Маргарита Прошина
Кому из вас не являлись духи близких?..
Николай Абрахам Абильгор. Дух Кульмина, явившийся его матери. Конец XVIII века. Национальный музей, Стокгольм
Веселее времени не придумаешь! Колючий ветер немилосердно бьет в лицо, хищно кусает щеки. Сжимаясь, сутулясь, отворачиваясь от него, с трудом спускаюсь, боясь поскользнуться, на набережную обводного канала и иду в позе бурлаков на Волге мимо бывших фабричных корпусов по узкой Якиманской набережной. Дикий ветер бьется в рамы, как говорит Блажеевский. Поднимаюсь по ступенькам на Большой Каменный мост, с которого меня едва не сдувает.
Время действительно было веселое: «А что еще надо для нищей свободы? –/ Бутылка вина, разговор до утра.../ И помнятся шестидесятые годы –/ Железной страны золотая пора». Эти четыре строчки переносят меня в то время, когда и я, прикрывая лицо от секущего дождя со снегом, бежала через Малый Каменный мост, прижимая к груди бутылку портвейна и пакетик развесной пастилы, вдыхая умопомрачительный шоколадный аромат «Красного Октября», по Старомонетному переулку в Большой Толмачевский, в родную Ушинку, библиотеку, где я отработала не одно десятилетие. Бесконечные посиделки то в Замоскворечье, то на Таганке, то на Большой Бронной до утра, упоительные разговоры о поэзии, литературе, музыке, время открытий и головокружительных надежд, листочки самиздата. Да, о скуке мы не ведали, нам катастрофически не хватало времени, глаза слипались днем, а к вечеру уже было не до сна. Достать билет на балет, да еще с Максимовой и Васильевым или Плисецкой, было запредельным счастьем. Где вы, блестящие и остроумные мои друзья? Растворились… Пытаюсь вспомнить умные разговоры… Тщетно! А Евгений Блажеевский передает обстановку, настроение, аромат времени, эмоции с мастерством небожителя. Истинная поэзия бесценна своей глубиной и подтекстом!
Для меня поэзия Блажеевского стала ошеломительным открытием. Потрясающий мастер слова и рифмы жил и ходил в то же время, по тем же улицам, испытывал те же чувства, что и я. Он остановил время в вечности. Да и я веселилась с легкостью ребенка, любителя «конфет и лимонада, что мудрая свобода с привкусом портвейна возможна «на задворках сада». С тех пор в ненастную погоду я накрываюсь лоскутным одеялом воспоминаний, которые мне бесконечно дороги, и меня так же, как поэта, охватывает «безмерное чувство покоя… Огромное тихое счастье/ Сидеть в одиноком тепле/ И знать,/ Что тебя не настигнет/ Холодная дикая степь…»
Замоскворечье! Большие и Малые Якиманки, Ордынки, Полянки, переулки и переулочки, тупики, дворики и скверики – все они мне милы бесконечно. «Казалось, в Замоскворечье/ Он любит сто лет назад./ Казалось, что в комнате душной/ Сквозь этот ленивый стон, / Услышится стук колотушный…» И колокольный звон... Стою перед новыми домами, а разговариваю с их предшественниками, и они, покачиваясь, кивают мне, благодарят за память. Переливы колоколов Замоскворечья исцеляют и вселяют силы для новых дел. Для меня здесь всё родное. Стоит мне ступить в Замоскворечье, как чувство времени исчезает. Даже тень моя меняется! Захожу в булочную на Кадашевской набережной, покупаю мягкие, ароматные бублики. Усталость исчезает мгновенно, ведь я вернулась в молодость! Большая Ордынка, дом 17. Здесь жила подруга Анны Ахматовой Нина Ольшевская, мать знаменитого актера Алексея Баталова, сводного брата Михаила Ардова (священника) и Бориса Ардова (актера), последнего хозяина квартиры на «легендарной Ордынке», где в 1996–1997 годах писатель Юрий Кувалдин организовал Культурный центр Анны Ахматовой, где прошли вечера встречи с Евгением Рейном, Михаилом Ардовым, Алексеем Баталовым, Евгением Блажеевским, Татьяной Бек, Никитой Заболоцким и др.
Молодость. Где ты? Подобный вопрос я то и дело задавала себе, даже не предполагая, что поэт сохранил мою молодость в слове: «А молодость – штучка, Лолита, –/ Кивнув равнодушно душе,/ Сошла, как выходит из лифта/ Чужой/ На чужом/ Этаже...»
В то время всё было другое, и зимы и морозы в том числе. Это я бегу веселой рысцой «в морозный вечер мимо гастронома». Совершенно особый дух московских коммуналок, вот он: «Минуя долгий темный коридор,/ Войдет с тобою в комнату, где желтый/ Огонь страстей ворвется в разговор./ И ты – студент, гуляка и бездомник/ Рукой рассеешь дыма пелену,/ Чтоб трепетные груди, как приемник,/ Настроить на безумную волну.../ О, молодость!.. Давно совсем другие/ Жильцы в пристройке каменной, но вот/ Кривая тень внезапной ностальгии/ Ползет за мной от Кировских ворот...»
Не перестаю восхищаться тем, насколько проникновенно пишет он обо всех нюансах, связанных с болью, которую испытывает поэтическая душа.
 |
| Кто из вас не гонялся по Москве за собственной молодостью? Фото Евгения Лесина |
Истинный поэт всегда пребывает в состоянии противоречия с общепринятым. Ему хочется спорить со всеми. Мне это понятно, потому что он не желает идти в толпе, а жаждет нащупать свой единственный неповторимый путь. С легкой руки реализма подавляющее большинство советских поэтов копировало внешний мир, не добираясь до самих себя, до своей души, до своего собственного сердца. Они исчезли вместе с угодливой толпой старожилов. Настоящую историю пишут не по заказу и не ради вознаграждений, а вдохновением, которое есть тяжкий труд. Я так же, как поэт «От страшного поворота/ Я временем отнесен./ И что мне имбирные башни/ И мускус испанской печали,/ Упавшему в русские пашни,/ Глядящему в русские дали...» Казалось бы, что особенного: мы такое видим и о таком слышим каждый день. Но талант писателя и состоит в том, что самую обыденную историю он может представить так, будто рассказал о близких тебе людях, а порой и о тебе самом. «Сжимается шагрень страны/ И веет ужасом гражданки/ На празднике у Сатаны,/ И оспа русской перебранки/ Картечью бьет по кирпичу,/ И волки рыщут по Отчизне,/ И хочется задуть свечу/ Своей сентиментальной жизни».
Вспольным переулком я вышла к Гранатному, опасливо оглянувшись на особняк Берии и ускорив шаг, дабы меня его «ребятки» не затащили туда. «Фрагменты диалога с Антониной Васильевной» Блажеевского нахлынули на меня. Тут от дома, где жила Галина Брежнева, вышел весь в черном мессир Воланд и сказал: «Мадам, не бойтесь, вы под моей охраной».
Стихотворение «Встреча» и поражает меня ударом тоски. «А что мы в сущности знаем –/ Любители сделать дыру/ В картоне,/ В своем виске/ Или в глазу соседа,/ Или пальцем – в песке?..»
Время складывается днями. За стенами родного дома рушится мир, уходят в небытие близкие люди. Черные стенные часы башенным боем продолжают свой ход. «Обратно листаются годы,/ И вдруг понимаются как/ Российская сущность свободы –/ Распад, растворение, мрак...»
Тревожные ожидания сменяют события, уничтожающие островки надежды, часы же, по счастью, совершенно бессмертны. Люди не хотят или боятся слышать правду о том, что настанет время, когда власти кесарей не будет над людьми. «Сегодня проносятся бесы/ Над мокрою мостовой./ Мой город, без интереса/ Расстанемся мы с тобой./ Метель окружает, свищет/ С пронзительною тоской./ Незримое пепелище:/ Козицкий... Страстной... Тверской...»
Прощание с любовью, расставание людей, любивших друг друга когда-то. Она стирает слезу со щеки, а он признает, что они оба виноваты перед Богом. Но я не уверена, что они осознают это. Как можно осознать вину перед тем, кого не знаешь?! Путают его с церковью. Если Бога нет в душе, то его нет и в церкви. Но церковь есть лишь помещение для исполнения веками установившегося канона литургии. Любовь – дар судьбы, испытание. Ее нужно хранить, оберегать, в противном случае она выцветает, увядает, исчезая, как стрекоза с наступлением осени. Любовь ушла, пришла беда. Остается лишь печаль сожаления. А вокруг так же, как при первом поцелуе, листва шумит, слышны детские голоса, но не их детей. Люди влюбляются по-прежнему, верят в свои чувства, а для кого-то любовь исчезла, как будто бы ее и не было на свете. Всего в восьми строках поведал нам грустную историю утраченной любви Блажеевский в своем щемящем мое сердце стихотворении «Прощай, любовь моя, сотри слезу.../ Мы оба перед Богом виноваты,/ Надежду заключив, как стрекозу,/ В кулак судьбы и потный, и помятый./ Прости, любовь моя, моя беда.../ Шумит листва, в саду играют дети,/ И жизнь невозмутимо молода, / А нас – как будто не было на свете...»
Как часто мы бросаем друг другу слово «привет», и как оно радует. Ничего особенного в нем нет, легкое слово, но поднимает настроение у меня всегда. Это как поздравительная открытка, сам факт получения которой говорит о том, что тебя не забыли. Прежде при случайной встрече старых знакомых я передавала приветы в прошлую жизнь. Сегодня нет преград для виртуальных бесед и встреч, все просто – пиши в любой уголок земли и тут же получай ответ. Звони по телефону, встречайся по скайпу. Незаметно понятие «далеко» для меня исчезло. Скучаю, достаточно одного клика мышкой, и друзей моих прекрасные черты появляются на мониторе. Но чувство одиночества усугубилось, как это ни странно лично для меня. В этом нет ничего плохого, но я чувствую, что всё больше окружающих меня людей довольствуются виртуальными приветами. Все меняется, время ускоряется, хочется крикнуть строчкой Блажеевского: «Эй, что там у нас впереди?», но «за спиной лишь ветер да поле».
Вновь и вновь звучит в душе моей заключительный, кольцевой сонет Евгения Блажеевского из венка сонетов «Осенняя дорога» в проникновенном исполнении Нины Шацкой на музыку Александра Подболотова. Какая глубина проникновения в суть души человеческой! Осень наступает вдруг. Однажды ты понимаешь, что впереди у тебя осталась только зима. Жизнь промелькнула, как одно мгновенье. Пора идти к святым местам, переосмыслить прожитую жизнь. Признаться себе в том, что судьбу изменить нельзя. Эх, молодость! Беспечность пронеслась и исчезла вместе с несбывшимися надеждами. Я переживаю печальный жизни путь вместе с поэтом. Повторяю, как заклинание, слова:
По дороге в Загорск понимаешь невольно, что осень
Растеряла июньскую удаль и августа пышную власть,
Что дороги больны, что темнеет не в десять, а в восемь,
Что тоскуют поля и судьба не совсем удалась.
Что с рожденьем ребенка теряется право на выбор,
И душе тяжело состоять при раскладе таком,
Где семейный сонет исключил холостяцкий верлибр
И нельзя разлюбить, и противно влюбляться тайком...
По дороге в Загорск понимаешь невольно, что время –
Не кафтан и судьбы никому не дано перешить,
Коли водка сладка, коли сделалось горьким варенье,
Коли осень для бедного сердца плохая опора...
И слова из романса: «Мне некуда больше спешить...»
Так и хочется крикнуть в петлистое ухо шофера.
«Осенняя дорога» Евгения Блажеевского – это дорога покаяния, исповедальная дорога. На протяжении всей жизни и мне часто хотелось спрятаться от леденящего ветра окружающего мира в уютной «берлоге», скрыться от скучного «ничтожества быта». Чувство вины, постоянно тревожащее душу, не дает покоя. Как точно чувствует и передает интонацию поэта Нина Шацкая! К святым местам шли паломники. И я пошла за ними, повторяя бесконечное количество раз: «Мне некуда больше спешить...»
В мире Евгения Блажеевского присутствует врожденная духовная поэтическая чистота, присущая классическим писателям. Поэт пишет так, словно на страницах бьется его поэтичное сердце, покоренное красотой явления на свет Божий только для того, чтобы быть художником в самом широком понимании этого слова. Его поэзии свойственна особенная доверительность: «Мне снилось, что с тобой,/ Моей подругой ранней,/ На невских берегах/ С приятелем гостя,/ Я встретился опять,/ Почти что как в романе,/ И если подсчитать –/ То двадцать лет спустя…»
Не перестаю поражаться философской глубиной стихотворений Евгения Блажеевского! «Свободы нет,/ Но есть еще любовь/ Хотя бы к этим сумеркам московским,/ Хотя бы к этой милой русской речи,/ Хотя бы к этой Родине несчастной/ Да, есть любовь – /Последняя любовь…» Поражаюсь звучанию обычных слов!
Блажеевский настолько погружается в создаваемое произведение, что слова искрят, как оголенный электрический провод. «Сознанье распадалось на куски:/ По черепку, по камню, по осколку.../ Беспамятство мое страшней тоски,/ Которую приписывают волку…/ И к сердцу подступает пустота/ Большая и ритмичная, как море./ И, словно рыба, судорогой рта/ Хватая воздух, выдыхаю горе...»
Смысл нашей жизни – любовь. Особенно остро ее чувствуют и передают поэты, лирика ведь, по сути, вся держится на душевных переживаниях, связанных с этим поэтическим чувством. Было начало октября, справа – море, слева – горы. Неспешно плыли облака, и мне казалось, что рядом, буквально в двух шагах, ждет меня судьба. Солнце светило прямо в глаза, как выяснилось потом, мы ехали в одном вагоне, она – в первом купе, он – в последнем, и увидели друг друга только на перроне. Поезд прибыл в южный город. Я спиной почувствовала его обжигающий взгляд, оглянулась, молодой человек с нескрываемым интересом смотрел на меня. «Благословенна память,/ Повернутая вспять./ Ты будешь больно падать,/ Да редко вспоминать…/ Лишь память о хорошем,/ О том,/ Что стало прошлым,/ О нежности,/ Которой/ Еще принадлежу,/ О голосе любимом,/ О том,/ Что стало дымом,/ Необъяснимым дымом,/ Которым дорожу...» Перед моими глазами неожиданно открылся берег моря, залитый мягким, ласкающим солнцем.
Подруги предпочитают отдыхать в теплых странах, в которых можно бросить свои тела на пляже и не вставать недели две. Затем рассказывают об этом упоенно, не давая вставить слово. А мне приятно съездить на Рождественский бульвар, зайти в величественный храм Сретенского монастыря, помолиться и поставить свечку во славу великой русской литературы, в том числе за Евгения Блажеевского. Посидеть на скамейке, повторяя вновь любимые строки:
Я и так понимаю, и без дележа
На секунды, что жизнь бесконечно гонима
По скрипучему кругу слепых лошадей,
Но не будет в скитаниях точки последней.
И не надо пугать одиноких людей,
Забегая вперед и толкаясь в передней…
Жить в театре жизни невыносимо. Хорошим, добрым людям в этом страшном мире жить вообще невозможно. Но они живут, терпят. Добрые, светлые люди вынуждены выживать в серой беспросветной жизни. «…Не избежать полезного труда/ Ни гению, ни птице, ни сатрапу./ Чудовищу я пожимаю лапу/ И понимаю: больше никогда/ Не насладиться, не опохмелиться,/ Не распрощаться – ты попал в загон./ И нечем человеку расплатиться/ За эту плоть, за молодость, за кон...»
Я вижу Евгения Блажеевского на углу Бронной, живого, и слышу его слова: «Я обернулся. Жизнь моя/ Напоминает скомканный платок,/ Потерянный прохожим возле урны./ Не надо врать и становиться на котурны,/ На них не перейти бушующий поток/ И не спасти сомнительное «Я»./ Что делать, если суть искажена/ И трудно мне на переходе этом/ Из мрака в темноту... До новой жизни/ (она случится, но в другой Отчизне)/ Довольствоваться буду слабым светом/ И степью, что ветрами сожжена».
Тело его давно уже лежит на Троекуровском кладбище. Жизнь промелькнула, как одно мгновенье. «Беспечно на вещи гляди…» – говорил он. Беспечность пронеслась, оставив нам воплощенную в Слове душу поэта. Вместе с ним я переживаю печальный жизни путь. Поэзия Блажеевского – это дорога покаяния, исповедальная дорога. На протяжении всей жизни и мне часто хотелось спрятаться от леденящего ветра мира. Чувство вины, постоянно тревожащее душу, не дает покоя. «Дается с опозданьем часто,/ С непоправимым иногда,/ Кому – взлохмаченная астра,/ Кому – вечерняя звезда./ Воздастся с опозданьем вечным/ Художнику за то, что он/ Один в потоке бесконечном/ Был для потомков почтальон».
Небо отражалось в реке. Своего отражения я не видела, несмотря на то что старательно вглядывалась в зеркальную гладь. При этом я не испытывала ни тревоги, ни страха, наоборот, я жаждала чуда, прислушиваясь к хрустальному перезвону, который доносился с зеркального неба. Вдруг передо мной возник легкокрылый ангел. Сначала я увидела его пристальный, внимательный взгляд, потом проявилось его мерцающее тело и пушистые, как облака, крылья. Я растерялась и не смогла выговорить ни единого слова. Блажеевский ласково коснулся моего плеча и воспарил.
