Александр Парнис 17 июня исполняется 94-я годовщина со дня рождения В.П. Некрасова (1911-1987). Писатель прожил в эмиграции тринадцать лет, выпустил шесть книг, но преимущественно занимался журналистикой. В этом жанре он снова нашел себя. В одном из интервью, данном за два года до смерти, говорил: "Я здесь написал больше, чем за десять лет в Союзе".
Некрасов внимательно следил за всем, что происходило на родине и сразу же реагировал на это. Статья "Уничтожение и реабилитация Бориса Пастернака" автора "В окопах Сталинграда" - а это была одна из последних его статей - стала неожиданным образом пророческой. В определенной степени пафос этой статьи можно отнести к нему самому и к его судьбе. Несомненно, когда Некрасов писал об исключении Пастернака из Союза писателей, о травле поэта, организованной его соратниками по цеху, он проецировал ее на свою "историю", на свою травлю, которая с небольшими интервалами продолжалась более десяти лет, и на свое изгнание из страны.
Эта статья была напечатана 12 июля 1987 г. в нью-йоркской газете "Новое русское слово". Скорее всего, работая над ней, Некрасов уже знал о своей неизлечимой болезни, поэтому он закончил ее откровенными и пронзительными словами: "Авось мы доживем до первых номеров "Нового мира" за 1988 год, в которых, по словам Залыгина, будет опубликован "Доктор Живаго". Это будет хотя и запоздалый, но большой, настоящий праздник". Увы, Некрасов не дожил до этого праздника, он скончался через 53 дня - 3 сентября того же года.
Наиболее точно сформулировал "историю" отношений Некрасова с советской властью Андрей Синявский в так называемом "Прижизненном некрологе": "И посреди феодальной социалистической литературы первая светская повесть - "В окопах Сталинграда". Странно, что среди наших писателей, от рождения проклятых, удрученных этой выворотной, отвратной церковностью, прохаживался между тем светский человек. Солдат, мушкетер, гуляка Некрасов. Божья милость, пушкинское дыхание слышались в этом вольном зеваке и веселом богохульнике. Член Союза писателей, недавний член КПСС, исключенный, вычеркнутый из Большой энциклопедии, он носил с собой и в себе этот вдох свободы. Человеческое в нем удивительно соединялось с писательским, и он был человеком пар эксэлянс!.. Не лучше ли было там, не проще ли было бы в Киеве и окончить дни, отмеченные "Литературной газетой"?
Куда лезешь? Зачем летишь?
Глоток воздуха. Последний глоток свободы".
Александр Галич в знаменитой песне "Памяти Б.Л. Пастернака" не без иронии упоминает киевских "письменников", которые "на поминки его поспели". Никто из них не выразил своего протеста против исключения поэта из Союза писателей, и только один из них, друг автора этой песни, Виктор Некрасов, предпринял какие-то попытки вмешаться в историю с изданием в Италии романа "Доктор Живаго". Об этом он сам рассказал в публикуемой статье о Пастернаке.
Интересное свидетельство о непосредственной реакции Некрасова на "старую" публикацию стенограммы исключения Пастернака из Союза писателей, которую он по каким-то причинам раньше не видел, приводит актер Лев Круглый в воспоминаниях "Он ушел непобежденным", напечатанных в "Русской мысли" 2 сентября 1988 года: "Прошлой весной, придя к Некрасовым, мы застали его какого-то растерзанного, не совсем трезвого (хотя последние годы Виктор Платонович не часто позволял себе выпить). Он вышел к нам босой, чего никогда раньше не бывало, в руках держал с десяток страниц. "Ну как он мог это сделать? - повторял со слезами Некрасов, даже не ответив на наше "здравствуйте". - Ну эти (он перечислил ряд одиозных фамилий известных литераторов), эти - понятно, эти - хамы, но Сергей Сергеевич Смирнов! - как он мог топтать Пастернака да еще вести это собрание! Нет, вы послушайте!" - и Виктор Платонович начал читать нам стенограмму заседания писателей, требовавших изгнания Пастернака из страны".
В юбилейном очерке об А.Д. Сахарове, напечатанном в 1981 году, Некрасов писал: "Я отношусь к той редкой категории людей, которые не любят, даже побаиваются знаменитостей┘ И кусаю теперь локти, так и не познакомился - а ведь мог, мог же - ни с Борисом Пастернаком, ни с Анной Ахматовой (в первый и последний раз встретился с ней в Никольском соборе в Ленинграде, навеки успокоившейся)". Действительно, он имел такую возможность - он был хорошо знаком с сыном Пастернака Евгением Борисовичем, а с Анной Ахматовой находился даже в дальнем родстве - его матушка Зинаида Николаевна была из того же рода дворян Мотовиловых, но по тем или иным причинам не решился на знакомство. Об этом он сам рассказал в очерке "Памяти Анны Ахматовой".
Кроме того, его тетка С.Н. Мотовилова (1881-1966) в 1918 г. работала вместе с Пастернаком в библиотечном отделе Наркомпроса под началом В.Я. Брюсова. Она, как и Пастернак, работала эмиссаром отдела и рассказала об этом в мемуарах "Минувшее", которые были напечатаны в "Новом мире" за 1963 год (# 12). Однако все упоминания о Пастернаке в этих мемуарах были купированы, так как в то время цензура не позволяла упоминать его имя. В 1956-1957 гг. Мотовилова затеяла с Пастернаком переписку, в период разгара травли его из-за романа. В одном из писем к Мотовиловой он сообщал: "┘я написал Вам большое письмо об этой стороне моей судьбы, слишком подробное, наверное, по Вашей вине, потому что в такие подробности завел меня порыв моей благодарности Вам".
Через много лет я опубликовал четыре письма Пастернака к Мотовиловой в сборнике "In memoriam" (2000). Работа Пастернака в 1918 г. в библиотечном отделе Наркомпроса, ставшая поводом для его переписки с Мотовиловой, была кратким эпизодом в его жизни, но эта работа неожиданным образом отразилась в творчестве поэта. Эмиссары Наркомпроса, в числе которых были Пастернак и Мотовилова, выдавали "охранные грамоты" деятелям науки, культуры и искусства для освобождения от реквизиции государством их библиотек и коллекций, имеющих историко-культурное значение. Канцелярско-правовой термин превратился у Пастернака в метафору и стал названием его автобиографической книги "Охранная грамота" (1931). Ранее исследователи не связывали этот факт биографии поэта с метафорическим названием книги. Этим названием Пастернак утверждал право художника на свободу и независимость творчества.
Именно весной 1957 года, когда Пастернак переписывался с Мотовиловой, Некрасов в Италии встретился с первым издателем "Доктора Живаго" Фельтринелли, который передал через него письмо, адресованное Алексею Суркову. Некрасов дважды беседовал с Сурковым и пытался как-то повлиять на кампанию, развязанную против Пастернака. Об этом рассказал сам автор "Окопов" в публикуемой ниже статье, а со слов Некрасова вспоминал в мемуарах о нем поэт Лев Озеров.
Статья Некрасова "Уничтожение и реабилитация Бориса Пастернака" - это не только статья о судьбе поэта, но и в определенной мере это рассказ о себе, о надежде на собственную реабилитацию, которой он так или иначе ожидал.
