Даниэль Пеннак На следующий день за Гнусавым действительно пришли. Его оспаривали друг у друга человек десять. Одни утверждали, что пришли первыми. Другие говорили, что они - еще первее. Как только не передрались! А потом опять было молчание. И ожидание. Лохматый и Пес сидели в клетке третьего дня. Весь день. Солнце закатывалось над их утраченными надеждами.
- Пришло время встретить судьбу мужественно, - сказал Лохматый.
- Да, - отозвался Пес и еще теснее прижался к густой кудрявой шерсти.
Ворота начали отворяться.
- Ну вот, - сказал Лохматый.
- Да, - отозвался Пес и совсем зарылся в шерсть друга.
- Мужайся, - ласково проворчал Лохматый. - Выше голову. Когда теряешь все, остается мужество.
Пес поднял голову. Он сидел между лапами Лохматого. Оба, не отводя взгляда, смотрели на ворота, распахнутые в кровавый закат.
Но появился не черный фургон. Совсем другое. Три человека. Какой-то здоровенный тип, красный, как рак, в шортах и в бешенстве. Очень тощая дама, бледная, как репа, в шляпе с цветочками и в бешенстве. И между ними существо, диковиннее которого Пес в жизни не видал: маленькая девочка... Ну, то есть совсем маленькая. Рыжие, прямые, как тростинки, волосы, из-за которых ее голова была как маленькое солнце. Крохотные стиснутые кулачки. И огромный разинутый рот, из которого несся вопль:
- ХОЧУ СОБАКУ!
Позади них маячил директор приемника с гуманным выражением лица.
- Это еще что такое? - проворчал Лохматый.
Ответ грянул разом изо всех клеток:
- Туристы!
Одно только слово "туристы" привело весь приемник в неописуемое бешенство.
- Долой туристов!
- Вон!
- Из-за вас пропадаем!
- Приказ от первого июля - это все вы!
- Туристы - собачья погибель!
- Дайте мне туриста, в клочья разорву!
- К мэру туристов!
Но, перекрывая весь этот лай и вой, в ушах стоял только один звук - вопль, вылетавший из маленького рыжего солнца:
- ХОЧУ СОБАКУ!
- Ну не кричи ты так, будет тебе собака, - рокотал гигантский рак.
- Смотри, моя куколка, видишь, сколько тут собачек? - скрипела репа с цветочками.
- ХОЧУ СОБАКУ!
- Ну да, да, мы поняли. Сейчас папа с мамой выберут...
- НЕТ! САМА ВЫБЕРУ!
- Конечно, конечно, сама выберешь. Вот, смотри, как тебе эта, например? Совсем почти пудель...
- НЕ ХОЧУ ПУДЕЛЯ!
Эти вопли, от которых собаки сперва было оцепенели, теперь приводили их в неистовство. Некоторые кидались на решетку, другие шарахались об стены, все лаяли наперебой:
- Хватит!
- Заткните ее!
- Долой!
- Прекратите пытку!
- Вырубите звук!
- Уберите девчонку!
Но, перекрывая все:
- НЕ ХОЧУ ФОКСТЕРЬЕРА!
Только Лохматый и Пес хранили молчание. Вопли крохотного рыжего солнца резали им слух, и они не могли удержаться, чтоб не скрежетать зубами; но они молчали. Они смотрели на приближающееся трио, и Пес, сам того не замечая, забивался все глубже между лапами Лохматого.
А потом, как-то вдруг, они оказались тут. Прямо перед клеткой.
- ХОЧУ ВОТ ЭТУ!
- Вот эту лохматую овчарку? - воскликнула цветастая репа. - Что ж, неплохая мысль. Красивая собака. Как по-твоему, дорогой?
- Все равно кого, хоть жирафа, только бы это кончилось, - отвечал суперрак, глядя в другую сторону.
- НЕТ, НЕ ЭТУ, ВОТ ЭТУ!
Маленький вздрагивающий пальчик указывал на Пса.
- ЧТО? ВОТ ЭТУ ГАДОСТЬ? - вскричала цветастая репа.
- ДА, ЭТУ!
- НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ!
- ЭТУ! ХОЧУ ЭТУ!
- НИ ЗА ЧТО!
В ярости голос цветастой репы достиг не меньшей убойной силы, чем голос ее дочери. Но Пес ничего больше не слышал. Он отвернулся и, уткнувшись в брюхо Лохматого, лихорадочно твердил сквозь зубы:
- Нет, нет, не хочу, я хочу с тобой, я с тобой не расстанусь... не давай им меня забрать...
- Не дури, - сказал Лохматый, пытаясь скрыть волнение, - это твой единственный шанс, не упускай его.
- Ну и что, все равно я тебя не покину! - крикнул Пес.
И вдруг бросился на решетку, грозно оскалив мелкие зубки, словно собираясь сожрать этих троих.
- ДА ОН ЕЩЕ И КУСАЧИЙ! - завизжала репа, отскакивая назад.
- КЛАСС! КЛАСС! КУСАЧИЙ!
- ХОЧУ ЗЛУЮ СОБАКУ! ВОТ ЭТУ ХОЧУ!..
Вот. Так его и забрали. Кошмарное рыжее солнышко стояло насмерть, несмотря на нервный приступ мертвенно-бледной репы. Призовой омар, тоже на грани нервного срыва, добавил от себя:
- Да пусть берет эту собаку, какого черта! А то еще устроит нам опять голодовку.
Клетка открылась. Директор с гуманным выражением лица протянул руку. Пес уперся всеми лапами и ощерил все зубы. Но Лохматый сам выпихнул его наружу. Одним тычком морды. Тогда Пес перестал сопротивляться. Он тихо плакал на руках у рыжего солнышка, внезапно превратившегося в милую, ласковую девочку, которая гладила его, повторяя:
- МОЯ собака, это МОЯ собака. МОЯ, МОЯ.
Пес был слишком поглощен горем, чтоб уловить то, что должно было бы насторожить его в этих словах. Он просто плакал. И ему казалось, что так он и будет плакать всю оставшуюся жизнь. Не переставая. Но горе - странная штука. Даже в самом глубоком горе мы замечаем всякие вещи, не имеющие к нему никакого отношения. Вот так, не переставая плакать, думая только о том, что расстается с Лохматым навсегда, Пес заметил, что от девочки пахнет яблоками. Странно, тем более что для яблок еще не сезон. Но Псу предстояло скоро узнать: для его новой хозяйки не существовало ни времен года, ни времени суток. Если она чего-то хотела, она получала это тут же. Видимо, сегодня днем она захотела яблок. А вечером - собаку.
Двустворчатые ворота распахнулись настежь. Трое туристов двинулись к выходу под лай и вой обезумевших собак. И вдруг на приемник упала черная тень. Лай как отрезало. Из-под тени дохнуло ветром Настоящего Страха.
