Прочтите английских фабричных работников

Из-за отсутствия фотографий Пушкин кажется очень отдаленным во времени, таинственным, ускользающим.  Кузьма Петров-Водкин. А.С. Пушкин в Петербурге. 1930-е.  Государственный музей А.С. Пушкина

Венгерский «Пушкин» – Шандор Петёфи, прожил всего 26 лет, но его уговорили сделать один-единственный дагерротип, благодаря чему у мадьяр имеется подлинный облик великого поэта. История с дагерротипом напоминает детектив – его потеряли, нашли только в середине XX века, почти стертый, долго восстанавливали. В Венгрии ему посвящены сотни публикаций, он является чем-то вроде национального сокровища. И с имеющимися портретами у дагерротипного Петёфи тоже мало сходства – на нас смотрит усталый человек, явно старше своих лет, ничего юношеского и поэтически-восторженного.

От Адама Мицкевича, родившегося на полгода раньше русского собрата, дошли несколько подлинных изображений, в том числе на смертном одре. И опять – фотографический польский бард, конечно, постаревший, резко отличается от молодого романтически-портретного, перед нами скорее чиновник с надутым невыразительным лицом.

Каким был Пушкин в жизни, мы, увы, никогда не узнаем. Надежд найти дагерротип нет, поскольку поэт не дожил до их появления несколько месяцев. Он погиб в январе 1837-го, и в том же году Луи Дагер довел до ума технологию, появились первые снимки, а в 1838-м аппарат впервые запечатлел человека. Не дожил и Лермонтов, увы, до их прихода в Россию. И он тоже остался загадочно-неуловимым. Зато Гоголь успел, и потому он «наш», настоящий, фотографический. На групповом снимке (единственном!) 1845 года с русскими художниками в Риме Гоголь скорее светский щеголь, чем великий писатель. Не могу не упомянуть дагерротип Шопена – он поражает контрастом между возвышенной музыкой композитора и его грубым некрасивым лицом, совсем не одухотворенным, но зато с очень непосредственным выражением, и это изображение ценней всех его портретов, ибо дает нам представление о живом человеке.

Александр Сергеевич совсем немного не дожил до открытия первой русской железной дороги.  Карл Беггров. Поезд Царскосельской железной дороги. 1840-е гг. Эрмитаж

В пушкинском Петербурге изобретатель Павел Шиллинг демонстрировал свой телеграф, но у поэта нет о нем упоминаний. Что до паровоза, то и в этом случае Пушкин не дожил чуть-чуть. Первая русская железная дорога между Питером и Царским Селом открылась в октябре 1837 года. Но сооружение ее началось в 1836 году, так что скорее всего поэт знал о готовящемся эпохальном событии. Не случись роковой дуэли, «Попутную песню» Глинка, возможно, писал бы не на слова бездарного Кукольника. И еще об одном изобретении, только более раннем, конца XVIII века, не упоминает Пушкин – о воздушном шаре. Аэростаты прошли мимо его пера.

Поэт был современником и свидетелем промышленной революции. Но так получилось, что из отмеченных четырех открытий Пушкин опробовал лично только пароход. «Век пара» коснулся его своей водной половиной. При этом он живо интересовался современными европейскими спорами, например, о пролетариате, непосредственно вытекавших из промышленной революции. В своей статье о Радищеве Пушкин писал: «Прочтите жалобы английских фабричных работников: волоса встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой – какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идет о сукнах г-на Смита или об иголках г-на Джаксона… Кажется, что нет в мире несчастнее английского работника, но посмотрите, что делается там при изобретении новой машины, избавляющей вдруг от каторжной работы тысяч пять или шесть народу и лишающей их последнего средства к пропитанию». Отсюда совсем немного до марксизма и «Положения рабочего класса в Англии» Фридриха Энгельса, написанного через несколько лет. Перешагни Пушкин роковой 1837 год, он бы мог сочинять эпиграммы про коммунистов, опередив Алексея Толстого.

Пушкин обратил внимание и на Америку с ее демократией, тогда больше казавшейся заокеанским курьезом: смотри его статью «Джон Теннер». Он вообще был очень любознательным и соответствовал уровню века, но ему не повезло увидеть многое, что мог бы увидеть, из-за несчастной дуэли. И для нас нет Пушкина – пассажира поезда со всем вытекающим в виде попутных стихов и очерков, а есть только пользователь почтовых экипажей и критик станционных смотрителей. Нет его фотографий и нет отправленных им телеграмм. Так что вопреки Платонову Пушкин нам не совсем товарищ. Технологически он больше человек XVIII века.