Кино глазами литературы,

Тот, которого заказали
(Who is Cletis Tout?).
Автор сценария и режиссер Крис Вер Виель (Chris Ver Wiel).

Как говорил покойный Юрий Михайлович Лотман, для понимания литературы недурно исходить из вещей принципиально не сводимых и непереводимых на ее язык - например, кино. Но есть сорт фильмов литературной Психее вполне соприродных. Новая американская комедия "Who is Cletis Tout?" - из таких, даже если сама этого не имеет в виду. Она настоятельно предлагает взглянуть на кино глазами литературы, которая на протяжении всего XX века - на уровне практики и теории - пыталась разрабатывать проблемы, затрагиваемые в этом, казалось бы, ни на что не претендующем фильме. Но сначала о сюжете.

Еще дотитровое начало - разговор двух туповатых гангстеров о Берте Рейнольдсе. Параллельно еще неопознанный зрителями знаменитый киллер по кличке Критик Джим (в исполнении Тима Аллена) смотрит в полупустом зале фильм. Сентиментальный, комически-патриотичный и необыкновенно изобретательный, он обожает две вещи - свою работу и старое кино. Его нанимают убить главного героя, и вот он уже в дверях отельного номера Клетиса Тота (Кристиан Слейтер) с пистолетом у его головы. Критик тут же пускается в разговор, конечно, о кинематографе. Боже, что с ним стало?! Дурные мизансцены, трюки, смятые концовки... Не то что старый добрый Голливуд - там был железный сюжет... "Я знаю один", - робко встревает Тот. "Зацепи, заведи меня", - требует киллер, и Клетис начинает свой рассказ. И весь фильм - это история Клетиса Тота, рассказанная им самим.

1977-й. Уличный фокусник, создав с помощью кинокамеры полнейшую иллюзию пребывания внутри огромного красного шара, тем временем грабит расположенную рядом Алмазную биржу. Вместе с маленькой дочерью он зарывает бриллианты за городом, но попадается и получает срок в 25 лет (камешки же на 4 млн. долларов остались лежать в коробке кладом). В тюрьме с фокусником Майка Тобиасом (Ричард Дрейфус) и встречается Тот, которого в автобиографическом рассказе зовут Финч, - на воле он занимался подделкой документов. Они бегут. Колоритный друг Финча, патологоанатом, помогает им создать новые личности и документы - из людей уже умерших. Майка получает имя бывшего клерка, которого нашли головой в камине, Финч - репортера Клейтиса Тота, уничтоженного за то, что он заснял на видео убийство сынком одного из главарей мафии проститутки и пытался его шантажировать. Гангстеры решают, что убрали не того. В охоте за возродившимся Тотом (нем. tot и есть мертвый) погибает Майка. Тут мафия и вызывает Критика Джима, который участвует в выслеживании ловкого мошенника. Уже со взрослой дочерью покойного Тот едет за камнями, но клад оказывается на территории тюрьмы общего режима, которую возвели за это время. Тот сдается полиции, чтобы она укрыла его в этой тюрьме как самом надежном месте. С помощью почтовых голубей он переправляет на свободу все бриллианты. Выйдя из укромного заключения, он в обмен на видеокассету получает свободу (полиция уже знает, что он не Тот, но на суде это бы сломало все обвинение: если он не тот, за кого себя выдает, то ничего не стоит как свидетель). Клетис-Финч отправляется в отель, где спрятаны камни (дочь собирается в Канаду, довольствуясь лишь семейной фотографией из памятной коробки), но здесь его и настигает Критик, которому он рассказывает всю историю. Джим отпускает его с горстью камушков, убрав киллеров. Под заключительную цитату провожающего его до вокзала Критика из фильма "Завтрак у Тиффани" Тот-Финч в счастливом поцелуе сливается с возвратившейся возлюбленной. Хеппи-энд.

Перед нами кино о кино, когда предметом является сам язык, средства и возможности киноповествования. Любая отсылка в любом фильме не к реальности, а к другому фильму приводит к тому, что текст оказывается частью реальности, а не фильма. Текст выражает реальность, а не отражает ее. Но при этом повышается семиотический ранг текста, который, с другой стороны, мгновенно повышает меру условности. "Who is Cletis Tout?" - головокружительный метатекст. В самом начале Тот предлагает киллеру свою историю как сюжет для фильма, который вместе с комментариями и конечным вмешательством в него Критика образует всю историю этой ленты. То есть лента создается изнутри, самими героями. Это не просто фильм в фильме, текст в тексте, птичья клетка с двойным дном, если использовать образ самого фильма, но контроверза рассказа и показа.

На самом деле говорит не Тот, а Критик. Театрально-камерный диалог между ними, проходящий через весь фильм, создан следующим образом: как только начинает рассказ Тот, это преобразуется в визуальный ряд и демонстрацию истории (никакого голоса за кадром). А этот показ, как кекс, перпендикулярно нарезается Критиком, который прерывает Тота своим вербальным вмешательством. Он, оправдывая имя, действительно выступает в роли кинокритика: комментирует рассказ, задает вопросы, делает предсказания и возможные варианты развития, делит действие на акты, пытается понять мотивы и поступки героев и т.д. Он делает фильм. К тому же Критик Джим изъясняется исключительно цитатами из старого кино. Как истинно модернистский герой, он не переносит никакого авторского контроля. В фильме сценариста и режиссера Криса Вер Виеля нет автора. Он полностью передает свои полномочия героям. Все в воле персонажей. Бахтин был бы в восторге. Набоков говорил о самозарождении своего героя Гумберта Гумберта: "Он возник, когда я писал книгу". Симптоматично, что Критик, пересыпая свою речь цитатами, указывает только название фильма, кинокомпанию и год и никогда - имени режиссера.

Кинокамера из инструмента, внешнего фильму глаза, становится одним из героев текста - она помогает в ограблении, побеге из тюрьмы и создании персонажем новой личности.

И весь фильм - огромный текст самосознания Финча-Тота, который посредством кино доходит до самой своей сути. "Он не за видеокамерой, а перед ней!" - восклицает полицейский, обнаруживший, что перед ними не папарацци Тот, а объект тюремной видеокамеры Финч. Вернее было бы сказать, что он и "перед" и "за". В качестве фальшивого Тота он оказывается глазастее и много правдивее настоящего Финча, стряпающего направо и налево фальшивые документы (Критик тоже вольно определяется, из наемного убийцы превращаясь в спасителя). Клетис-Финч не приключением, в котором он простой персонаж, а самим фильмом, который он придумывает внутри "Who is Cletis Tout?", устанавливает истину и находит-таки себя, делая внутреннее судьбоносно-окончательным и объективированным "снаружи".

Двигаясь от начала к бесповоротному и положительному концу, фильм делает витки, петляет, возвращаясь к эпизодам и мизансценам, которые уже были на экране. Так, разговор туповатых гангстеров о кино, с которого начинался фильм, перед решительной развязкой повторяется, только теперь в роли судьи и знатока жизни в него вмешивается Критик. Действие разворачивается не линейно, а как бы ступенчато, углублением сущности. Финч-Тот вспоминает о своем житии закоренелого преступника, и это одновременно (!) - сценарий будущего фильма. Он может вырваться в какое-либо осмысленное будущее, лишь разобравшись со своим прошлым. И он это блистательно проделывает.

Единственная фраза, которую Критик цитирует не из кино, а "вспоминает" из литературы, как бы заново придумывая: "Вы думаете, что трудно выйти из тюрьмы? Нет, попробуйте туда попасть!"... "Fireworks Pictures", 2002.