Слава Сергеев
|
|
Революционных демократов раздражало либеральное барство Тургенева. Братья Курнаковы. Портрет И.С.Тургенева. 1968. Репродукция © РИА Новости |
Мы воспользуемся этим перерывом и, пока он длится, попробуем разобраться, из чего, из каких впечатлений возник этот роман, почему он так вечно современен (а он всегда современен, особенно сегодня), но сначала немного поговорим о его историческом фоне и контексте, потому что не сказать об этом нельзя. 1861 год – это год исторической реформы в России. И когда в работе Тургенева над книгой наступает пауза, высочайший Манифест об отмене рабства был произнесен буквально две недели назад. Может быть, именно это событие и послужило подлинной причиной остановки в работе. Но об этом чуть позже.
Обстановка в обществе была накалена, и вечные спутники несвободы, страх власть имущих и неимущих перед будущим, злость, взаимное недоверие и общественный раскол достигают своего апогея и этим сильно напоминают нынешнее время. Отмена крепостного права и изменение основанной на нем политико-экономической системы назрели давно, но оттягивались и не происходили 30 лет, сдерживаемые полицейской «стабильностью» режима Николая I, доведшего страну до позорного поражения в Крымской войне 1853–1856 годов. Накануне знаменитого манифеста напряжение в обществе достигло почти максимума. Интересно, что, как любая верхушечная реформа, реформа 1861 года была половинчатой, правительство Александра II было вынуждено лавировать, идти на уступки «консервативной партии», яростно сопротивлявшейся отмене рабовладелия (еще бы – дармовой труд!) и, кроме того, очень закрытой: судьбу многомиллионной страны, по сути, обсуждали и решили три-четыре десятка человек, информацию заменяли слухи и газетные статьи разного идеологического направления.
Напряжение, расходящееся, как круги по воде, конечно, достигло имения Тургенева в Спасском и, несмотря на проведенные писателем преобразования, коснулось и его. Оброк не платили, управляющий, похоже, жульничал, крестьянскую скотину регулярно ловили в господском лесу, moujiks ссорились, хамили барину и дрались между собой… Так что жалобы Николая Петровича и сарказм Базарова по поводу «прогрессивных преобразований властей» и связанных с ними надежд Тургенев взял не из русских газет, поступавших в Париж, как иногда, увы, приходится слышать.
Но все это фон, дальний план начинающейся непогоды, тучки на горизонте, через недолгие (или долгие) 57 лет превратившиеся в «торнадо», которое сметет, разрушит до основания величественное здание Российской империи в варианте Петра Великого и последующих Романовых. Причем действие романа происходит на фоне необыкновенных красот русской равнины, которой, как известно, абсолютно все равно, что происходит у человеков…
Около 60 лет для истории срок небольшой, но для человеческой жизни немалый, поэтому прекратим вглядываться в горизонт, поменяем подзорную трубу на увеличительное стекло и резко увеличим резкость. Наша любимая тема – биография и прототипы. Итак, что предшествовало началу работы над «Отцами и детьми»? В письме к графине Ламберт упоминается дочь Тургенева, Полина. В августе 1860 года, в момент написания письма ей было 14 лет – это подросток, девочка в переходном возрасте. Скажем о ней несколько слов. Полина (Пелагея) Ивановна Тургенева родилась в 1846 году в Спасском – имении матери Тургенева, у вольнонаемной работницы Авдотьи Ермолаевой, с которой у Тургенева был недолгий роман еще до знакомства с Полиной Виардо. В одном из своих писем Иван Сергеевич довольно трогательно описывает это чувство. До семи лет девочка воспитывалась в имении матери Тургенева, потом была вывезена им за границу и поселена в доме Виардо в поместье Куртанвель, где та воспитала ее как родную дочь. Мемуаристы, однако, пишут, что до вывоза за границу положение ее было довольно сложным. Когда Полина жила в Спасском, бабушка периодически звала ее в дом, но именно периодически, и именно звала – основное время ребенок жил с матерью на положении незаконной дочери прислуги, где дворня называла ее «барышней» и… заставляла таскать тяжелые ведра с колодца. Разумеется, такое детство не могло не запомниться. Кроме того, скорее всего девочка понимала или ей даже рассказали, кто «виновник» ее двусмысленного положения. Такая обида не сглаживается никогда. Однако, поскольку высказать ее прямо ребенок не мог, это проявлялось косвенно – в подростковом несогласии и воинственном неразделении интересов отца. Интересно также, что Полина Ивановна не говорила по-русски и «не понимала» на нем ни одного слова. Интересный случай вытеснения, как сказали бы сегодня, поэтому мы и поставили кавычки – ведь она провела в России детство. Разговоры и нескладывающееся общение с Полиной, возможно, стали одной из подспудных пружин книги о конфликте поколений, что отражено в названии.
Но, на наш взгляд, главная, если не движущая сила романа, его эмоциональный катализатор – это конфликт из творческой жизни Тургенева – его отношения и последующий уход из редакции знаменитого в то время журнала «Современник», возглавляемого гениальным русским поэтом Николаем Некрасовым. Нужно сказать, что изменение этих отношений, долгое время бывших очень близкими, настолько близкими, что Тургенев бывал в редакции почти ежедневно и просиживал в доме у главреда Некрасова по несколько часов, довольно болезненно воспринимались обоими писателями. Связано и началось это с приходом в «Современник» в 1855–1856 годах «новых людей», «новых» в прямом и переносном смыслах: двух Николаев, двух замечательных русских критиков и мыслителей – Николая Чернышевского и Николая Добролюбова – и кончилось критическим отзывом Добролюбова о романе Тургенева «Накануне» в весеннем «Современнике» 1860 года.
Наше время приучит ко всему, но, согласитесь, неприятная история для XIX века с его понятиями о дружбе и чести. Опубликовали вы, допустим, роман или повесть, а в журнале, с которым сотрудничали долгие годы, дружили, были членом редакции и с которым даже имели долгое время эксклюзивный договор, появляется на этот роман или повесть даже не вежливо прохладная, а резко критическая статья. Да еще написанная молодым критиком, который работает в журнале без году неделя… Этим критиком, как мы только что сказали, был Николай Добролюбов. Любопытна история их расхождения, ведь каждую плохую или хорошую рецензию на «современную литературу» пишет человек, а не фея или, скажем, ангел, и в поздних воспоминаниях бывшего завотделом критики «Современника», мученика русской литературы Чернышевского («мученик» говорим без всякой иронии), есть об этом интереснейшие страницы. Начиналось все очень безобидно. Как пишет Чернышевский, когда Добролюбов начал работать в «Современнике», Некрасов очень помог молодому провинциалу в устройстве бытовых дел. Он увидел, что Добролюбов живет в сырой и неудобной квартире, и уже через день (!) со свойственной ему деловой энергией нашел Добролюбову очень неплохое жилье, хотя и на черной лестнице журнала «Современник». Не будем искать здесь никаких метафор, дорогой читатель, так как если они есть, то они не очень веселы… Главное – это было удобно, так как работа редакции в основном происходила в огромной квартире Некрасова, и там такие разные люди, как Добролюбов и Тургенев, который, как мы писали, тоже бывал у Некрасова почти ежедневно, – встречались. На этих встречах все и началось.
Тургенев очень любил разговоры (поэтому в его романах так много говорят) и получал от них явное удовольствие. Добролюбов же, обладавший «холодным и замкнутым характером» (отзыв писателя Дмитрия Григоровича), наоборот, разговоров не любил, или ему не нравились разговоры именно с Тургеневым. Возможно, его как человека небогатого, сына провинциального священника раздражало либеральное барство Тургенева. И однажды, когда Иван Сергеевич в очередной раз подсел к нему пообщаться, Добролюбов резко сказал что-то вроде «пожалуйста, оставьте меня в покое»… Заметьте, без всякого повода, на ровном месте, мы бы сказали, по-базаровски. Тургенев обиделся, отошел, но через несколько дней, будучи человеком дружелюбным и очень мягким, опять заговорил с Добролюбовым, видимо, решив, что у того, как у всякого любителя свободы, бывают «сложные дни»… ну, почти как у дам. Добролюбов молча встал и вышел. Естественно, отношения испортились, и, как ни странно, никто из общих знакомых или главреда Некрасова не пытался их улучшить и помирить писателей. Сказать: «Николай Александрович, перестаньте по-хамски вести себя с моим старым другом; Иван Сергеевич, не обижайтесь, сами понимаете, молодой и горячий, повзрослеет – может быть, пройдет». Никто этого не сказал. Это было в 1858 году. Идем далее.
Далее, если быть кратким, все происходило так: у Тургенева есть роман «Рудин», вышедший в 1856 году, в котором он, как полагают, довольно критически изобразил великого русского революционера Михаила Бакунина. То есть изобразил-то он его как увидел, это же такое дело – писатель, и даже по совету друзей убрал из романа особенно резкие места. Но с точки зрения многих демократов, это была «критика». (Кстати, первый раз этот роман был опубликован не где-нибудь, а в «Современнике».) И вот прошло почти три года, и в 1859 году в безобиднейшей с виду и анонимной (!) рецензии на русский перевод рассказов американского романтика Натаниэля Готорна появились очень резкие слова о «Рудине». Казалось бы – где Готорн, а где «Рудин»? В огороде бузина, а в Киеве дядька. Тургенев решил, что это Добролюбов, и обиделся еще больше… Но «Готорн» – это были цветочки. Через год, в 1860 году, когда вышел «Накануне», пошли ягодки – тут уж выпалили из всех стволов. На роман в «Современнике» сардонической, умной, знаменитой, но, честно говоря, не очень справедливой статьей «Когда же придет настоящий день?» откликнулся и угадывать не надо кто – молодой сотрудник отдела критики Николай Добролюбов. Угадывать не надо – потому что роман вышел в январском и февральском номерах умеренно консервативного журнала «Русский вестник» за 1861 год, а уже в конце марта того же года огромная, многостраничная статья Добролюбова была сдана в печать. То есть критик будто ждал выхода романа – аки рыкающий лев в кустах…
Разыгралась целая интрига. Произойди такое сейчас – все бы сказали «спецоперация», но тогда у людей были симпатии и убеждения, так что конспирологическую версию предлагаем оставить и следы Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии в этом анекдоте не искать… Рассказываю. Узнав о готовящейся статье от… цензора (не усмехайтесь), Иван Сергеевич письмом попросил Некрасова статью снять. По словам тогдашней гражданской жены Некрасова, красавицы Авдотьи Панаевой, Некрасов по мартовской грязи помчался к Тургеневу в гости, но не застал, написал горячее письмо и статью снять отказался. Как сказали бы сейчас – «ничего личного, только бизнес». В ответ Тургенев прислал записку «или я – или он!», а когда ему снова отказали, хлопнул дверью – вышел из редакции.
Дополнительную прелесть ситуации придает то, что статья Добролюбова подверглась цензурной правке и вышла в «Современнике» сильно измененной – а доцензурная рукопись, на которую так обиделся Тургенев… пропала. Детектив, господа и дамы, чистый детектив – продаем сюжет в Лондон, господину Фандорину и Компании. Да… о чем мы? Какой Лондон? Где я?.. За окном – snow Moscow 2021. Все в масках… Так вот, из редакции вышел. Выйти-то вышел, но обида, естественно, осталась – куда ее денешь? Потому что, повторяем, даже послецензурный вариант статьи Добролюбова написан очень сильно, хотя, на наш взгляд, – несправедливо, не про роман. Про жизнь. Но эта статья – отдельная тема.
В своих поздних письмах и даже литературных воспоминаниях Тургенев отрицал связь персонажа Евгения Базарова и реального критика Николая Добролюбова, указывая как на прототип на некоего полумифического провинциального «доктора Д.», которого он якобы встретил в зимнем поезде, застрявшем в снегу на дальнем полустанке. Доктор не узнал его, они долго говорили, etc., etc.; но в августе 1860 года, еще до письма Евдокии Ламберт, на английском острове Уайт, где писатель любил отдыхать в конце лета, был составлен «формулярный список действующих лиц новой повести». Его обнаружили английские агенты… тьфу! – историки и любители русской литературы. В нем написано ясно: «Евгений Базаров – смесь Добролюбова, Павлова и Преображенского. Нигилист. Самоуверен, говорит отрывисто и немного. Работящ. Живет малым, доктором быть не хочет, ждет случая. Умеет говорить с народом, но в душе его презирает». Узнаете? Исчерпывающая характеристика будущего литературного героя. Преображенский – литератор, приятель Добролюбова, усиленная его копия, «Добролюбов в квадрате», Тургенев встречал его в «Современнике»; Павлов – мценский помещик, знакомый Тургенева и друг Салтыкова-Щедрина, очень острый на язык человек, абсолютный атеист – впрочем, сие не было редкостью и в то время… Конечно, их черты отразились в Базарове, но первыми в списке названы не они.
Добавим, что кроме личного несовпадения (или неприязни) между Тургеневым и новыми сотрудниками журнала «Современник» были разногласия идейно-поколенческого плана. Молодые революционные демократы обвиняли русский дворянский либеральный «резистанс» николаевского времени в соглашательстве с режимом и пользовании его благами. У них даже эмигрант и издатель вольного «Колокола» Герцен попал в «соглашатели». Что, конечно, было несправедливо и глупо – Герцен был «осужден» на пожизненную эмиграцию, а тот же с виду благополучный Тургенев в 1852 году был арестован, провел месяц в тюрьме и полтора года под домашним арестом, в имении, за совершенно невинную статью… памяти Гоголя. Конечно, все это покажется ерундой по сравнению с чудовищной судьбой Чернышевского (7 лет каторги и 13 лет ссылки), но мериться шрамами и синяками – смешно.
Любопытно, что идейные разногласия между революционными демократами и либералами остались и после личной, полулегальной встречи Герцена и Чернышевского в Англии в 1859 году – специально организованной для того, чтобы эти разногласия снять (ведь смешно, когда «Колокол» ругается с «Современником»). Так что сегодня в распрях «оппозиции» ничего нового мы, господа и дамы, увы, не увидим… Кстати, перелистывая роман, мы подумали вот что. В сегодняшней России слово «либералы» стало почти ругательным, особенно среди сторонников нынешних властей. Их обвиняют во всех смертных грехах и не шпыняет только ленивый… А зря. «Либерал» в русской истории и литературе – сторонник постепенных, медленных и мирных изменений в обществе, сторонник диалога. (Правда, для диалога нужны как минимум двое – это тоже верно.) Русская классика и история учат, что борьба с либералами приводит не к победе «государственников» и «консерваторов», а к выходу на историческую сцену их настоящих противников – «революционеров». И не то чтобы мы имели что-то против «революционеров», это идейные, смелые и бескорыстные люди, но только деятельность их в России при самых лучших намерениях уже дважды приводила к катастрофическим последствиям для так называемого «маленького человека»… Но мы все время отвлекаемся, господа и дамы, а пишем всего лишь о позапрошлом веке.
Так вот, в позапрошлом веке, а именно в конце июля 1860 года, в Лондоне, в одном из кафе в районе Риджент-Сквер Герцен рассказывал Тургеневу, с которым давно дружил, о встрече с Чернышевским. «Своим тоном они могут довести ангела до драки, – говорил Герцен, – но ведь они – такие, как мы, лишние… Они продукты последнего, самого мрачного периода Николая I, они не могут отделаться от его желчи и отравы. Это люди озлобленные, больные душой, зачахнувшие от вынесенных оскорблений николаевских времен…» «Невскими Даниилами» назвал их Герцен… Так что слова Павла Петровича Кирсанова о том, что «эти господа ангела выведут из терпения» почти документальны. Разговор двух друзей был долгим, и после него, уже в августе 1860 года, Тургенев обдумывал план нового романа, героем которого должен был стать «желчевик» – так записал Тургенев остроумное словечко Герцена…
В финале мы выполняем обещание, данное в начале нашей статьи, – излагаем свою версию причин творческой паузы в работе над «Отцами и детьми», возникшей ранней весной 1861 года и закончившейся только с временным возвращением Тургенева в Россию в мае того же года. Представьте, что сегодня, сидя в небольшой квартире в городе Париже на рю Риволи, вы пишете роман о… например, необходимости свободных выборов в России. А что – актуальная тема!.. Пишете, ваши герои спорят, кричат друг на друга, ночами вы за письменным столом разговариваете сами с собой, жена давно перешла на беруши, соседи смотрят сочувственно – и вдруг из России приходит известие, что ближайшие выборы будут свободными. К ним будут допущены все – и чуть ли не само Первое лицо публично обещало наблюдать за этим… И как вам продолжать свой роман после этого? Почти невозможно… То же самое произошло с Тургеневым в марте 1861 года.
Однако, вернувшись в Россию после выборов, в которых (помечтаем) участвовали если не «все», то очень многие, растроганно всплакнув на груди московских друзей при виде Григория Алексеевича Явлинского, ставшего лидером думской фракции и дающего большое интервью Первому каналу, вы едете домой, в *** Орловской области, и очень быстро не то что видите – а даже чувствуете, что жизнь там не изменилась. Просто совсем. Так уже бывало… И вы снова садитесь за свой роман. Только переносите время его действия на пару лет назад – до всех этих бурных московско-петербургских событий… Что и сделал Тургенев.
комментарии(0)