНФ на русский язык - ее первый том вышел в 2000 г.

Взявшись описать специфику русской идеи с позиций истории идей как раз между первой и второй революциями в стране, перевернувшими и весь мир, а также стремясь в какой-то мере оценить итоги 300-летнего царствования Романовых, авторы указанных трудов пришли к весьма нетривиальным выводам, не потерявшим своей значимости и почти 100 лет спустя - недаром некоторые из указанных работ переиздаются. Но это не отменяет необходимости сделать резкий шаг вперед, преодолевая постсоветологическую парадигму изучения России и ее, как говорится, "зряшное" - как раз вследствие надуманной смелости - отрицание специфики ее истории.

После 1917 г. это приложение жанра истории идей к духовной истории прервалось. В СССР господствующие позиции заняла марксистская критика (которая могла быть и продуктивной, умной), на Западе же - советология (которая могла быть и пустопорожней, глупой). После ухода с первых позиций данных дисциплин появилась некая пустота и возник соблазн заполнять ее, можно сказать, чем угодно. Возьмут, например, исследователи тезис о том, что-де красота спасет мир, или метафору о "вечно бабьем" в русской душе - и пошла писать губерния... в основном бабьи же сплетни вместо неангажированного анализа и обоснованных выводов.

Но, слава Богу, ситуация меняется, и значимым моментом здесь можно назвать выход нескольких справочных изданий на русском языке (наиболее полным и взвешенным можно здесь считать словарь "Русская философия", вышедший под общей редакцией М.А. Маслина в 1995 г. в издательстве "Республика").

Более серьезную задачу поставили перед собой и во многом осуществили издатели, составители и авторы рассматриваемого издания. Рискнем заявить, что даже попытки нового подхода к ней заслуживают еще более высокой оценки, поэтому Лексикон, несмотря на то что ниже мы будем говорить в основном об ошибках или почти только об ошибках и упущениях, в чем-то носит нормативный характер для новых исследований в области уже постсоветологической русистики.

ФИЛОСОВ-ГУМАНИСТ КУРБСКИЙ

Следует учесть продуктивную и оригинальную форму подачи материала: в трех колонках в каждом томе приводятся одинаковые тексты соответственно на русском, польском и английском языках, а в четвертой - богатая библиография на этих и других языках. То, что Лексикон "Идеи в России" как раз многоязычное издание, особо примечательно не только в плане расширения аудитории читателей; важнее то, что формируется полиязычный дискурс в анализе рассматриваемых проблем - поэтому оно может претендовать на первую и весомую позицию в создании того, что можно назвать постсоветской русистикой. Может быть, и не в полном объеме, но на новом фундаменте. Он открывает и новые исследовательские перспективы, расширяя круг заинтересованных оппонентов за рамки профессиональных экс-советологов и узких специалистов по России, в основном филологического профиля (достаточно просмотреть многочисленные периодические издания на английском, французском и немецком языках - едва ли через номер очередное эссе о "Носе" Гоголя да "Собачьем сердце" Булгакова, работы эти нужные и интересные, в чем-то и политические - но ведь надо изучать и более глубокие темы в широких контекстах!). Это перспективы и междисциплинарного, и кросс-культурного, и компаративистского характера, что отражается, кстати говоря, и на отборе словника, и авторов из почти десятка стран, и даже в определенных несостыковках в рамках статей об одной персоналии или теме.

В Лексиконе можно выделить несколько групп статей: 1) Персоналии (около половины названий и немногим меньше общего объема Лексикона); 2) Статьи по идеологическим направлениям (в первом томе, например "Антисемитизм" и др.); 3) Статьи справочного характера (например, "Балалайка", "Герб" и т.п.); 4) Обобщающие статьи ("Древнерусская мысль", "Психология" и т.д.). Пожалуй, последние делят на три относительно равные части (по объему) остальное пространство Лексикона.

Что касается Персоналий, то весьма отрадно, что первый том открывается статьей о С.С. Аверинцеве, отечественном современном философе и культурологе, который не только смог, сумел и посмел сохранить "чуждые" марксизму исследовательские интенции, но и развить их до нового уровня. Статья показывает, в чем заключается данное развитие (правда, ее автор забыл упомянуть и о византологических исследованиях Аверинцева). Но важнее, что она содержит и сведения о месте рассматриваемого мыслителя в русле истории идей. В частности, на указание на их преемственность с А.Ф. Лосевым.

А вот места для статьи о последнем в Лексиконе не нашлось, во всех четырех его томах... Не успели? Не преуспели? Оставили для "резервного" тома, о котором заявлено в аннотации к четвертому тому? И где статья о Д.С. Лихачеве? Хорошо хоть М.М. Бахтин попал... Но в любом случае С.С. Аверинцеву, человеку, благоговеющему перед идеей культурной и идейной преемственности, вряд ли понравится отсутствие двух первых имен.

Как говорится, дальше - больше... Нет Персоналий по таким несущим в истории идей России фигурам, как Бакунин и Вернадский, Победоносцев и Радищев, Сеченов и Струве, Флоренский и Федоров... Зато есть Байрон и Александр (оказывается) Гельевич Дугин, теолог Павел Евдокимов и Николай Николаевич Страхов (1852-1928), едва ли не единственная особенность которого - его отличие от философа-почвенника Николая Николаевича Страхова (1828-1896)... И еще десятки вовсе необязательных Персоналий...

Конечно, легко объяснять да упрекать. Может, виновниками такого "наличия отсутствия" являются не издатели и составители, а не выполнившие своих обязательств авторы. Тогда рискнем предложить свой далеко не оптимистичный вариант: дайте хотя бы компиляции из русскоязычных справочных изданий! Бакунин - да разве можно представить без этой ключевой и предельно противоречивой фигуры историю не только русской, но и мировой духовной мысли!? А В.И. Вернадский, чьи идеи востребованы на рубеже ХХ и ХХI веков так же, как и почти столетия до этого? А Н.Н. Федоров, преобразивший мысль ключевых умов России, внесших в философский лексикон такие понятия, как воскрешение, востание (не восстание, а восстановление из тлена) и др.?

Есть добротная по самым высоким меркам статья о К.С. Аксакове (правда, хорошо было бы сказать хоть несколько слов о роде Аксаковых, семейно и в чем-то соборно - как и род Соловьевых - ответственного за развитие идей в России; второе "необязательное" замечание: можно было бы рельефнее подчеркнуть концепта "земли" в критике славянофилами Запада, даже с учетом того, что многие моменты данного концепта импортированы ими как раз из Запада романтического). Богатейшая библиография, добротные отсылочные статьи, живой стиль изложения, деликатный ввод таких понятий, как "мир", "община", "земля" и т.д., в английский и польский тексты и дискурсы - явное достоинство этой и ряда других статей. Но к чему столь объемная статья о Л.И. Аксельрод-Ортодокс? Ничего интересного ее творения не представляют, и заметить, что это представитель "советской философии" в ее худшем варианте, было бы достаточно.

Статья о Бердяеве состоит из двух разных частей, весьма похожих друг на друга. Плеоназмы (скрытые повторы) в этой и других статьях (например, о Шестове) плохи не только сами по себе: они еще и "сужают" пространство, нужное для представления других Персоналий. Вряд ли стоит осуждать практику "двоеавторства" (и даже "троеавторства"), но одна часть статьи определенно не должна перекрывать другую. Так, относительно Бердяева в первом определении говорится, что он - русский мыслитель, на которого (помимо прочего) воздействовала и мистика, во втором - что он просто "мистик, эклектический христианский персоналист и экзистенциалист". Наверное, лучше не разворачивать творчество Бердяева в этих направлениях; объяснения, что он русский мыслитель и публицист, достаточно. В данном случае "двоеавторство" размывает образ, в общем-то, цельного мыслителя, что ему и удалось показать в своем "Самопознании" (1949), а определение его как "мистика" как раз скрывает не столь уж значимые мистические мотивы его творчества.

И еще одно: в большинстве Персоналий слабо излагаются хотя бы пунктиры жизненного пути и духовного развития соответственно, и некоторые идейные определения "зависают". Бердяев - "мистик"... Да невозможно на историческом пространстве первой половины ХХ века быть ведущим мыслителем и мистиком, не то время, когда от злобы дня можно было отвернуться и спрятаться в мистику (можно, конечно, спрятаться и там, можно создавать мистические тексты и в тюрьме, как это удавалось Д.Андрееву - но отклика на события, значимые для жизни человечества, тогда не достичь).

Еще худшую службу сослужило "двоеавторство" в освещении такой фигуры, как Курбский. "Полководец, писатель, переводчик" - в первой части. Во второй - излишне обширной - он еще и "философ-гуманист". Не взыщите, но именовать воина и политического, как бы помягче выразиться, комбинатора "гуманистом", хотя бы даже он и противостоял кровожадному царю, - явно недостаточно. Или надо бы до беспредельности расширить содержание понятия "гуманизм", чтобы свобода выхода из-под деспотической власти во имя власти местнической совпадала с принципом свободы человека как такового. Не отнести ли тогда к "гуманистам" еще одного противника деспотии - Троцкого (кстати, заслуживающего отдельной статьи в Лексиконе: труды и идеи его достаточно оригинальны)?

При всех претензиях к авторам Персоналий отметим: одна из их заслуг в том, что они выявили и описали ряд фигур, оказавших заметное влияние на историю идей в России и в то же время мало примечаемых отечественными историками философии. В их числе Амальрик и Анциферов, П.А. Бакунин (хотя о его великом брате М.А. Бакунине статьи нет) и Библер, Гагарин и Гачев, Каменев и Кайсаров, Шмеман и Янов, ряд других. Лексикон в этом плане - весьма значимое издание, ориентирующееся на заполнение многих пустот в идейной истории России.

ОТ АНТИСЕМИТИЗМА ДО РУСОФОБИИ

Группа статей по идеологическим направлениям должна была бы начинаться со статьи об анархизме, которая есть в любом справочном издании по истории и теории идей в России, да и мира в целом. Это неудивительно: у истоков анархизма стоял наряду со Штирнером и Прудоном Бакунин, а Толстой и Кропоткин придавали ему новые импульсы; даже после революции в СССР долгое время удерживалось оригинальное течение мистического анархизма (один из представителей которого В.В. Налимов, ученый с мировым именем, умер совсем недавно). Анархизм же как умонастроение так или иначе присущ практически любому значимому отечественному мыслителю - от Аввакума до Каткова и Тихомирова (и до их обращения в консерватизм и монархизм, и после - когда в их идеях можно было обнаружить "фантомные остатки" идей анархизма). Поэтому начальными статьями из этой группы оказались "Антисемитизм" и "Антихрист".

Первая статья взвешенная и достаточно информативная, хотя надо бы подчеркнуть, что в России настроения антисемитизма были и до 1881-1882 гг. (их можно обнаружить даже в истории Древней Руси); что коммунизм числился его серьезными идеологическими противниками не только "изобретением евреев"; что у него в России, как и в других странах, были свои изощренные идеологи (достаточно вспомнить Нилуса - эти фигуры слабо прописаны, а относить их по ведомству лишь писателей явно недостаточно). Следовало бы отметить, что есть и другие национальные варианты антисемитизма и русский, пожалуй, не наихудший. Желательно бы указать и на причины выдвижения идеологии антисемитизма с маргинальных позиций в центр тех или иных дискуссий...

"Двоеавторство" статьи "Антихрист" оказалось достаточно плодотворным: в первой части обсуждались в целом философские, а во второй богословские аспекты; подробная дополнительность неизбежна в освещении столь сложной темы. Такого рода взвешенные статьи трудно найти в русскоязычных справочных изданиях.

В статье "Гражданское общество" дан срез этой идеи с 80-х гг. ХХ века. Но подобное общество было и даже получило законосообразные формы с Манифестом 1905 г. Смеем заверить, что элементы такого общества можно заметить и более чем за сто лет до указанного срока - в земстве. Дерзнем на большее: даже в светском обществе, которое столь яростно критиковалось русскими писателями, какие-то элементы данного общества наличествовали. А то получается, что гражданское общество всегда и везде было, а в России его появление связывается лишь с распадом СССР... Хотелось бы порекомендовать автору статьи "Гражданское общество" и подобных ей статей рассматривать эволюцию соответствующих идей на всем пространстве отечественной истории. (Рискну высказать свое отношение к данному понятию: на такое общество возлагаются чрезмерные упования - без конкретного анализа соответствующих социальных сил и структур и их идеологических коррелятов. У ряда политиков и мыслителей данное понятие превращается в некоторую "священную корову", а интеллигентный обыватель, услышав очередное часто полуистерическое заявление, что нет-де его и не скоро будет, сокрушается: как жить-то?.. И почему-то забывается, что ряд элементов гражданского общества, например, в Германии 1930-1940-х годов - многочисленные "ферайны"-союзы, церковные структуры и т.п. неплохо "подпирали" нацистскую диктатуру. Это не отрицание значимости идеи гражданского общества, а призыв к ее конкретно историческому анализу.)

Интересны статьи "Еретические движения", "Западничество и Славянофильство", при этом последняя отличается некой идеологической деликатностью. В статье "Коммунизм российский" сохранена историческая доминанта - в ущерб идеологической. В статьях о либерализме и консерватизме стоило бы вспомнить о таком варианте первого (а в какой-то мере и второго), как либеральный консерватизм, - ему отдавали должное Пушкин и Вяземский, Градовский и Струве.

К этой группе статей можно отнести также статьи по религиозным течениям: расколу, теософии, святости и т.д. В интересной статье о софиологии отметим, что некоторые интенции данной идеи идут не только от чистой философии, но и со времен строительства главных храмов, посвященных именно Софии, в Киеве, Новгороде и Полоцке во времена Древней Руси, а позже в Вологде и других городах. И, конечно же, следовало бы подчеркнуть, что эта идея не отброшена окончательно и современным богословием.

Отличается завидными на фоне отечественных изданий информативностью и полнотой, а также точностью оценок статья "Скифство", сопровождаемая богатыми отсылками, а также свежей и сбалансированной библиографией. То же можно сказать и о других статьях, в частности "Почвенничество", "Христоцентризм", "Православное богословие" и даже о такой "скоромной" статье, как "Русофобия".

ДУБИНА В ЧУЖОМ ГЛАЗУ

Третья группа статей носит справочно-информационный характер. Авторы - может быть, не без некоторого креативного озорства - открывают этот ряд материалов (вслед за статьями серьезными: "Алфавит" - правда, в ней семиотические аллюзии автора иногда сбивают с мыслей о роли собственно алфавита - и "Афон", правда, в ней мало говорится об интенциях Афона на отечественную духовность и после Паисия Величковского) статьей "Балалайка". "Озорство" преодолевается адекватным толкованием процесса рецепции этого символа "народности" разными государственно-ориентированными структурами (правда, вывод о балалайке как "территории" союза коммунистов и народности, конечно же, избыточен и в чем-то близок к анекдотизму). Читатель настраивается на хорошо намеченную линию и ищет такие статьи, как, например, "Тройка", "Матрешка", "Гитара", а то и "Дубина" и "Ложка"... Ведь каждому изучающему что-нибудь да сказало бы истолкование Тройки как символа, используемого не только Гоголем как движения вперед, но и Пушкиным и Толстым - как чего-то заплутавшегося (можно вспомнить и вторичное толкование Тройки прокурором из "Братьев Карамазовых" Достоевского), да и в "Мемуарах" Бисмарком, которого поразило слово "ничего", сказанное ямщиком тройки, попавшей в метель... А аллюзии Тройки с принципом троичности - и в философии, и в теологии? А Матрешка как символ загадочности русской души? А Гитара - орудие порыва к свободе и А.Григорьева, и В.Высоцкого (о первом есть статья, о втором упоминается)? Что касается Дубины, то и ей нашлось бы место в русском идейно-культурном тезаурусе как символа, гвоздившего французов в начале ХIХ века, а затем и внутренних врагов (Горький неоднократно описывал, как Шаляпин напевал беду революции своей Дубинушкой - революции, им же позже осужденной). Наконец, рецензент - с долей отчаянного озорства - поместил бы статью о ложке: музыкальном инструменте, на котором так лихо исполнял плясовые мотивы первый президент России...

То же можно сказать и о подгруппе статей о символах: Герб, Крест, Молот, Серп, Флаг и другие. На взгляд рецензента, семиотический подход в них иногда "забивает" и спрямляет некоторые смысловые нюансы, но на фоне отечественной справочной литературы такой подход все же отличается адресностью и продуктивностью.

К сожалению, не задействованы все идеи русской общественной мысли самой высокой пробы. В статье "Правда/Истина" авторы или не знают, или забыли о ключевом размежевании правды/истины и правды/справедливости, произведенном Н.К. Михайловским, которое неявно вспоминается - точнее, должно вспоминаться! - в оценке и истолковании многих феноменов российской истории ХХ века, когда попрание правды/справедливости доходило до самых нижних отметок, а с правдой/истиной никто не считался. И все же и та, и другая жила... Проигнорированы его же работы о самозванчестве, работы приоритетные (в статьях "Самозванец" и "Михайловский" эти работы не упоминаются; придется, правда, признать, что Ленин в своей критике настолько глубоко спрятал идеи Михайловского, что к ним только-только начинают подходить и отечественные исследователи, а ведь надо вспомнить, что, например, Г.Тард признавал приоритеты Михайловского в открытии законов о подражании и заражении).

Когда же встречаешь такую статью, как "Доносительство", подписанную Дж.Ф.-А.Л. и начинающуюся с полуернической фразы о России как "цивилизации" (в кавычках) доносительства, хочется сказать: господа/товарищи, не надо... Если вы немцы - вспомните не столь давнюю историю гитлерюгенда. Если поляки - не забудьте, сколько в 1939-1945 гг. погибло на вашей земле евреев от доносов. Если американцы - то разрешите напомнить, что русские ребята с брезгливостью относятся к известиям, что американские школьники со всей "честностью" закладывают педагогам тех, кто списывает... Если же авторы русские - негоже "доносить" на себя с таким рвением. Элементы, совсем даже ничтожные, советофобии и прячущейся за ней русофобии в таком издании все же излишни: они отбивают мотивацию на изучение сложной истории одной из интереснейших в духовном плане стран мира - и в последние периоды ее истории, заменяя ее манипуляциями со штампами далеко не лучшей журналистики. В статье о доносительстве указано, что доносы государственные власти России побуждали писать. Значит, народ к ним особой склонности не проявлял? Надо вспомнить и знаменитый разговор Достоевского с Сувориным, что он ни при каких бы обстоятельствах не стал доносить, если бы даже речь шла о цареубийстве...

"Географические" статьи - оригинальные и по выбору темы, и по ракурсу ее рассмотрения. Например, "Америка" - хотя в этой статье мы упомянули бы оценочные суждения "Нового света"; Чернышевским или Достоевским - Скандославия (очень удручает то, что пропущена Европа с ее "священными" для русских камнями). Их авторам удалось показать, что русские (и мыслители, и обычные люди) как-то почти физиологически ощущали родство/чуждость этих в чем-то разных идейных континентов, предпочитая им все же родную отчизну. Лексикон в этом плане дает ориентир и отечественным философам - глубже вникать в соотнесенность России с сопредельными и отдаленными землями, не столько лишь любить или ненавидеть их, сколько понимать...

ЛЕКСИКОН КАК ВЕХА

В заключение лишь коснемся группы Обобщающих статей, хотя и к ним можно предъявить немало претензий. Статья "Большевизм" рассматривает его как удавку демократии и даже социал-демократии с 1903 до 1993 г. Но, на наш взгляд, допустима и более широкая его трактовка: первым большевиком именовали Петра I. Были проявления неимпортированного большевизма в самых разных странах. В этом ракурсе данная тема в чем-то гадательная и необъятная, но если определить большевизм как политику экстремного прорыва ради интересов большинства путем его же "перековки", то его метастазы можно обнаружить не только здесь (в России) и теперь (с 1903 по 1993 г.). Ведь, кроме Петра, звания "большевик" удостоились и Гайдар, и Чубайс, и даже Ельцин. Безосновательно ли?

Более взвешенные статьи "Интеллигенция", "Народничество", против всяких ожиданий и предубеждений - "Католицизм" и "Православие". Информативна статья по психологии, правда, в ней не освещен последний этап развития этой науки и чего-то большего, чем науки. Зато статья на сходную тему - "Эдип русский" - поражает неким квазиаспирантским залихватством и жаждой разоблачительного объяснительства. Принцип самодержавия (абсолютизма - в западном варианте) вряд ли выводим только из рассуждений о комплексе Эдипа; кроме этого, в статье упоминается и сверхуважение к матери, и потеря женщины, и суждение о русской культуре как текстовой, и Лара с Комаровским, и сиротство с состраданием... Хотелось бы сказать автору: эти экзерсизы читателям и в России, и в других странах уже не в новость. Не отвергая подхода к истории России, равно как и других стран, с позиций психоанализа, напомним: анализ надо проводить куда серьезнее. Данная статья подтверждает ситуацию весьма трудной применимости психоанализа в России - даже несмотря на чуткую и первую по времени рецепцию его идей именно в этой стране.

Хорошо, что ряд данных статей завершается взвешенной работой по этике, особенно в первой ее части. Хочется обратить внимание и одобрить статью о советской философии за поистине подвижническое внимание ко всем нюансам развития философской мысли в чрезвычайно трудных условиях моноидеологического диктата.

Мы много говорили об ошибках в Лексиконе. Но главной ошибкой было бы не подготовить и не выпустить его. Ибо сообщество русистов и славистов давно нуждается в новом подходе, дистанцирующемся от советологии (кстати, потерпевшей поражение по почти всем азимутам), от агрессивной и даже стыдливой русофобии (даже изощренный академизм и глубокие познания не спасают от обвинения в ней, например, бывших соотечественников, издателей Лексикона - Бжезинского, Пайпса и других).

Лексикон - веха, указывающая неизведанные в полной мере пути новой Русистике, а у его издателей в этом плане есть все основания называть себя ее первооткрывателями.