Символ Холокоста

История, рассказанная в дневнике Анны Франк, не раз была воплощена в кино. Кадр из фильма «Дневник Анны Франк». 1959

Вот на телеэкране мелькнуло лицо этой девочки, известной всему миру: она выглядывает из окна амстердамского дома, а внизу, на улице, заснята свадьба. Любительская съемка была сделана за год до того, как ее семья ушла в подполье, а найдена и обнародована много лет спустя. 25 месяцев голландцы прятали еврейские семьи, пока не нагрянули немцы и всех обитателей этого дома отправили в концлагерь. До боли знакомое лицо, одна из самых известных жертв нациз­ма, символ Холокоста, Анна Франк навсегда осталась в том возрас­те, в каком погибла в концлагере Берген-Бельзен – за два месяца до освобождения Голландии союзниками.

Однако свое имя она обессмертила не злосчастной судь­бой, а дневником, который вела. Анна Франк погибла, а дневник ее выжил. Несмотря на посмертный триумф ее книги, которая переведе­на на десятки языков и до сих пор имеет высокий рейтинг по всему миру, не говоря о популярном фильме 1959 года (три «Оскара»), бесчисленных спектаклях и даже опере, дневник шел к чи­тателю трудно, со скрипом и цензурой. Включая отцовскую – вы­живший в лагерях Отто Франк много способствовал изданию днев­ника своей любимой дочери, но предварительно отредактировал, причесал его, выбросив все, что могло, с его точки зрения, скомпрометировать эту девочку.

(…)

Дневник Анна начала вести ровно в 13 лет, когда он – еще пустой – был подарен ей на день рождения и она сразу же ста­ла делать в нем записи сугубо и исключительно для себя. Но весной 1944 года она услышала в своем убежище радиопризыв: сохранять любые документы, которые станут доказательством страданий народа во время немецкой окку­пации. В том числе – и особенно! – дневники. Странно, но это выступление оказало на Анну противоположное воздействие. Она немедленно начинает переписывать и редактировать свой дневник, продолжая параллельно делать новые записи. Более того, стремясь именно к художественному воссозданию подпольной реальности, Анна переименовывает обитателей убежища, дает им псевдонимы. Долго мучается, какое имя дать себе: Анна Аулис? Анна Робин? Се­мейство Ван Пельс, соседей по чердачному убежищу, Анна назвала Петронеллой, Гансом и Альфредом Ван Даан (в некоторых издани­ях – Петронелла, Герман и Петер Ван Даан). Фриц Пфеффер был заменен на Альберта Дюселля. Так создавался этот подпольный ро­ман, которому не суждено было стать законченным. При всех раз­норечиях в отзывах о дневнике Анны Франк у таких признанных американских писателей, как Филип Рот, Синция Озик и Гаролд Блум, все они сходятся на том, что это первоклассное произведе­ние литературы и у Анны Франк, если бы она выжила, было буду­щее как у писателя.

Помню ее прекрасное русское издание – с предислови­ем Ильи Эренбурга и в переводе Райт-Ковалевой (той самой, которая открыла нашему читателю «Над пропастью во ржи» Сэ­линджера). Документальный роман Анны Франк можно цитировать и цитиро­вать – столько в нем точных наблюдений и тонких мыслей. Трудно даже представить, что они принадлежат девочке-подростку. Они не устарели до сих пор: «Кто наложил на нас эту ношу? Кто отметил нас, евреев, среди других народов? Кто заставил нас так страдать во все времена? Бог сотворил нас такими, и Бог нас спасет. И если мы вынесем все стра­дания и все-таки останемся евреями, то мы, может быть, из обре­ченного народа станем примером для всех. Кто знает, может быть, когда-нибудь наша вера научит добру людей во всем мире, и для этого, только для этого, мы теперь должны страдать. Мы не можем быть только голландцами, англичанами, вообще гражданами какой-нибудь страны, мы при этом должны оставаться евреями, и мы останемся ими».

(…)

Анна Франк осталась навсег­да трагическим голосом эпохи, и ее посмертная судьба пережила ее бренное тело.