Долой клеветнические книги!

Ильф и Петров – блестящий, но, увы, недолгий тандем. Фото Елеазара Лангмана

Одним из первых декретов Совета народных комиссаров от 27 октября (9 ноября) 1917 года, был Декрет о печати, который объявил вне закона «буржуазную прессу». Тем самым вводя новую – большевистскую цензуру.

Слово, как и в XVIII веке, приравняли к делу – более того, декрет о «слове» приняли ранее декрета о «деле» – ВЧК была создана 7 (20) декабря. Через год с оппозиционными изданиями было покончено. Одновременно были закрыты все частные издательства. Над литературой был установлен тотальный контроль – 6 июня 1922 года был создан Главлит (Главное управление по делам литературы и издательств), которому и доверили следить за словом – разрешать полезное режиму, запрещать вредное. Причем что полезно, что вредно – менялось с линией партии. В конце 1920-х – начале 1930-х годов Главлит дал разрешение на публикацию романов Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», в конце 1940-х книги были объявлены «клеветой на советское общество» и на них был наложен запрет.

Одесский «лорд»

После Гражданской войны бывший статистик Илья Файнзильберг, впервые узнавший страх смерти в боях с Деникиным, в мирной жизни, когда страх улегся, устроился бухгалтером в одну из многочисленных одесских контор и начал считать чужие деньги. Но занятие показалось скучным, он его бросил и ушел в журналистику. Вскоре, почувствовав в себе поэтический дар, короткие заметки забросил и стал сочинять стихи. Когда понял, что, кроме литературы, другого пути нет, пришел с ними в «Коллектив поэтов», в котором уже состояли Багрицкий, Кирсанов (вскоре станут известными поэтами), Олеша, Катаев (вскоре станут замечательными прозаиками). Нина Гернет (она станет драматургом), вспоминала: «…худой, высокий Ильф обыкновенно садился на низкий подоконник, за спинами всех. Медленно, отчетливо произносил он странные, ни на кого не похожие стихи: «Комнату моей жизни/ Я оклеил воспоминаниями о ней...» Друзья называли его «наш лорд», может быть, потому что и своим костюмом, и изысканными манерами он походил на лондонского денди, хотя и относился к себе с легким чувством иронии.

Когда он работал журналистом, то часто подписывался «Илья Ф.», «ИФ», «Фальберг», когда начал писать прозу, придумал себе псевдоним – Ильф. «Это эксцентрическое слово, – вспоминал Юрий Олеша, – получалось из комбинации начальных букв его имени и фамилии. При своем возникновении оно всех рассмешило. И самого Ильфа…» Так или иначе, но псевдоним получился коротким, звучным, запоминающимся. С ним и вошел в советскую литературу.

Одесский «пинкертон»

Евгений Катаев, прежде чем стать Евгением Петровым, успел походить в «заговорщиках» (его и старшего брата Валентина в начале 1920-х арестуют за «участие в антисоветском заговоре», но обоим повезло – выручит знакомый чекист Яков Бельский). Старший вскоре переберется в Москву и станет известным писателем, младший, скрыв свое пребывание в тюрьме, исполнит свою мечту (с детства зачитывался книжками о Нате Пинкертоне) – сумеет устроиться не куда-нибудь, а в знаменитый одесский УГРО и начнет ловить бандитов, наводивших страх на родной город. Работал на совесть, ликвидировал банду конокрада Орлова, прочую уголовную шпану и через некоторое время считался уже одним из лучших оперативников в Одессе.

Когда уйдет в литературу, чтобы не быть тенью старшего брата, честолюбивый младший начнет подписывать все, что выходило из-под его пера, псевдонимом «Евгений Петров». Виктор Ардов, хорошо знавший братьев, вспоминал: «…по щепетильности своей Евгений Петрович полагал нужным уступить свою настоящую фамилию старшему брату, В.П. Катаеву, который в то время «завоевывал» Москву смелой поступью многообразного и сочного дарования».

Место встречи

И Ильф, и Петров приедут покорять Москву в 1923 году. Пути земляков пересекутся в газете «Гудок». Газета приобрела фантастическую по тем временам популярность не потому, что публиковала статьи о героических железнодорожниках и железнодорожном транспорте, а своей 4-й – сатирической – полосой, на которой публиковались материалы в самых разных жанрах – от стихотворного фельетона до саркастической заметки на злобу дня. Читатели, как было принято в ту пору, мешками слали письма о замеченных недостатках этого самого транспорта и безобразиях на железных дорогах, журналисты-писатели (которым вскоре было суждено стать украшением советской литературы) Олеша, Паустовский и все тот же Валентин Катаев обрабатывали письма и на их основе высмеивали отдельные недостатки. Большинство из тех, кто делал 4-ю полосу, были земляки-одесситы. Это было самое веселое место в литературной Москве. Здесь, как однажды заметит Ильф, царил «пир остроумия». Выходцам из самого остроумного города не уступали заглядывавшие на «огонек» два антипода – Булгаков и Шкловский, соперничал с земляками в искусстве остроумия Бабель. Работать было весело и интересно. Все были таланты, придумщики и шутники.

Это были счастливые, более-менее свободные годы, когда еще можно было в отличие от других сталинских страшных лет не «наступать на горло собственной песне» (Маяковский) и довольно-таки свободно издеваться над некоторыми советскими реалиями.

Так получилось, что летом 1927 года Ильф и Петров вместе собрались в Крым и на Кавказ. До поездки были отношения приятельские. Во время поездки возникли дружеские. Они сошлись – волна и камень. Один – трепетная еврейская душа, другой – закаленная славянская. В отличие от математики (условные) «плюс» на «минус» дал «плюс».

«Змий-искуситель»

В том же 1927-м, после возвращения в Москву, Валентин Катаев в шутку предложил им открыть творческий цех. «Я буду Дюма-отцом, а вы будете моими неграми. Я вам буду давать темы, вы будете писать романы, а я их потом буду править. Пройдусь раза два по вашим рукописям рукой мастера – и готово...» – сказал им в редакции брат, наставник и друг и здесь же немедля изложил сюжет авантюрного плутовского романа со стульями, в которых спрятаны драгоценности, которые ищет герой – плут и авантюрист.

Изощренный Катаев, как змий-искуситель, в «раю» редакции «Гудка» соблазнял двух начинающих литераторов – он популярен, издатели ждут не дождутся его новых произведений, не где-нибудь, а в самом МХАТе идут его «Растратчики», на которых рвется вся Москва…

Кроме того – здесь искуситель прищурился – можно хорошо подзаработать. Но – здесь мэтр выдержал почти мхатовскую паузу – у него сейчас много других творческих планов, времени в обрез, так что берите сюжет и садитесь за машинку.

Искушаемые переглянулись – предложение действительно было соблазнительным. Из одного угла редакционной комнаты им подмигивала слава, раскрывая свои объятия (слава не обманула – после выхода первого романа они действительно прославились на всю страну, а затем и на весь мир), из другого – улыбалось богатство (богатыми они не стали, но пришел достаток, и весьма ощутимый по меркам тогдашней советской жизни).

Национальный бестселлер

Сюжет, предложенный Катаевым, друзьям понравился, и после недолгого раздумья Ильф предложил Петрову писать вместе. Тот согласился, и в тот же день они сочинили план роман, которому будет суждено, говоря современным языком, стать национальным бестселлером (такого понятия в советском лексиконе 1930-х годов не существовало, оно появилось только в рыночные времена).

Осенью первая из трех частей романа была представлена на суд мэтра. Он рукопись прочитал, восхитился и откровенно признался: рука мастера вам не нужна, пишите дальше, этому роману суждены успех и слава. У Катаева был звериный нюх (недаром в «Гудке» он подписывал свои фельетоны псевдонимом «Старик Саббакин»). Единственное, что потребовал несостоявшийся «Дюма-отец» от несостоявшихся «негров» посвятить будущий роман ему и с гонорара подарить золотой портсигар. На что авторы с радостью согласились и с утроенной энергией принялись за работу.

В январе 1928 года роман «Двенадцать стульев» был написан, принят журналом «30 дней» и опубликован. Затем вышел в издательстве «Земля и фабрика», переиздавался миллионными тиражами в других советских издательствах и не раз экранизировался как в Советском Союзе, так и за рубежом. Роман вошел в золотой фонд не только русской литературы – мировой, был переведен на множество языков и пользовался успехом в Европе и Соединенных Штатах.

Та же участь (в положительном смысле слова) постигла и роман «Золотой теленок» с тем же главным героем Остапом Бендером, который был опубликован в 1931 году в том же журнале «30 дней». Роман пользовался у читателей не меньшим успехом, чем первый. Номера из киосков исчезали в мгновение ока, но с отдельным книжным изданием возникли сложности – цензура сочла сатиру поверхностной (!), но вмешался Горький, и роман в 1933 году вышел в издательстве «Федерация».

Успей прочитать, пока не запретили! Семен Никифоров. За чтением. Николаевский художественный музей им. В.В. Верещагина, Украина

Илья Ильф уйдет из жизни вскоре после путешествия по «одноэтажной Америке».

О последнем своем апреле в записной книжке напишет: «Люблю красноносую весну».

Весна кончилась 13 апреля 1937 года.

С его смертью умер писатель «ИльфПетров».

После прощания почерневший от горя – больше, чем друг, в близком кругу сказал: «Я присутствую на собственных похоронах».

Он потерял не просто соавтора – он потерял часть себя…

Евгений Петров погиб 2 июля 1942 года в авиационной катастрофе, пассажирский «Дуглас» шел на небольшой высоте, летчик не заметил холм…

«Клевета на советское общество…»

Романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» впервые увидели свет соответственно в 1928 и 1931 годах. Но то, о чем можно было говорить, писать и печатать в эти годы, и даже в расстрельном 1937-м («Одноэтажная Америка»), нельзя было в послевоенном заидеологизированном под самое не могу 1948-м.

Ильф и Петров в конфликте с советской эпохой не были – соавторы двух талантливых сатирических романов высмеивали уродства и нелепицы советской жизни, только и всего. Но за пять лет до смерти вождя и постепенного демонтажа системы Хрущевым, в самом начале «борьбы с безродными космополитами», когда сталинский режим (строили социализм – построили ГУЛАГ) медленно, но верно изживал себя, превращаясь вместе с «хозяином» режима в «живой труп», разразился очередной идеологический скандал в связи с выходом в свет книги Ильфа и Петрова (включавшей оба романа), в составе «Библиотеки избранных произведений советской литературы», посвященной 30-летию советской власти. Секретариат Союза писателей счел это «грубой политической ошибкой» и принял на этот счет свое постановление. О чем генеральный секретарь СП Фадеев немедленно доложил Сталину и Маленкову.

Из «Постановления Секретариата Союза советских писателей СССР от 15 ноября 1948 г.:

«Секретариат Союза советских писателей считает грубой политической ошибкой издательства «Советский писатель» выпуск в свет книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Ошибка эта имеет тем большее значение, что книга вышла массовым тиражом (75 тыс. экз.) по серии «Избранных произведений советской литературы»…

Секретариат ССП проявил недопустимую беспечность и безответственность в вопросе об издании книги Ильфа и Петрова… Ни в процессе прохождения книги, ни после ее выхода в свет никто из членов Секретариата ССП и из ответственных редакторов издательства «Советский писатель» не прочел этой книги до тех пор, пока работники Агитпропотдела ЦК ВКП(б) не указали на ошибочность издания этой книги…

Секретариат считает недопустимым издание этой книги, потому что она является клеветой на советское общество. Романы Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» были написаны в период НЭПа. Если в то время еще и могла иметь некоторое положительное значение содержащаяся в книге критика нэпманских элементов, то и тогда книга в целом давала извращенную картину советского общества в период НЭПа.

Нельзя забывать, что Евгений Петров и в особенности Илья Ильф, как многие другие представители советской писательской интеллигенции, не сразу пришли к пониманию пути развития советского общества и задач советского писателя. Романы Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» свидетельствуют о том, что авторы преувеличили место и значение нэпманских элементов и что авторам в тот период их литературной деятельности присущи были буржуазно-интеллигентский скептицизм и нигилизм по отношению ко многим сторонам и явлениям советской жизни, дорогим и священным для советского человека.

По романам Ильфа и Петрова получается, что советский аппарат сверху донизу заражен бывшими людьми, нэпманами, проходимцами и жуликами, а честные работники выглядят простачками, идущими на поводу за проходимцами. Рядовые советские люди, честные труженики подвергаются в романах осмеянию с позиций буржуазно-интеллигентского высокомерия и «наплевизма».

Авторы позволяют себе вкладывать в уста всяких проходимцев и обывателей пошлые замечания в духе издевки и зубоскальства по отношению к историческому материализму, к учителям марксизма, известным советским деятелям, советским учреждениям.

Все это, вместе взятое, не позволяет назвать эту книгу Ильфа и Петрова иначе как книгой пасквилянтской и клеветнической. Переиздание этой книги в настоящее время может вызвать только возмущение со стороны советских читателей».

«…ничего положительного»

Секретариат ЦК ВКП(б) на постановление секретариата СП принял свое постановление (вот такая была бюрократия), в котором резюмировал: «Романы Ильфа и Петрова содержат крупные идейные ошибки. Описываемая жизнь советского общества в годы новой экономической политики – авторы не увидели в ней ничего положительного, представили ее в самых мрачных красках. Советские люди выведены в романах ограниченными, смешными и тупыми обывателями, среди которых безнаказанно орудуют аферисты и проходимцы».

Читатель, вам не кажется, что это постановление, пусть с опозданием на десять лет, говорит не только о верном прочтении двух романов Ильфа и Петрова, но и о сути сталинской системы. Правда, авторы постановления такой смысл в него не вкладывали.

«Аферист Бендер» и «бандиты Маркс и Энгельс»

В декабре того же года агитпроп ЦК подготовил записку, в которой говорилось, что главный герой «аферист Бендер» изображен в романах Ильфа и Петрова «наиболее яркими красками». «Золотой теленок» вообще объявили антисоветским произведением, в доказательство чего приводилась цитата из главы о чистке в «Геркулесе»: «Вот наделали делов эти бандиты Маркс и Энгельс». Уже одного этого было достаточно, чтобы обоими авторами занялось МГБ. Но в этом случае оно было бессильно – при всем желании даже советские органы упечь авторов в ГУЛАГ не могли – оба уже давно пребывали не в их власти.

Редакторам, разрешившим выпуск романов, влепили выговор.

На романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» был наложен запрет, который длился вплоть до 1956 года. И только во времена оттепели новое поколение читателей открыло для себя двух замечательных советских (подчеркиваю – советских) писателей.

Романы стали издаваться и переиздаваться, имена обаятельных авантюристов стали нарицательными, фразы героев ушли в народ – их цитировал и стар и млад.

P.S. Что нужно для бессмертия

В литературу войти трудно.

Еще труднее в ней остаться.

Они остались.

Что еще нужно для бессмертия?