Просто критика

Михаил Ремизов. Опыт консервативной критики. - М.: Прагматика культуры, 2002, 112 с.

Коллеги называют Михаила Ремизова (уважительно) "юным философом" и иногда сравнивают с Вейнингером. Впрочем, поводом для подобного сравнения здесь может выступать только возраст. И, разумеется, некоторый радикализм, свойственный возрасту (24 года).

Но радикализм Ремизова принципиально отличается от радикализма Вейнингера: если Вейнингер был всего лишь сексистом, то Ремизов столбит за собой право на тотальное презрение. И основой этого презрения выступает нечто, более (по Ремизову) фундаментальное, чем пол или возраст: речь идет о Государстве. Причем не о современной РФ-ии, которую Ремизов основательно гвоздит по всем направлениям. "Ведь если что и придает нынешнему государству тень жизнеспособности, то лишь его согласие не быть слишком откровенным на счет своего происхождения" - это сказано о новой России. И о новейшей русской истории: "В представлении русского консерватизма или, если угодно, русского исторического сознания ее как таковой не существует".

А что существует? Ремизов - верный последователь Карла Шмитта, поэтому реальность должна быть связана с некой волей, с готовностью принять историческое решение, отменяющее существующие правила игры. И с готовностью противостоять - на равных - чужому такому же решению. В этом ключе Ремизов рассуждает об Америке, утверждающей свой мировой суверенитет, действительно вполне по Шмитту (эссе "Я выбираю свободу"). Но не следует забывать, что опыт Третьего рейха в большей степени опроверг идеи Шмитта, чем даже советский опыт опроверг идеи Маркса: если советский марксизм, мягко говоря, не вполне тождествен марксизму как таковому, то Третий рейх был сознательно выбран самим Шмиттом в качестве образца правильного государства - в качестве практического ответа на вопрос о том, как возможна юриспруденция.

Ремизов нигде напрямую не оговаривается о печальном опыте своего великого учителя, однако, видимо, учитывает этот опыт: в построениях Ремизова свободное решение вовсе не является источником дальнейшей формальной легитимности. Это не решение о законах (пусть новых законах, которые придут на смену старым). Это просто свободное решение - при полном осознании того факта, что "всякая свобода брутальна". Поэтому окрыляющее (и оправдывающее) Ремизова философское государство, безусловно, не есть государство философов, ограниченных требованиями строгости рассуждения, и, разумеется, не есть государство юристов. Это государство истории, государство исторического факта - не того факта, который всем приходится учитывать, но того факта, перед которым ставят.

Как можно увязать консерватизм с подобным волюнтаризмом? Едва ли на эмоциональном уровне: ницшеанский пафос ремизовских текстов скорее революционен. Однако революционность эта лишь внешняя, скорее относимая к тому самому возрастному радикализму, нежели к осознанной позиции. А осознанная позиция - чисто философская. Ведь философия - не что иное, как критика основ, в данном случае - критика основ текущей политики. И если критика ведется не с позиций некоего утверждения, если это просто критика (т.е. просто философия), то она поневоле оказывается именно консервативной. Ремизов, таким образом, свободен от ловушки, в которую угодил Шмитт: нам не предлагается концепция правильного государства (а ведь любое правильное государство чревато Третьим рейхом). Нам предлагается тотальное презрение, причем презрение аргументированное, - тотальная критика идеала как "беспочвенного, благонамеренного, пустотного сознания", загрязняющего воздух истории.

И это здорово. Лишь только философия обращается к позитивным идеалам, она превращается в мифотворчество, т.е. сама становится лакомым объектом для философской критики. Мифотворчеством Ремизов не занимается. Перед нами философия в ее чистом виде - пусть и облеченная в дешевый костюмчик актуальной политической полемики.