Ирина Сироткина Вадим Руднев. Характеры и расстройства личности. Патография и метапсихология. - Москва: "Класс", 2002, 264 с.
В Советском Союзе жанр патографии был non grata - как и вообще все попытки дать биологическое объяснение социальным феноменам, свести литературу к душевной болезни или невротическому симптому. Лишь в конце 1980-х гг. патографии вышли из подполья, и сейчас на книжных полках все больше литературы этого жанра, как переизданной, так и новой. К ней относится и книга Вадима Руднева, по крайней мере ее первая половина.
Автор пытается построить очередную типологию характеров и описать присущий каждому типу дискурс. Он берет за основу типологию Кречмера, постулирует, что каждому характеру свойственен определенный тип психологической защиты (по Фрейду), и множит все это на классификацию модальностей языка (что ближе к проекту Лакана). После удаления лишних категорий получается список из шести характеров, которые автор также называет "механизмами жизни". Эти механизмы, как поясняет автор, "всегда связаны со следующей риторической фигурой: человек думает, что он делает одно и с такой-то целью, а на самом деле он делает (или за него делает его конституция) совсем другое и с другой целью". Это обстоятельство настолько фундаментально, что саму жизнь автор определяет как "цепь ошибочных действий, обусловленных конституционально".
После такого траурного зачина, по сравнению с которым Фрейд с его "болезнями цивилизации" выглядит жизнерадостным оптимистом, автор переходит к исследованию дискурса. Первые три главы посвящены дискурсу "обсессивному", "истерическому" и "эпилептоидному". Вторая часть книги, озаглавленная "метапсихология личностных расстройств", - это попытка описать патологию сознания при депрессии, паранойе, галлюцинациях и бреде величия. В приложение вынесена глава о "метафизике рекламы", написанная также с психоаналитических позиций. Не имея возможности отдать должное последней части книги, скажу еще несколько слов о части первой, патографической.
Несмотря на свой радикализм, авторы патографий, как правило, остерегались трогать самых почитаемых людей. В русской литературе такими табуированными для психиатров писателями долгое время оставались Пушкин и Толстой, но лишь до тех пор, пока в ХХ веке и на них не нашлись свои патографы. Тем не менее в лучших традициях психиатров XIX века Вадим Руднев избавил от диагноза Пушкина, Толстого, Некрасова, Достоевского и Фета; все они, по его словам, принадлежат к "конституционально сложным личностям" со слишком "сложным мозаичным сознанием". Зато поэтам и писателям Серебряного века, как и Олеше, Маяковскому и многим другим, повезло меньше. В прочтении автора их работы обнаруживают те или иные патологические черты. Так, обсессивный дискурс Маяковского обусловлен его анальным характером. Тем, кто в этом сомневается, автор предлагает "представить себе на мгновение чисто визуально образ, который лежит в названии поэмы "Облако в штанах". Если вы, читатель, думаете, что "облако в штанах" - это образ влюбленного мужчины, беззащитного перед нахлынувшим на него чувством, - вы ошибаетесь. Автор объяснит вам, облако в штанах - "это зад".
Как читатель, наверное, уже понял, книга Руднева - для любителей психиатрии, а не литературы. Первые, возможно, найдут здесь близкие сердцу упражнения в интерпретации. Последние и после прочтения книги останутся при убеждении, что психопатологический анализ литературы попадает мимо цели. Они вряд ли согласятся, например, с тем, что стихотворение Константина Рылеева "К временщику" - это "сублимативная проекция неприятных черт самого эпилептоида", а не смелое выступление против садиста Аракчеева, на совести которого не одна засеченная насмерть деревня. Или с тем, что страдания Эммы Бовари проистекают от ее собственного эпилептоидного характера, а не от пустоты жизни. Или с тем, что "поэзия вообще является своего рода культурной обсессивной гиперзащитой". А вот с тем, что "любой характерологический диагноз┘ обнаруживает лишь культурно-психологическую ангажированность того, кто его ставит", любители литературы, пожалуй, согласятся. Лучше, чем автор, об этом и не скажешь!
Дарья Гармоненко 