Алексей Фененко
Графика © rawpixel, 123RF Free Images
14 октября в Москву с визитом прибыл словацкий депутат Европарламента Любош Блаха. По его словам, он приехал в российскую столицу, чтобы извиниться за русофобскую политику Запада. Сам по себе жест Любаша Блахи смелый и благородный в отношении нашей страны. Однако пока голос словака остается одиноким.
По его словам, он не может больше смотреть на то, как растут подобные настроения на Западе. И здесь напрашивается вопрос: к каким последствиям для ЕС приведет утверждение в нем антирусской «культуры отмены»?
Сама по себе «культура отмены» не нова. Она лишь возвращение шовинизма, преобладавшего в европейских странах до Первой мировой войны. Слово «шовинизм» происходит от полулегендарного солдата Николя Шовена, который, несмотря на личную бедность, до самой смерти оставался верным Наполеону Бонапарту. (В Британии это явление назвали джингоизм – от английского выражения «by Jingo», то есть клянусь Богом.) В отличие от старого национализма шовинизм проповедовал ненависть не к правительству и армии, а ко всему народу враждебной страны – ее традициям, культуре, искусству, образу жизни.
Шовинизм охватил Европу в 1870-х годах под влиянием двух войн – Франко-прусской (1870) и Русско-турецкой (1877). Во Франции разъяренные толпы сжигали в парках макеты Бранденбургских ворот и звали в поход на Берлин; в немецких городках аналогично сжигались макеты сначала Тюильри, затем Эйфелевой башни с призывом к походу на Париж. Сказать что-то хорошее во Франции о немецкой культуре было невозможно, равно как и в Германии – о французской.
Вскоре подобное мировоззрение отравило и австро-русские, а через них и русско-немецкие отношения. Идеи вечного конфликта славян и германцев – панславизма и пангерманизма – стали восприниматься как естественная картина.
Великобритания пережила сначала антироссийский, а затем антинемецкий джингоизм, Япония – сначала антироссийский, а затем антиамериканский психоз, Османская империя – антиславянскую, Сербия – антиавстрийскую истерику. И пресса, и научное сообщество везде призывали к войне, считая ее такой же естественной, как смена времен года.
Смотря, как в странах ЕС исключают Чайковского и Достоевского, сразу вспоминаешь описанные Марселем Прустом времена президента Мак-Макгона, генерала Буланже, массовые манифестации в Люксембургском саду и «свирепый реваншизм» образца 1885 года.
Шовинизм кардинально отличался от холодной войны СССР и США. Коммунизм и либерализм постулировали соревнование двух систем, то есть признавали за оппонентом право на существование и наличие чего-то позитивного. Шовинизм постулировал бы ненависть двух народов друг к другу как естественное состояние. Шовинистам не из-за чего ругаться друг с другом: о чем спорить с политиком, если ты считаешь правильным в идеале уничтожить его страну и его самого? В мире шовинизма нет ни пропаганды, ни «вражеских голосов», ибо люди приучены с детства: нам не о чем говорить с наследственным врагом. Потому в мире шовинизма могли быть открытые границы и свобода путешествий: смотреть на врага безопасно, ибо мы ненавидим его независимо от уровня жизни, постижений и «мягкой силы». Ненависть за то, что мы еще не отомстили врагу за какие-то обиды.
После Второй мировой войны советское, а затем российское общество убедило само себя, что шовинизм ушел в прошлое. Но он возвращается буквально на наших глазах через «культуру отмены» в отношении России. Но здесь возникает интересный поворот. Шовинизм – это огромная бизнес-система, закрепленная в СМИ, культуре, образовании, а теперь и электронном пространстве. Костяк шовинизма составляют бизнес и чиновничество. Вот почему окончание русофобии не станет окончанием «культуры отмены», шовинизм только начнет набирать обороты. Запустив машину шовинизма, ее невозможно остановить без большой войны.
Но шовинизм не может существовать в отношении врага, с которым народ не имеет эмоционального соприкосновения или списка обид. Антирусская «культура отмены» укрепится в Восточной Европе, но для остальной Европы ее запас ограничен. У русских есть свое великое государство, с которым на крайний случай можно не соприкасаться. Раскрутка маховика шовинизма потребует поиска более близкого и осязаемого врага, чем русские. Таким врагом европейцы могут стать только друг для друга. Вот почему разгул русофобии может в перспективе подорвать саму основу европейской интеграции, вернув шовинизм в Европу.
