Живой язык хватает

Светлые книжки

2006 год юбилейный и для известного русского писателя Бориса Константиновича Зайцева (125 лет со дня рождения) и для Виктора Платоновича Некрасова, автора глубоко правдивой книги о войне «В окопах Сталинграда» (95 лет со дня рождения). В Киеве, в Музее Михаила Булгакова, проходит выставка В.П. Некрасова, выпущен прекрасный каталог.

В Москве в разных местах состоялись вечера памяти Б.К. Зайцева, особенно тепло и сердечно отметили эту дату в Доме-музее Марины Цветаевой. В этот дом Б.Н. Зайцев привозил Марине Ивановне дрова и продукты в тяжелые 1917–1918 годы.

Широко чествовали юбилей писателя-земляка орловцы. Общегородской вечер, научные конференции в Орловском университете и Музее писателей-орловцев – большая выставка.

Приятно и радостно сознавать, что книги Б.К. Зайцева достойно вошли в нашу духовную жизнь.

В 1926 году известный поэт русского зарубежья Саша Черный посвятил стихотворение Зайцеву по поводу исполнявшегося 25-летия со дня его литературной деятельности. Поэт пророчески писал:

Пусть его в России новой
«Нива» новая издаст┘
Пусть по русским закоулкам –
От Архангельска до Ялты,
Разлетятся, словно брызги,
Книжки светлые его┘

Зайцевские «книжки светлые» действительно разлетаются по разным городам и весям, читаются, изучаются, осмысливаются┘

Золотая часть литературы

В его рукописном наследии значительную часть составляют эпистолярии. А, как верно утверждал В.В. Розанов, письма являются «золотой частью литературы». В них отражаются взаимоотношения людей, время, события личной и общественной жизни, диалог адресатов┘

И мы видим, как сегодня популярен эпистолярный жанр, как много изданий переписки вышло за последнее время: Блок – Андрей Белый, Чуковский – Репин, Бальмонт – Шмелев, Вячеслав Иванов – Михаил Гершензон, два тома переписки Ильи Эренбурга, четыре тома писем Пастернака, три тома переписки Шмелева с Бредиус-Субботиной и т.д. И все эти издания широко востребованы читателями.

Впервые 630 писем Б.К. Зайцева, собранных по многим архивам государственным и личным, были опубликованы в двух последних томах собрания сочинений писателя (10-й и 11-й тт.), вышедших в Москве (издательство «Русская книга», 2001).

В годы «оттепели» Б.К. стал получать письма от молодых писателей и ученых из России. Так, известный исследователь творчества Хлебникова Александр Парнис (пользуясь случаем, приношу ему сердечную благодарность за любезное разрешение ознакомиться с материалами его домашнего архива), секретарь Некрасова, обратился к Зайцеву с просьбой написать о встречах с Хлебниковым. Парнис вспоминает: «Заодно я послал Зайцеву две книги Некрасова – одно из изданий повести «В окопах Сталинграда» и «Путешествия в разных измерениях» (1967), где был напечатан его очерк «Месяц во Франции». А позже я связал Б.К. с Некрасовым и его тетей (С.Н. Мотовилова (1881–1968), сестра матери В.П. Некрасова, работавшая в 1930-е годы в Академии наук, вела переписку с В.Чертковым, В.Брюсовым, Б.Пастернаком и др. – Е.Д.), и между ними возникла самостоятельная переписка»...

Борис Константинович глубоко сочувственно относился к преследуемым в России писателям и очень болезненно воспринимал ущемление свободы творчества. В очерке «Кому это нужно» Некрасов вспоминал, как «17 января 1974 года девять человек, предъявив на это ордер со всеми подписями, в течение 42 часов (с перерывами, правда, на ночь) произвели в моей квартире обыск. По окончании «увезли с собой семь мешков рукописей, книг, журналов, газет, писем, фотографий, пишущую машинку, магнитофон с кассетами и даже три ножа – два охотничьих и один мамин, хирургический»┘ «┘были изъяты, кроме моих рукописей, книги Зайцева, Шмелева, Цветаевой, Бердяева, «Один день Ивана Денисовича» (на итальянском языке, на русском не взяли), однотомник Пушкина на языке иврит (вернули), «Житие преподобного Серафима Саровского» (вернули), «Скотный двор» Оруэлла оставили себе»┘

К сожалению, письма Зайцева и его книги «Далекое» и «Река времен» постигла горестная участь. Очевидно, они были уничтожены. Это произошло уже после кончины Зайцева (он умер в 1972 году, обыск – в 1974-м). Вскоре автору «В окопах Сталинграда» пришлось покинуть родину, по которой он очень тосковал.

Старейшина русской литературы

В парижском архиве Б.К. хранятся четыре письма Некрасова к Зайцеву и одно – к его дочери Наталии Борисовне Соллогуб.

Письмо № 1 от 13 июня 1968 года:

«Глубокоуважаемый и дорогой Борис Константинович!

Получилось так, что Ваши письма попали ко мне с некоторым запозданием (я в Киеве, а Парнис в Москве), поэтому я тоже с запозданием на них отвечаю. Если случится так, что окажусь в Париже (?), я не смогу не зайти к Вам. Но если я не окажусь в Париже – как мне прочитать Ваши мемуары? Ведь Вы все-таки из ТОЙ плеяды┘

Если разрешите, обнимаю и целую Вас.

Ваш В.Некрасов».

Хорошо, что сохранились письма Б.К. Зайцева А.Е. Парнису. Вот одно из писем ему от 6 июля 1967 года:

«На этот раз пишу Вам не о Хлебникове, а о Некрасове. Вы были так любезны, переслали мне его книгу «В окопах Сталинграда», но адреса Некрасова я не знаю, поэтому прошу Вас передать ему мою признательность, вполне искреннюю, за книгу. Его имя довольно давно знаю, а читать ничего не приходилось. Должен сказать, что прочел с великим сочувствием, хотя самый жанр этих военных вещей мне не весьма близок. Другая книга о Сталинграде, кажется Симонова (?), написанная умело, оставила меня совсем холодным. А эта засела где-то в душе. Думаю потому, что тут не просто «очеркизм», записи виденного, а на заднем плане – человеческая душа, авторская (располагающая), и тогда книга становится литературой, а не журналистикой военной.

Будьте добры, передайте Некрасову, что очень рад буду видеть его у себя, познакомиться и поговорить».

Ранее Б.К. сразу же откликнулся, когда после публикации в «Новом мире» (№ 11 и 12, 1962 года) некрасовских очерков «По обе стороны океана» начались резко критические нападки на него. В «Русской мысли» (13 апреля 1963) Зайцев писал, что над Некрасовым «произведена гражданская казнь» и сравнивал это с травлей Пастернака.

Вот письмо № 2 Некрасова к Б.К. от 18 сентября 1968 года:

«Глубокоуважаемый Борис Константинович.

Очень тронуло и обрадовало меня письмо Ваше. Не ответил сразу, т.к. год нынче високосный и как-то не все ладно получается. Вот и мама моя в этом году оказалась не на высоте. Упала, сломала ногу, три месяца пролежала в больнице и вот только недавно перевез ее домой. А она постарше Вас – ей уже 90-й год. А планы на лето у нас были «волжские» – из Москвы до Ростова – с заездом в Симбирск (мамин родной город), ну и в Сталинград, хотя я без дрожи не могу подумать о Мамаевом кургане, на котором когда-то воевал и который увенчан сейчас стометровым чудищем – не знаю, видели ли Вы фотографию. Если не видели – Вам повезло.

Спасибо большое за приглашение посетить Вас – сделал бы это с величайшим удовольствием и почел бы первым своим долгом, попав в Париж, – но, увы, боюсь, не скоро это произойдет.

Хотелось мне очень увидеть еще Зинаиду Евгеньевну Серебрякову (1884–1967; русская художница. – Е.Д.), но, увы, это уже неосуществимо┘ У меня совершенно случайно оказался портрет ее работы, ранний, кормилицы. Я ей выслал неплохую цветную фоторепродукцию, завязалось после этого нечто вроде переписки, но, к сожалению, скоро оборвавшейся┘ Между прочим, выставка ее работ здесь, в Киеве, пользовалась большим успехом.

Простите за нескромный, возможно, вопрос – кого Вы выделяете из наших нынешних русских писателей? Я кое-кого знаю, даже из старшего поколения, но далеко не всех люблю. Большой мой друг И.С. Соколов-Микитов (знали ли Вы его?), <я> хорош был с К.Г. Паустовским, знаком и очень не люблю К.Федина. К молодежи я отношу всех до 60-ти лет┘

Вы сейчас старейшина русской литературы (К.Чуковский все же моложе Вас) – поэтому не откажите в просьбе «юнцу» и пришлите ему что-нибудь из Ваших (желательно любимых) произведений. Он будет Вам премного благодарен┘

А насчет «ребят» и «парней» – дело сложное. Живой язык хватает за глотку, как бы ни выглядела твоя физиономия. Мой дядюшка, например, – он живет в Лозанне, профессор геологии, тоже за 80, – все попрекает меня, как представителя нынешнего поколения в литературе, что писатели наши позволяют себе (в неполной, правда, форме) выражения, связанные с упоминанием матери – самого светлого, что есть на свете. О, Господи, если б в жизни их не было, а то┘ А вообще-то с языком у нас действительно не так уж хорошо. Думаю, правда, не только с русским. Жаргон и «словечки» заедают. К слову о жаргоне. Что Вы тогда скажете об А.Солженицыне, об «Иване Денисовиче»? Он – мой друг, к тому же человек редкой честности, благородства и смелости (не говорю уж о таланте) – поэтому Ваше мнение о нем мне было бы очень интересно.

На этом пока кончаю, чтоб не утомлять Вас. Желаю Вам всего, что можно только пожелать, – здоровья, бодрости и по возможности хорошего настроения.

Крепко жму руку.

Ваш В.Некрасов».

Чортов палец

Конечно, очень горько, что ответы Б.К. на это и другие письма погибли. На запрос о судьбе изъятого архива Некрасова было сказано, что все сожжено.

При наших встречах с Зайцевым в Париже он всегда затрагивал тему русского языка. Можно было поражаться, как, живя почти полстолетия в чужой иноязычной стране, он сохранил прекрасный, чистый русский язык. Удивительно следил за тем, что выходило в нашей стране, читал книги, журналы, газеты. Работая в архиве Б.К., я часто видела его карандашные пометы о неправильной фразе, неверном слове┘ А свое восторженное восприятие, в особенности «Матрениного двора», «Ракового корпуса» и «В круге первом» он выразил в «Письме Солженицыну», написанному в декабре 1968 года.

Следующее письмо Некрасова от 8 декабря 1968 года:

«Дорогой Борис Константинович.

Мой ответ запоздал не по вине почты, а по моей собственной неосмотрительности – повредил палец на правой руке, неудачно хлопнув дверцей такси, – и долгое время совсем не мог писать.

Ваши письма доставляют мне большую радость, но еще большую доставили б Ваши книги – ведь, кроме дореволюционного, мы ничего не знаем. К сожалению, мой приезд в Париж, намечавшийся на прошедший май, откладывается надолго, по многим причинам, в том числе и болезнью матери – в 89 лет сломала ногу и вот уже 6 месяцев лежит, пересаживаясь только в кресло к обеду и ужину. Посему я прикован к Киеву надолго. Вот если бы Вы┘ Впрочем, об этом только заикаюсь. А если б «да», то сразу же б приехал в Москву и не постеснялся бы ворваться в Ваш номер или квартиру, где бы Вы остановились.

Я всю жизнь стеснялся «знаменитостей» и так и не познакомился ни с Б.Пастернаком, ни с А.Ахматовой, ни с М.Зощенко. Паустовского знал хорошо – мы часто жили с ним вместе в Ялте, в 1962 году вместе ездили во Францию. Очевидно, тогда Вы и встречались с ним. А почему я не встретился? Или это было в следующий его приезд?

Между прочим, у меня где-то есть фотография – Константин Георгиевич и я в Авиньоне. Если Вас интересует – поищу и вышлю. Очень он хороший человек был – именно хороший. А это, увы, теперь далеко не так часто встречается. Мы с ним ездили по Провансу и тогда уж наговорились вдоволь. А ведь поездка эта была после второго его инфаркта.

О Федине я уже Вам писал – это полная противоположность К.Г. Во всем!

Жаль, что Вы не знали И.С. Соколова-Микитова. Это сейчас старейший, очевидно после К.Чуковского, у нас писатель, хотя ему только (!) 75 или 76 лет. Мой большой-большой друг! И совершенно чудеснейший человек. В юности – матрос РОПИТ-а, летчик на «Илье Муромце» в первую войну, где-то в промежутке долго жил на Афоне в Греции, потом эмиграция – Англия, Германия – возвращение на родину, путешествия – Крайний Север, Тянь-Шань etc. Прекрасный охотник и чистый, благородный (но ленивый, как и я, это он всегда подчеркивает) писатель.

Читали ли Вы его?

Еще раз простите за почерк – чортов палец.

Крепко жму руку.

Ваш В.Некрасов».

Их встреча так и не состоялась

И из последнего сохранившегося письма Некрасова Зайцеву, датированному 22 марта 1969 года, узнаем, что все-таки через оказии посланные книги доходили до адресата. Здесь, конечно, речь идет о вышедшей в 1968 году книге «Река времен», которую Зайцев передавал в Россию.

Некрасов писал: «Дорогой Борис Константинович.

Только вчера получил Ваш подарок. Почему так был долог его путь – на книге дата 27 окт<ября> 1968 года – мне неизвестно, но так или иначе книга у меня на столе. Бесконечно признателен Вам за нее и за трогательную и дорогую мне дарственную надпись. Крепко жму руку. Ваш В.Некрасов.

Р.S. По секрету – многие находят, что с Вами мы друг на друга похожи (лицом, лицом┘)».

Оба (и Зайцев, и В.Н. Некрасов) мечтали о встрече, но она так и не состоялась. Хотя Зайцев и писал Парнису, благодаря за книги Некрасова: «Как раз читаю ее и рад был бы встретиться с автором – он путешественник, соберется на Запад, пусть зайдет ко мне. Пишет хорошо. И лицо мне его понравилось на фотографии. Напишу ему самому, отдельно поподробнее впечатления от книги» (19 июля 1967).

12 сентября 1974 года Некрасов с женой Галиной Викторовной вынужденно покинули родину. Наталья Борисовна Зайцева-Соллогуб рассказывала мне, что она дружила с Некрасовыми и помогала устраивать его вечера. 29 мая 1980 года Некрасов пишет Н.Б. Зайцевой-Соллогуб:

«Дорогая Наталья Борисовна! Собирался сразу же после того вечера (вернее дня) в Консерватории написать Вам эти несколько благодарственных строк – да неожиданно уехал к другу в Германию и вот только сейчас вернулся┘

Так вот – очень-очень я тронут той заботой и вниманием, которое было уделено мне всеми «старыми» русскими парижанами и Вами в первую очередь┘ Большое спасибо. Крепко Вас обнимаю, если разрешаете.

С искренним уважением.

В.Некрасов».

Живя в Париже, Некрасов посетил могилу Зайцева на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. А теперь они встретились, так как оба похоронены на этом русском кладбище. Некрасов скончался в парижском госпитале 3 сентября 1987 года. Жизнь писателя продолжается в широко издаваемых его книгах┘