Наталья Попова
Получила от Амели Нотомб ее последний роман «Зимнее путешествие» (2009), и вспомнились встречи с ней.
Когда я ее заметила?
Давно, в самом начале 90-х, после ее первого романа «Гигиена убийцы».
Роман – от головы, придуманный, но скроен ловко, особенно для первой книги молоденькой и хорошенькой женщины. И такое зловещее, оригинальное название! Не забудешь, не спутаешь и мимо не пройдешь. Интригует!
Однако читается этот роман не очень легко, хотя и написан в форме диалогов.
Затем у этой молодой бельгийки другие книги пошли (каждый год – новая книга), но послабее первой.
* * *
В 1999 году на Книжном салоне в Париже я увидела, как бесконечной змеей вьется к Амели Нотомб длиннющая очередь поклонников, в основном поклонниц (девчушек, прижимавших к груди ее книги, было намного больше, чем юношей), чтобы получить бесценный автограф. Она сидела – такая милая, красивая, такая тихая скромница, густые черные брови с пинцетом не знакомы, косметики – никакой, длинные черные волосы очень просто зачесаны назад и подколоты на затылке, платье черное, на руках старомодные черные митенки.
Зачем ей митенки? Не сразу догадалась, что они защищают ее ладони от бесконечных рукопожатий.
Амели Нотомб у каждого читателя спрашивала имя, старательно выводила свой автограф или подписывала целую стопку книг, пожимала руки. Очень захотелось с ней познакомиться! Подожду, когда иссякнет тянущийся к ней хвост. Но он не иссякал. Тогда я щелкнула пару раз своей «мыльницей» ее склоненную над книгами головку и решила: всё, не буду больше ждать, ухожу!
И огорченная неслучившимся знакомством, на которое уже настроилась, подумала: не заглянуть ли в туалет? Выхожу из кабинки и вижу: Амели Нотомб, собственной персоной, стоит перед моей дверью и смиренно ждет своей очереди!
Увидев друг друга, мы с ней громко рассмеялись.
Вот где, оказывается, надо ловить модных писательниц!
– Надеюсь, вы не будете брать у меня здесь интервью! – со смехом сказала она.
– Нет, не буду! – успокоила я Нотомб.
Но все-таки подождала ее за дверью, у выхода.
Нового романа Амели Нотомб «Stupeur et tremblement» я еще не читала и не подозревала, до чего же символично наше с ней туалетное знакомство.
Говорили мы с Амели недолго. Я сказала, что издаю и перевожу книги с французского. На моем блокноте Амели написала имя сотрудницы издательства «Альбен Мишель», с которой посоветовала связаться. На том и расстались. Я еще раз отметила, что на ней всё черное: длинное, почти до пят, балахонистое платье и ботинки на толстой подошве.
Вскоре мне прислали по почте ее книги и последний роман «Stupeur et tremblement», который при переводе мы с мужем назовем «Страх и трепет».
Прочитала я его мигом. И сразу загорелась его перевести и издать. Маленькая такая книжечка, но сколько в ней поэзии, самоиронии и грустной веселости!
Бедная красотка Амели, которую в ее обожаемой Японии заставили целый год мыть туалеты!
Начала переписку с ее издательством, быстро обо все договорились, я подписала договор и отправила его в Париж. Но нет, издательство передумало и потребовало значительно большую сумму за публикацию этого романа. В конечном счете и это было решено: помогло посольство Франции.
Ни одна работа, наверное, не доставила мне в жизни большего наслаждения, чем перевод этой книжечки Амели Нотомб. Что я там написала на ее обложке?
Повторю, чтобы заново не придумывать:
«Вечный конфликт: Восток и Запад.
Непримиримая вражда и утонченный эротизм.
Ирония и самоирония.
Психологическая глубина и артистизм.
Поэзия чувств и философичность.
Всё это вы найдете на страницах этой книги».
А какой изумительный рисунок Утамаро нашла я для ее обложки! Японская красавица смотрится в зеркало. И этот двойной портрет великолепно отражает непримиримую дуэль, любовь-ненависть двух молодых женщин – европейки и японки – с ревнивым вниманием, словно в зеркало, всматривающихся друг в друга.
* * *
В марте 2007 года в Париже, на Книжном салоне, я легко разыскала Амели Нотомб по огромной шляпе с веером страусовых перьев, в которой она восседала на стенде своего издательства и подписывала книги. Сногсшибательная шляпа!
Но помимо шляпы бросилось в глаза и другое.
Амели изменилась.
Вместо скромной девушки в черном платье-балахоне, что с опущенной головкой несколько лет назад скромно подписывала протянутые ей книги и тихо ворковала с читателями, я увидела зрелую женщину в элегантном темно-бордовом костюме, с сильно набеленным (у нас бы сказали наштукатуренным) лицом, кровавой полосой на нем выделялись лишь губы – вопреки моде на пастельный макияж. К Нотомб тянулась, как всегда, бесконечная очередь поклонников. Перед стендом плотно сбившаяся толпа зевак наперебой щелкала Амели фотоаппаратами и мобильниками, и две издательские служащие отгоняли людей за черту и как заведенные строго кричали: «No flash! No flash!»
Писательский триумф! Вопреки отрицательным отзывам, которые стали пробиваться в прессе на ее последние книги: «Новый роман Амели Нотомб разочаровал» или «Несколько афоризмов – это еще не книга».
Но Амели Нотомб и такие оценки явно неприятны, хотя она уверяет, что критика ее совершенно не задевает. Она обожает свой успех, шум вокруг своей персоны, и она уже ни за что не согласится уйти в тень. И она знает: ее главная опора – любовь верных ей читателей. Их поклонение более надежно, чем симпатии критиков.
* * *
И она превосходно освоила беспроигрышные приемы show-women. Каких-то почитателей она обнимает, как старых друзей, при виде других громко и восторженно восклицает: «О, это вы!» Преподнесенные ей подарки радостно демонстрирует собравшейся вокруг толпе, которая лихорадочно щелкает фотоаппаратами.
Бедненько одетая пожилая полька, маленького росточка и с утиным личиком, очень долго нашептывает Нотомб на ушко свои признания в любви и выкладывает перед ней трогательные кулечки с самодельными конфетами. И Амели, после объятий и поцелуев с преданной фанаткой, всенародно с удовольствием жует эти конфеты. Ну разве можно ее после этого не любить?
В какой-то миг, в разгар этой всеобщей эйфории, с лица Амели словно сдувает счастливую, улыбающуюся маску, и я вижу мелового цвета печальное, постаревшее лицо с грубо выделяющейся красной полоской. Но длится это всего лишь миг. Через секунду печальная маска (или подлинная Амели Нотомб?) исчезает. И перед нами снова – триумфальная Амели.
Очередь ее почитателей не иссякает. Но по расписанию часы, выделенные Амели Нотомб, заканчиваются, и ей приходится уступить место другому писателю.
К моему великому удивлению, она издалека узнает меня и театрально восклицает: «Да ведь это Наталья Попова!» И в знак особого расположения позволяет мне сфотографировать себя со вспышкой.
Через год мы увидимся с ней в Москве, в Театре имени А.С.Пушкина, на спектакле по роману «Косметика врага» (который мы с мужем перевели). Приехав по приглашению издательства «Иностранка», Нотомб добросовестно объезжала редакции газет, радио и телеканалы, пожелавшие взять у нее интервью. Ей повезло на внимание наших, обычно равнодушных к книге, да и к культуре, журналистов.
* * *
В кафе «Пушкин», после спектакля «Косметика врага» в пушкинском театре. За столом – игравшие в спектакле Роман Козак, Константин Райкин, Амели Нотомб с ее спутником, завлит Оля Андрейкина и мы с мужем.
Пили водку. А ели все разное. Амели уже успела отведать в Москве борщ, он пришелся ей по вкусу, и она заказала себе большую тарелку борща.
В спутники в свое первое московское путешествие Амели выбрала молодого и забавного (любимое у французов словечко!) писателя и профессионального картежника. Сама она любит играть в карты (как и игру вообще!) – может, это и сблизило ее с этим французом? Каков он писатель – не знаю, не читала. Но карты – его родная стихия. Он не выпускал их из рук и с удовольствием, между блюдами, демонстрировал свои фокусы. Почти на всех его пальцах громоздились массивные серебряные перстни, а на указательных – перстни-футляры в форме хищных ястребиных клювов.
– Отвлекают внимание игроков во время игры, – охотно объяснил он нам свой секрет.
Обворожительная Амели, выпив водочки и справившись с глубокой лоханью борща, тоже устроила нам спектакль, демонстрируя возможности своей черной шляпы – то подгибая, то расправляя ее поля и придавая ей каждый раз совершенно новую форму. Мы все от души поаплодировали ее спектаклю. А какого артиста не вдохновляют аплодисменты? И она показала нам еще один коронный номер, который наверняка вызывает восторг у зрителей: вывернула большие пальцы на обеих руках так, что они образовали прямую линию с указательными. Мы снова с удовольствием похлопали.
В кафе я сидела рядом с Амели и добросовестно переводила ей шутливые комплименты Константина Райкина, который сидел по другую ее руку и говорил:
– Я играю Ричарда III и думал, что большего мерзавца уже быть не может. Спасибо вам, что вы создали еще большего мерзавца и подарили мне роль, которую я играю с огромным удовольствием. Но как это возможно, чтобы такая милая девушка с внешностью Наташи Ростовой сочинила такую гадость, такого мерзостного типа?!
Амели весело кокетничала и позволяла Райкину целовать себя в щечку.
В конце вечера я сказала Амели, что обиделась за русских женщин, которых она назвала некрасивыми в романе «Дневник ласточки». С обезоруживающей улыбкой Амели ответила:
– Но ведь когда я писала этот роман, я еще не бывала в России. А теперь я вижу, что у вас полно красавиц!
И она обратилась ко мне с озадачившей меня просьбой: прислать ей мою фотографию, на которой мне 20 лет. Что это? Комплимент, обращенный в мое прошлое? Или не комплимент, а совсем наоборот?
Я не торопилась выполнять эту просьбу. Тем более что фотографии за разные годы хранятся у меня в хаотическом беспорядке и рассованы по дальним углам. Я понятия не имела, где искать фотографии, на которых мне 20. Поэтому я послала Амели попавшийся мне на глаза любительский снимок, на котором мне за 30, сопроводив его открыткой с рисунком Зинаиды Серебряковой и письмецом, в котором напомнила, что жду от Амели обещанную мне новую пьесу.
* * *
Но вернусь к последнему роману Амели Нотомб «Зимнее путешествие». Как всегда во Франции, пресса, радио, телевидение щедро пишут о новой книге Нотомб и наперебой интервьюируют писательницу. Единодушные восторги, которыми критики встречали ее прежние книги, – в прошлом. Кто-то по-прежнему восхищается. А кто-то не скрывает откровенного разочарования и недовольства: «По объему (133 стр.) это не роман, а рассказ», «книжка читается за час и на следующий день забудется», «повторение уже ранее использованных тем – саботажа и самоубийства», «персонажи – безжизненны»...
Объем – конечно, не главное. «Кроткая» Достоевского, «Морфий» Булгакова – короткие вещицы, но в мировую литературу вошли навсегда.
И тема у писателя может варьироваться одна и та же – главное, как она варьируется и растет ли писатель от книги к книге, и волнуют ли они читателя.
А вот персонажи в «Зимнем путешествии» и вправду безжизненные.
И мне вспомнилось, как Набоков в стихотворении «Лев Толстой» пишет, что тот сотворил «живые персонажи» – и ведь действительно, его персонажи не только в нашу жизнь вошли, их во всем мире знают:
┘До некой тайной дрожи,
До главного добраться нам нельзя.
Почти нечеловеческая тайна!
Я говорю о тех ночах, когда
Толстой творил, я говорю о чуде,
Об урагане образов, летящих
По черным небесам в час созиданья,
в час воплощенья┘
Ведь живые люди родились в эти ночи┘
Так Господь избраннику передает свое
старинное и благостное право
творить миры и в созданную плоть
вдыхать мгновенно дух неповторимый.
И вот они живут; все в них живет –
Привычки, поговорки и повадка┘
Редкому писателю такой дар и такое счастье выпадает – бессмертные персонажи создавать.
Поэтому стоит ли всерьез пересказывать и анализировать придуманный и (увы!) невзволновавший меня роман «Зимнее путешествие» Нотомб с его схематичными персонажами?
* * *
Я увидела здесь не жизнь, а литературную игру с символическими, причудливыми именами и демонстрацией филологической эрудиции, которой любит блеснуть Нотомб. Она уже не впервые изящно обыгрывает и собственное сладкозвучное имя Амели, на сей раз напоминая, что Эйфелева башня по форме воспроизводит букву «А». Такой намек на родство с символом Парижа и Франции – это уже поэзия. Любовный треугольник, из которого не может вырвать герой свою даму сердца и слиться с ней, тоже напоминает букву «А».
Крах, любовный крах под знаком буквы «А».
Но почему столь упорно ускользающая от героя любимая женщина, странными узами прикованная к странной писательнице, страдающей аутизмом, с маниакальной настойчивостью мерзнет в ледяной квартире, ни за что не желая обогреть ее?
Мелькнула мысль: может, сама Амели Нотомб, несмотря на шумный и уже привычный успех, страдает от тайного душевного хлада, в котором никогда не решится признаться вслух?
В книге в символическом соседстве используются два слова для обозначения «путешествия» – в названии французское «Le voyage», а в тексте – английское «trip», означающее также погружение в наркотическое галлюцинирование.
Быть может, весь этот роман нужно воспринимать как авторский «trip»? Или сон? Да, зимний, холодный сон, в котором воплотились несбывшиеся жаркие порывы самой Амели Нотомб?
А ее сочинительство неправдоподобных романов – как уход в сладостное творческое галлюцинирование, подменяющее реальную жизнь?
Только зачем же самолеты взрывать? Даже во сне? Или в креативном забытьи?
 Кем он будет, следующий герой Амели Нотомб? Николай Досекин. Париж. Улица Монмартр. М., ГТГ |
Тем более что, по уверению Нотомб, «неудачной любви не бывает».
Неужели писательница заставляет это делать своего персонажа только потому, что слова «террор» и «террорист», как и «киллер», вошли в быт и не сходят с первых страниц газет? Или потому, что не получается взорвать наши сердца обыкновенной, жизненной любовной историей?
В «Дневнике ласточки» – неправдоподобный киллер, в «Зимнем путешествии» – неправдоподобный любовник-террорист.
А кем же будет следующий герой Амели Нотомб?
Она еще так молода (ведь многие писатели в ее возрасте только впервые берутся за перо), что я верю: она еще не раз удивит и взволнует меня живой историей и живыми персонажами.
И я этого очень жду!
