Юлия Дурнеева Russian Imago 2001. Исследования по психоанализу культуры. - СПб.: Алетейя, 2002, 562 с.
Оставьте мою душу в покое.
Родина
Сборник статей "Russian Imago 2001" состоит из исследований российских и зарубежных авторов в жанре прикладного психоанализа. Теперь это уже ежегодник, так как ему предшествовал "Russian Imago 2000", а сейчас готовится к выпуску "Russian Imago 2002".
Идея проекта весьма претенциозна - возрождение российской духовной традиции через прикладной психоанализ русской культуры, то есть с помощью экстраполяции психоаналитических техник и понятий на литературу, фольклор и т.д. Ни для кого не секрет, что клинический психоанализ вот уже столетие никак не приживется на российской почве, и отчаянным призывам горстки отечественных психоаналитиков "Все на кушетку!" до сих пор никто не внемлет. Однако прикладной психоанализ явно процветает, более того - распространяет сферу своего влияния на все и вся. Свидетельство тому - сборник "Russian Imago". К чему только не "прикладывают" психоанализ авторы этого издания, кто только не оказывается у них на кушетке: здесь вам и любимые литературные персонажи, и герои сказок, и знаменитые писатели, и художники, и даже сама Родина-мать.
Хотя сборник не отличается особой концептуальной стройностью и целостностью, весь материал здесь можно разбросать по нескольким рубрикам: психоанализ творчества, психоанализ российской культурной среды, психоанализ сказочной культуры, методология прикладного психоанализа.
Все работы, посвященные психоанализу литературных произведений, грешат психологическим редукционизмом, то есть сведением всего многообразия творчества к нескольким психоаналитическим комплексам автора. Материал исследования, таким образом, несколько обесценивается: сам по себе роман "Мастер и Маргарита" не так уж важен для аналитика, важно обнаружить первичную сцену в биографии автора, определить, на какой стадии психосексуального развития - оральной, анальной или генитальной - застрял писатель или его персонаж. И уж, конечно, никак не обойтись без пресловутого Эдипа. С этой точки зрения интерпретации художественных произведений не отличаются особым разнообразием: отрезанные головы героини из новеллы По и Берлиоза из романа Булгакова авторы, не сговариваясь, интерпретируют как символы кастрации, а алкоголизм По и Ерофеева объясняется регрессией к оральной фазе развития, связанной с невозможностью матери (в случае с Ерофеевым - символической Родины-матери) удовлетворить младенца. И уж, конечно, все бутылки и сигареты из поэмы "Москва - Петушки" совмещают в себе символы материнской груди и фаллоса. При этом грань между автором и его творением совершенно стирается.
Однако не стоит уж совсем отказывать психоанализу в продуктивности применения к литературному творчеству. Как только аналитик выходит за рамки психоаналитических клише и штампов, получаются весьма глубокие объяснения и наблюдения. Например, весьма интересен анализ мотива слепоты в произведениях Михаила Булгакова и его связь с реальной болезнью автора, или объяснение обилия крови в новеллах По туберкулезными кровоизлияниями его близких: матери, возлюбленной.
Особо стоит отметить работу Медведева "Русскость" на кушетке. Опыт прикладной супервизии случая Человека-Волка", которую мы условно отнесли к тематической группе "Психоанализ российской культурной среды". Именно эта статья наиболее полно отвечает идее проекта "Russian Imago". Автор исследования отмечает, что, работая с русским пациентом Сергеем Панкеевым, Фрейд очень тонко и точно вскрыл психологические основания "русскости", поставив, таким образом, неутешительный диагноз целому народу. Здесь вам и скрытая вечная женственность Родины-матери, и патологическая от нее зависимость, идея избранности народа и связанная с ним жертвенность и мазохистичность, и роевой тип психики. Здесь, пожалуй, остановимся, так как дальнейшее погружение в патологические глубины русской идентичности возмутит читателя с обостренным чувством национального достоинства. Итак, случай Панкеева навел Фрейда на идею социальной терапии, основанной на "ломке филогенетической наследуемой схемы культуры". Автор исследования совершенно справедливо замечает, что эта идея излечения целых народов посредством психоаналитической кушетки потерпела крах. Фрейд проиграл не только как теоретик, но и как практик, так как терапевтический эффект психоанализа на Панкеева свидетельствовал о том, что "русскость" не лечится. Несмотря на некоторую терминологическую перегруженность и тяжеловесность изложения, это исследование, на наш взгляд, самое и интересное в издании.
По прочтении этого сборника можно вообразить себе следующий диалог на приеме у врача-психоаналитика. "Ну, на что жалуетесь?" - спрашивает врач. "Я русский", - обреченно отвечает пациент. "А┘ так это неизлечимо", - заключает психоаналитик. Остается только усомниться: так уж все плохо с Родиной-матерью, что подходить к ней стоит исключительно с позиций патологии?!
