Медведь в противогазе

Друг

Проснулся раз медведь, встал на левую лапу, потом правую к ней приставил и давай рычать на весь лес, да так, что дубы задрожали.

– Кроты под самой берлогой роют, того глядишь, рухнет валежниковая основа! Свиньи без спросу до реликтовой рощи добрались! Дятлов всех уволю – стучат не там, где положено! Волков сошлю на дальнюю опушку к бобрам, чтоб на луну не выли.

Есть ему хотелось, потому и злой с утра. Голод-то не бесплатная раздача бульонных кубиков!

Кряхтя и подминая мох, пошел он к малиннику. Глядь – сумка на ольхе висит, а рядом солдат отдыхает: распластался в тенечке, ромашка во рту, каска набекрень, руки за головой, левая нога на запад, правая на восток нечищеными сапожищами повернуты.

Хвать медведь сумку и бежать. Как на просеке оказался за холмом, сел на пень и мокрый нос в нее засунул – фу! Думал медведь, что сухпайком разживется, но снеди не нашел, только маску чудную: стеклышки глаза прикрывают, трубка гармошкой до земли вьется.

Натянул ее на морду из любопытства, раз вдохнул, два раза выдохнул – тяжело и жарко ему стало, аж в глазах запотело.

Решил снять, а не может!

Закручинился, реветь попробовал, да вместо рева царского «бу-бу-бу» наружу вышло.

Лежит медведь, чуть дышит, мураши по шкуре бегают, зверье рядом┘ зевает.

– Худо тебе оттого, что на чужое добро позарился, – сказал осел и копытом мишку в бок.

Заяц трусливый, но сердобольный подбежал, сел медведю на плечи, трубку на себя дернул.

Снялась маска – жив медведь.

Теперь мишка с зайцем друзья закадычные, а осла на лесоповал сослали.

Подруги

На корявых сучьях гнилой березы устроила гнездо ворона.

Время раннее. Туман над лугом не рассеялся, холодная роса не сошла с трав.

Расправила крылья ворона, зевнула и решила еще поспать. Но, заметив шевеление в гнезде, прилетела сорока, уселась напротив, свесила плоский черный хвост и затрещала:

– Не спишь? А дятлы совсем обнаглели! Синиц заставляют для себя корм добывать!

Хотела ворона притвориться спящей, но, подумав, меланхолично ответила:

– КАР-рупция.

Сорока слов таких не знала и добавить к сказанному ничего не могла.

– А поползни старого филина в чужом дупле замуровали! – доверительно сказала сорока и подсела ближе.

Ворона помолчала, подумала еще разок и решила выдать самое лаконичное суждение:

– КАР-а.

Притихла сорока, так и не поняв, на чьей стороне ворона: хулиганов поползней или вредного болтуна филина.

– Снегирь пузо отъел, как у синьора помидора! – снова попыталась сорока разговорить ворону.

– КАР-навал.

Вспомнила тут сорока о скором празднике, всполошилась:

– Слушай, ворона, я тут перышко для шляпки присмотрела. Полетели – оценишь! Хватит сидеть клушей!

– КАР-олевой! – прокаркала ворона и отвернулась.

– Ха! Вот посмотри на меня: перышко к перышку, хвост чистейшим малахитом отливает. А ты? Как смертишка! Перья растопырила, высиживаешь чего-то. Глянь-ка на меня, глянь, – пристала сорока.

– КАР-ова, – оценив внешность сороки, заявила ворона.

– КАР-аул! Ос-КАР-били! – с такими словами вспорхнула сорока и полетела прочь.

«И чего прилетала?» – подумала ворона, погружаясь в сон.

Пир

Пятница старого Нового года. Утром хозяин втащил в кухню две набитые под завязку сумки с продуктами.

Ура! Этой ночью будет праздник! Нарежут тонкими кусочками дырявый сыр, сырокопченую колбаску с тающими кусочками жира разложат по белым тарелочкам, огурчики, помидорчики, салатики под майонезом расставят в стеклянной посуде и мою любимую селедку красиво разместят на блюде под тонкими колечками лука.

Гуляем! Но только после хозяина, когда он, шикарно отметив, принесет угощения обратно в кухню и уснет.

Обычно наши посиделки заканчиваются похоронными процессиями, тосты за здравие переходят в заупокойные службы. И все из-за скверного хозяйского характера!

Он часто заходит в кухню, включает ослепительный свет и шлепает свернутой газетой по моим коллегам и родственникам.

Хозяин не любит нас – злой. Однажды мой друг Петька польстился на картонный домик, любезно предоставленный нам хозяином для жилья, красивый такой, вкусно пахнущий.

Вошел в него Петька и прилип – лапы увязли в клей. Неприятность такая: мы едим, пьем, а Петька смотрит на нас голодными глазами, но ничего сделать не может.

Через неделю вознес Петька тонкие усики к потолку, сказал: «О, великая богиня Пруссия! К тебе иду!» – и лапки склеил друг.

Жалко Петьку – не побегает он по оранжевым шарикам икры, не вдохнет аромат пролитого вина. Помяну сегодня его добрым словом.

Пожар

Сидя на витых нитях бахромы желтого абажура, житель заметил падающую из руки хозяина недокуренную сигарету.

Житель был легким. Уцепившись за канатик, он легко преодолел расстояние до матового прямоугольника стола. Шлеп! Пробежал шестерней гибких лапок по календарному листку – пятница, 13. Обогнув коньячную бутылку-колонну, прошелся по каменистой крошке шоколада, задержавшись у натянутого мениска капли лимонного сока, полюбовался на свое вытянутое отражение и вновь отправился в путь, вспомнив про опасность.

Между тем окурок прожигал лежащую у дивана стопку газет и журналов. Клацая язычками, сине-желтый зубчатый огонек ел статьи и рубрики, предварительно сделав черно-белые страницы коричневыми┘

Рыжий персидский кот Васька, паникуя, вонзал когти в поролон диванной подушки. Первобытный страх проснулся в его животном мозгу.

Кот беспомощно таращил продолговатые зрачки, вжимал курносый нос в мягкую шерсть с усами, напоминавшими старую рыболовную леску. Хозяин крепко спал.

Житель спустился по канатику на пол и побежал по пыльным половицам к двери. Из щели устрашающе гудел сквозняк. Зажмурившись и прижимая тельце к порогу, с усилием перемещая лапки, житель вывалился в коридор, когда дедушка сосед Лебедкин набирал 01.

«Паутину мою жалко! И кота больше такого ни-ког-да не будет!» – подумал житель, направляясь в ванную.