Евгений Васильев Искусство управления / Сост., пер., вступ. ст. и коммент. В.В. Малявина. - М.: Астрель, АСТ, 2003, 432 с. (Китайская классика: новые переводы, новый взгляд.)
Крупнейший российский китаевед Владимир Малявин, видимо, твердо решил растолковать нам все стороны устройства и бытия китайского социума. В вышедших за последние полтора года восьми (!) книгах он анатомировал боевые искусства, философию, любовь, военную стратегию. Теперь настал черед политики. Вернее, тех принципов, которые в Китае традиционно кладутся в основы политической стратегии и управления.
Автор попытался ответить на вопрос: почему тысячелетиями власть в Китае сохраняла необыкновенную действенность, способность держать в повиновении и при необходимости мобилизовывать для чего-то гигантские массы людей, почти не прибегая при этом к принуждению. Порядок в стране - за исключением "периодов смут" - сохранялся. При этом большинство жителей Срединной империи "умирали, так и не увидев в лицо не то что государственного чиновника, но даже его представителей из числа мелкого служивого люда".
Причин тому много. Но главная, как считает автор, заключается в том, что "устрашающая сила власти" в Китае вовсе не обязательно выражается в реальных фактах принуждения и насилия (хотя в принципе всего этого в китайской истории предостаточно). Китайцы это осознали и взяли на вооружение давно, еще до нашей эры. А вот в Европе - много позже: "Макиавелли первым заметил наличие тайной связи, нечто вроде сговора, между властвующим и повинующимся в пространстве власти, которая действенна и реальна в той мере, в какой остается еще не реализованной угрозой. Осуществление же этой угрозы как раз и убивает власть". Но в Европе так рассуждали единицы, а вот в Китае "недеяние власти" стало нормой.
Пытаясь докопаться до основ, до сути, Малявин заново перевел шесть древних трактатов о китайской науке управления, притом один из переводов - "Гуй Гуцзы" (Философ Чертовой долины), посвященный стратегии общения, - вообще впервые появился на одном из западных языков. Но я бы посоветовал не пренебрегать предисловием к книге, представляющим, по сути, самостоятельное, детальное исследование. Автор здесь предпринял попытку рассмотреть существо политической идеи Китая как целое, но в его разнообразных проявлениях. Общие понятия не просто излагаются, но рассматриваются в их метаморфозах и модуляциях в различных учениях.
Сам Малявин (в беседе) раскрыл свой метод таким образом: "Это, как кристалл, опущенный в какую-то питательную среду, он растет и структура его усложняется. С течением времени отсекаются крайние точки зрения, которые оказываются какими-то тупиковыми вариантами развития исходной интуиции китайцев".
Но в чем же заключается суть "исходной интуиции" как политической идеи Китая? Она представлена в понятии ритуала. Ритуал есть соотнесенность человека с другим человеком. При этом, подчеркивает Малявин, надо иметь в виду, что в Китае базовое понятие - не сущность и не бытие, а со-бытие. Китайская мысль, китайская цивилизация занималась в основном тем, как человек соотносится с другим человеком.
Но это и есть, по сути, китайская политика. В определенном смысле политическая идея лежит в самом центре китайской цивилизации. Ее концепция принципиально авторитарная. В том смысле, что власть всегда есть. И она есть реальность безусловная и абсолютная. Она и воплощает в себе отношения между людьми.
В сущности, в понятии власти, считает Малявин, нет ничего китайского. Еще Гераклит говорил, что власть подобна удару молнии. Которая действует еще до того, как она оформляется. Это как у животных: они могут иногда сойтись, посмотреть друг другу в глаза, и им даже драться друг с другом не надо.
Власть как бы возникает спонтанно, а цивилизация лишь оформляет ее, структурирует то, что есть в жизни. Авторитарная структура власти предполагает двухслойность организации мира и общества. И образ ее может быть обозначен двойной спиралью. Точка схода этой спирали - Дао, своего рода точка покоя, где все сходится. Сходится центростремительная сила и сила центробежная. Движение вовнутрь обязательно предполагает движение вовне. Давать обязательно предполагает взять. Правитель - это тот, кто относится к центростремительному движению. Это Внутренний покой. Отрешенность. Он ни от кого не зависит. И поэтому он правитель. Тот, кто мобилизует в себе центробежное усилие, тот, кто ни от кого не зависит. Не потому, что другие кланяются ему, а потому что он воплощает собой абсолютную предсобытийность. Все прочее есть лишь внешнее оформление, артикуляция. И если кто-то этому противится, то, разумеется, ему голову долой. Ибо это нарушает мир и порядок.
Но самое интересное, замечает Малявин, в другом. Исторически китайцы радуются жизни, занимаются своими делами и при этом вообще не думают о верховном правителе (императоре). Где власть в чайна-тауне? Ее нет практически. Никто ее не боится. Чайна-таун как бы вне политики. Там нет доктринализации и идеологизации. Все едят, пьют и гуляют. Да, есть авторитеты, мафия, но это как бы внутреннее измерение порядка. Политика не видна на поверхности жизни. Политика как публичное действие (в европейском понимании) не существует. Публичности нет, зато есть структурированность.
Какова реальность, показывающая их соотнесенность между собой? По даосским понятиям - это взаимное (правителя и управляемых) забытье. Правитель не думает о народе, народ не думает о правителе. И именно в этой точке, считает Малявин, осуществляется "абсолютная коммуникация". То есть мы едины тогда, когда мы не думаем о единстве. Китайская теория предполагает именно такую модель власти, которая, как легко заметить, в корне отличается от западной.
В Поднебесной, правда, были попытки отхода. Например, при легистах - почти две тысячи лет назад, или при Мао Цзэдуне. То есть были попытки идеологизировать эту схему. Но все они провалились. Народ, как утверждает Малявин, за теми, кто хотел вывести Китай из "взаимного забытья", не пошел.
